2. Друзья
2. Друзья
Должно же было так произойти, что в ту же школу поступил учиться на врача друг Лу Хао-дун. Вэню определенно везло. Конечно, они будут жить вместе! Вскоре к ним присоединился еще один боевой товарищ: студент Чжэн Ши-лян из Шанхая. Его отец стал жертвой вымогательств маньчжурских чиновников, доведших старика до могилы. Друзья почти не разлучались. Вечером, в комнате, которую занимали Вэнь и Хао-дун, завязывались задушевные беседы о предстоящей борьбе. Делились мнениями. Высказывались различные точки зрения. Все трое, несмотря на молодость, успели много узнать, прочитать, а главное — передумать. Дума была одна — про свободу и возрождение родины.
В Цуйхэне, у края китайской земли, Вэнь и Хао-дун чувствовали себя пионерами — разведчиками будущего. В Кантоне, огромном городе, где переплетались многие противоречия китайской действительности, трое друзей-единомышленников ощущали уже тяжесть ответственности за это будущее. Ни один из них не предавался пустым мечтаниям. Будущее вовсе не рисовалось им волшебным островом на неведомой реке. Впереди они видели бой; слышались им не звуки нежной лютни, а треск выстрелов. И Вэнь и его друзья понимали, что предстоит жестокая и, быть может, долгая борьба и что она наверняка потребует много жизней, возможно и их собственные. Что же рождало в них решимость, бесстрашие, презрение к опасности и к смерти? Их нисколько не занимало, доживут ли они сами до торжества революции. Разве они думали о себе?
Три друга в долгих беседах завершали ту работу мысли, которая началась на Гавайях, продолжалась в Цуйхэне, в Гонконге, в Кантоне. Их было всего трое, и тем не менее это уже организация, первая тайная революционная организация, из которой потом вырастет партия. Что означала эта тройка по сравнению с громадным аппаратом насилия и расправы цинского правительства? Нельзя сравнивать желудь с дубом.
Но дуб заключен в желуде.
В Кантоне их было трое. Никто о них еще ничего не знал. И сами они еще ничем не дали о себе знать. Революционные идеи, которые они несли в себе, о которых беседовали друг с другом шепотом, были семенами, готовыми пасть в толщу народа, где им предстояло развиться, дать ростки, а потом могучие корни, так, чтобы дерево свободы могло противостоять любой буре.
Однажды, когда друзья обменивались мнениями о том, что делать, Чжэн Ши-лян сказал:
— Нужно установить связи с тайными обществами.
Под большим секретом он открыл своим друзьям, что состоит членом тайного общества «Небо, земля и человек», или «Триада», и связан, кроме того, с другим тайным обществом — «Старшие братья». Ши-лян хорошо знал историю этих обществ, существующих в Китае давным-давно, сотни лет. «Триада» — одно из старейших и наиболее сильных. Были и другие тайные общества, но самые значительные и массовые — это «Триада», «Старшие братья» и «Факельщики». Первое действовало на Юго-Востоке, второе — в Центре, третье — на Севере. Входили в эти общества сотни тысяч людей — главным образом разорившиеся крестьяне, ремесленники-бедняки, бывшие солдаты, обедневшие мелкие торговцы. Назвать их революционными организациями можно только с большой натяжкой. Более всех других революционные настроения были сильны среди «Факельщиков», ведших замечательно упорную и длительную вооруженную борьбу с маньчжурами в одно время с операциями Тайпинской революционной армии и после ее гибели. Среди китайских эмигрантов в зарубежных странах широко рас пространены отделения тайного общества «Красный клан». Проповедовали эти общества примитивные идеи равенства, иногда оказывались под влиянием реакционеров. Вот что Ши-лян поведал друзьям.
— И ты думаешь, что связи с этими обществами могут нам пригодиться? — спросил Вэнь.
— Не только думаю, но убежден в этом. В настоящее время «Триада» — единственная организованная антиманьчжурская сила на всем Юге.
При содействии Ши-ляна Вэнь стал членом тайного общества «Старшие братья».
В жизни Вэня наступила вдруг новая перемена. А-мэй сменил гнев на милость. Прислал письмо и деньги. Обещал помогать, раз теперь уже шла речь о получении Вэнем диплома врача. И в то же время Вэнь узнал, что в Гонконге открылся медицинский институт, где преподавали известные в то время специалисты. Почему Вэня заинтересовала медицина. Он хотел иметь такую профессию, которая позволила бы ему установить тесный контакт с народом.
Решил ехать в Гонконг. Доктор Керр рекомендовал Вэня, и его приняли. Это было в 1887 году. В числе руководителей Вэня оказался знаменитый в то время хирург сэр Джеймс Кентли. Учился Вэнь отлично. И неплохо шла революционная пропаганда среди студентов китайцев. В 1887 году, когда Вэнь поселился в Гонконге, с ним подружились еще трое студентов: Чэнь Шао-бо, Ю Шао-вань и Ян Хао-лин. Бывал наездами Лу Хао-дун. В Кантоне продолжал работу Чжэн Ши-лян.
Итак, теперь их шестеро — в шесть раз больше, чем в 1883 году. Вэнь и его друзья вели активную революционную пропаганду. Не всем китайцам студентам это нравилось. Были такие, которые со страхом смотрели на смельчаков и сторонились их. Подумать только: призывают к свержению династии!
Безумцы!
Сунь Вэнь поселился в одной квартире с новыми друзьями. И время проходило так же, как несколько месяцев назад в Кантоне: спорили, обсуждали, обменивались мнениями, проверяли друг друга. Но сейчас они были старше, потребности выросли — они решили вшестером прослушать курс истории революционного движения в родной стране, а потом и в других странах. Вэнь читал по курсу историю тайпинской революции. Пригодились и рассказы дяди — тайпинского солдата.
В большом ходу среди маньчжуров тогда были идеи «самоусиления». Говорили, что Китай станет равноправной державой, как только обзаведется современными вооруженными силами.
Во время одной из дискуссий Ши-лян, приехавший в Гонконг, заметил, что нужны не реформы армии и флота, а революция, которая быстро обновит страну сверху донизу. Это была правильная, смелая мысль. И она стала ведущей общей мыслью всех друзей Вэня и его самого. Так они поднимались в своем развитии с одной ступени на другую, более высокую.
В медицинском институте Вэнь провел пять лет. Учился прилежно. Кентли был от него в восторге. Сказал ему:
— Вы прирожденный хирург. Совершенствуйте свои хирургические способности, займитесь по-настоящему хирургией.
— А если потребуется ваша помощь, могу ли я на нее рассчитывать? — спросил Вэнь.
Кентли, не раздумывая, ответил:
— Можете!
Институт был окончен в июле 1892 года. Куда ехать? Хотелось быть ближе к дому. И он выбрал Макао.
Хирургия должна была послужить средством решения и другой задачи — наилучшим образом законспирировать его как активного революционера. По окончании института ему была присвоена ученая степень лиценциата медицины и хирургии из Гонконга. Столь «почтенного господина» маньчжурская полиция не стала бы подозревать в антиправительственной деятельности. Вэнь строил и более широкие планы: основать собственный кабинет или аптеку, которые могли бы скрыть в своих стенах штаб революционной организации и служить убежищем для ее членов. В Макао Вэнь пытался осуществить этот план.
Деньги у него были. Найти дом ему помогли. Скоро в Макао открылась аптека «Доктора Сунь Ят-сена — лиценциата медицины и хирургии из Гонконга». Кроме того, он работал в местной больнице. До этого жителям Макао приходилось ездить к хирургам в Гонконг. Доктор Сунь завоевал доверие в городе, у него появилось много клиентов. В серьезных случаях, когда предстояла ответственная операция, Вэнь вызывал Джеймса Кентли. В Макао к Вэню наведывались кантонские и гонконгские друзья. Кажется, все шло на лад.
В своей аптеке доктор Сунь в свободное время обсуждал с товарищами план создания настоящей боевой революционной организации. Он выезжал в Гонконг, встречался с проживавшими там единомышленниками. Так постепенно формировалась основная группа будущей первой революционной организации, заложенной Сунь Вэнем, — Союз возрождения Китая.
Внезапно доктору Суню пришлось покинуть Макао.
Случилось это таким образом. Местные эскулапы почувствовали угрозу своему положению. Приезд молодого талантливого врача-хирурга почти лишил их клиентов. К ним перестали обращаться. Ломали, ломали себе головы противники молодого врача и в конце концов придумали: выжить его! Обратились с жалобой к португальским властям: новый доктор не имеет права практиковать в Макао, так как у него нет португальского диплома. Доктор Сунь был поставлен в известность, что его практика временно, до получения им португальского диплома, прекращается, а для получения диплома надлежит вышеозначенному доктору Сунь Вэню из Гонконга сдать экзамен на звание лиценциата медицины и хирургии в португальском медицинском институте.
Вэнь был вынужден ликвидировать свою аптеку и перебраться в Кантон.
На врачебную практику здесь нельзя было рассчитывать. Он решил снова заняться аптекарским делом. В этих заботах, связанных с устройством на новом месте, прошла вторая половина 1892 года.
Живя в Кантоне, Сунь Вэнь ближе ознакомился с деятельностью местных сторонников «мирных реформ»— Кан Ю-вея и его последователей. Их называли «реформаторами». Фактически группа Кан Ю-вея представляла собой в зародыше партию монархистов-конституционалистов. Она выступала за реформы при сохранении Цинской династии.
Сунь Вэнь и его друзья не возражали против реформ, но были убеждены в необходимости свержения Цинской династии. «В 1885 году, после поражения Китая в войне с Францией, я твердо решил бороться за свержение Цинской династии и установление республики». Эти подлинные слова Сунь Вэня показывают, что между группой Кан Ю-вея и его группой была пропасть, хотя обе признавали необходимость реформ. Разница была «всего лишь» в том, что первая, трепеща перед революцией, уповала на монархию, а вторая считала, что нужно свергнуть монархию.
Кан Ю-вей и его последователи, к которым принадлежали образованные и даже весьма способные деятели, сочиняли и издавали различного рода программы и проекты реформ, составляли доклады на имя императора Цзайтяня (Гуансюя) и виднейших сановников. Группа Сунь Вэня не могла им противопоставить своей программы. Она еще ничем не дала о себе знать. Вот в это время, во второй половине 1893 года, Сунь Вэнь и пришел к выводу, что ему следует сформулировать свои взгляды на самые неотложные реформы, в которых нуждался тогдашний Китай. Он приступил к делу. Так появился на свет первый программный документ о задачах преобразования Китая, вышедший из-под пера никому еще не известного молодого революционного демократа. В этом документе отчетливо проявились глубина мысли автора, понимание насущных нужд страны, опутанной феодальными отношениями, душившими ее производительные силы, его солидные познания в экономике и организации государственного управления.
Главная мысль Сунь Вэня сводилась к тому, что основа богатства и силы государства заключены не в мощи военных кораблей, не в меткости пушек и неприступности фортов и не в том, что войска сильны, а в том, что «люди имеют возможность проявить свои таланты, земля может приносить наибольшую пользу, вещи могут найти исчерпывающее применение, а товары — беспрепятственно обращаться». Свою мысль он разъясняет следующим образом:
«Итак, если люди могут полностью проявлять свои таланты, то все начинания процветают; если земля может приносить наибольшую пользу, то народу хватает пищи; если вещи могут найти исчерпывающее применение, то материальные средства имеются в изобилии; если товары могут беспрепятственно обращаться, то средств достаточно. Вот почему я говорю, что эти четыре условия — первопричина богатства и могущества, основа управления государством».
Эти условия Сунь Вэнь назвал «Великой программой четырех условий»; сводилась она к устранению феодальных пережитков и на этой основе — ликвидации отсталости Китая.
Сунь Вэнь высказал также свое глубокое убеждение в том, что при любых реформах на первом плане должен быть простой народ, ибо «человек, даже будучи простолюдином в грубой одежде, неизменно чувствует ответственность за судьбы Поднебесной». Эти гордые слова можно отнести прежде всего к самому автору. Молодой хирург, выходец из бедной крестьянской семьи, прекрасно разбирался в анатомии не только человеческого организма, но и такого сложного социального организма, каким был тогдашний Китай. Он перечислил необходимейшие реформы в важнейших областях: народного образования; подготовке специалистов; в земледелии; обосновал неотложность развития промышленности, энергетики, горного дела, железнодорожного строительства, внутренней торговли и упразднения преград, мешающих образованию единого внутреннего рынка. Но раньше всего и важнее всего, писал он, необходимо удовлетворить наиболее срочные потребности народа: «Сначала надо накормить, а лишь потом учить». Он отвергает довод о нехватке пахотных земель в стране. Надо поднять народ «на распашку нови»! Цель всех реформ и преобразований выражена кратко и убедительно: «Надо добиться изобилия для всего народа».
«Программа четырех условий» была закончена в начале 1894 года.