ОКОНЧАНИЕ СЛУЖБЫ
ОКОНЧАНИЕ СЛУЖБЫ
Срок службы Дегтярева в солдатах подходил к концу. Василий нередко задумывался над тем, что будет делать по окончании службы: останется здесь или поедет в Тулу? Ему хотелось осмотреть город, порасспросить: нельзя ли где поблизости снять комнатушку? Но солдат стали содержать еще строже, в город не отпускали. Офицеры старались, чтобы солдаты поменьше знали о событиях, происходивших в России. Однако солдатам удавалось узнавать почти все новости. Провал войны с Японией вызвал среди них глубокое возмущение. Они открыто ругали незадачливых генералов, а втихомолку и все правительство во главе с царем.
Бессмысленную гибель многих тысяч русских солдат и почти всего посланного на восток флота нельзя было ни оправдать, ни простить. Солдаты начинали понимать, что в этом позорном поражении виновато бездарное и насквозь прогнившее самодержавие.
Больше всего их возмущало то, что одной из причин поражения в этой войне был острый недостаток в русских войсках оружия, боеприпасов. Вернувшиеся из-под Мукдена солдаты рассказывали о том, что русские воины нередко сидели в окопах без патронов и, подпустив неприятеля вплотную, бросались в штыки.
Но храбрость солдат не всегда могла спасти отчаянное положение на фронте.
Преступную беспечность царского правительства Дегтярев и его товарищи могли наблюдать и здесь, в Ораниенбауме. Они были свидетелями того, что новейшее автоматическое оружие начали завозить в Россию лишь после того, как разразилась война. К началу русско-японской войны станковые пулеметы были в частях большой редкостью, а обучение пулеметчиков началось лишь перед самой войной.
В середине января от солдата, вернувшегося из петербургского госпиталя, Дегтярев и его товарищи узнали о кровавой расправе с безоружными демонстрантами на Дворцовой площади.
С каждым днем в казарму проникали все новые и новые слухи об этом преступлении.
На солдат эти известия производили ошеломляющее действие: в мастерской никто не хотел работать, все ходили понурые, мрачные.
— Будучи потомственным рабочим, — рассказывал впоследствии Дегтярев, — я переживал эти события очень болезненно.
Кровавые события 9 января зажгли сердце Дегтярева ярой ненавистью к царю и всему самодержавному строю. Он понял, что на борьбу с царизмом встает мощная сила — революционный трудовой народ.
Чувствовалось, что назревают бурные события. Прокатившаяся по стране весть о революционном восстании на броненосце «Потемкин» не могла не взволновать солдат.
Солдатская служба в то время была унизительной и тяжелой. Многие офицеры отличались грубостью, ругались непристойными словами, а при случае пускали в ход и кулаки.
В роте, где служил Дегтярев, был небольшой, черноглазый и черноусый офицерик, прозванный «Гнусом», от которого солдаты буквально плакали. Гнус придирался ко всему: к оторванной пуговице, к плохо оправленной рубашке, к рябому лицу, к кривым ногам, к смелому взгляду — и при этом обязательно угощал солдата зуботычиной.
Дегтярева спасало то, что он находился в нестроевой команде, где, к счастью, таких «служак» не было.
И все же он с нетерпением ждал того часа, когда, наконец, ему удастся вырваться из гнетущей казарменной атмосферы.
Но вот подошла осень, кончился срок службы. Василий был свободен.
За пять лет, прожитых в Ораниенбауме, ему ни разу не удалось по-настоящему осмотреть город. И сейчас, выйдя из стен казармы, он отправился вдоль улицы, совершенно не думая о том, куда она ведет.
Вскоре Василий подошел к старинному, в осеннем наряде, парку. Долго бродил он по тенистым аллеям, шурша опавшими листьями.
Но вот аллея кончилась, и Василий как зачарованный застыл перед небольшим прудом, в темных водах которого отразился великолепный белокаменный дворец.
Узкой густой аллеей, окаймляющей пруд, Василий подошел поближе к дворцу. Сквозь открытые окна ему хорошо было видно роскошное убранство комнат: гобелены, картины, ковры, множество всевозможного оружия.
Сторож — дряхлый худенький старичок, заметив постороннего наблюдателя, подошел к нему.
— Засмотрелся, солдатик? — мягко спросил он.
— Никогда не видел таких чудес, — сказал Василий, — будто это и не людьми создано.
— Нет, любезный друг, все это сделали простые русские люди, вроде как мы с тобой. Сам-то откуда будешь?
— Тульский я.
— Из мастеровых, значит. В Туле, известно, все мастеровые. Вот видишь, оружие-то развешано? Оно, говорят, почти все туляками сделано. Так и другое разное. Все народ делал. Крепостные мужики... Дворец-то этот, сказывают, еще князь Меншиков, друг Петра Великого, строил...
Покурив с дедом, Василий вышел из парка. Ему хотелось осмотреть все достопримечательности Ораниенбаума и обязательно увидеть море, которое давно манило его к себе.
Скоро дорога свернула в сосновый бор и стала подниматься в гору. Василий шел, вдыхая бодрящий смолистый воздух.
Вдруг сосны стали редеть, и за ними открылся безбрежный морской простор.
Усевшись на камень, Василий долго смотрел в серовато-синюю даль и думал о жизни.
Она представлялась ему таким же безбрежным морем. В ней, как в море, можно было наметить много разных путей. Но из всех этих путей надлежало выбрать один...
И Дегтярев выбрал его. Он принял твердое решение посвятить свою жизнь оружейному делу.
«Но как быть, — размышлял Василий, — ехать в Тулу или работать здесь?..»
Сердце его рвалось в родные места, к небольшой речке Упе, к яснополянским лесам.
«Тут я буду, как бобыль, а там свой угол, родные, близкие...»
Все складывалось к тому, чтобы ехать в Тулу, но жаль было расставаться с полюбившейся ему оружейной мастерской, с добрым наставником Филатовым, с мечтами об изобретательстве, которые здесь еще больше окрепли и не давали ему покоя.
Утром Дегтярева неожиданно вызвали к Филатову.
— Оставайся у нас вольнонаемным, — предложил он Дегтяреву. — Тебе, брат, учиться надо, а в Туле ты новому не научишься. Оставайся, дело тебе дам хорошее.
— Я бы охотно, да домой тянет!
— Ну что ж, съезди домой, повидайся с родней, погости, осмотрись, женись, а потом с молодой женой и приезжай. Место оставлю за тобой.
Василия обрадовало это предложение. Дав Филатову слово вернуться обратно не позже чем через месяц, он стал собираться на родину.
Из Тулы Дегтярев вернулся очень скоро.
Передав Михаилу скромные подарки от родных, рассказал, что в Туле жизнь очень тяжелая: на заводе сокращение, и устроиться на работу нет никакой возможности.
— Ну что же, Васюха, оставайся здесь, будем жить вместе, — сказал Михаил. — Подыщешь комнатку — выписывай Веру, я буду к вам в гости ходить...