История моего деда и его семьи

История моего деда и его семьи

Мой дед со стороны матери был купцом I гильдии. В Царской России это было очень важно для еврея, так как давало возможность проживать и, в частности, заниматься коммерцией за пределами «зоны оседлости». Жил он с семьей в Бухаре. Звали его Владимиром, а меня, родившегося уже после его смерти, в его честь назвали этим же именем.

В те далекие времена Бухара была отдельным эмиратом под протекторатом России. Русские, евреи, в общем, не мусульмане, селились на окраине города, назывался этот район «Новой Бухарой». Мой дед владел магазином, в котором можно было купить всевозможную одежду, обувь, ткани и другие промышленные товары. Назывался магазин «Оборот». В 1899 году начала функционировать Закаспийская железная дорога. Вокзал построили в Новой Бухаре и магазин сразу же оказался в одном из самых людных мест, что способствовало его процветанию.

В этом же районе располагались различные фабрики, на которых работали преимущественно русские рабочие. Все они отоваривались в магазине «Оборот», причем мой дед, хотя и не был «революционно настроен», всегда поддерживал тех, кому в данный момент было нечем платить за одежду для себя, для жен и детей: он предоставлял беспроцентные кредиты, прощал долги, когда понимал, что человеку платить нечем. Благодаря такой политике он пользовался большим уважением среди местного населения.

Жил он со своей семьей в большом доме, где наряду со столовой, гостиной и спальнями, был даже свой театр, в котором часто выступали заезжие гастролеры. В этом же зале был оборудован кинопроектор, показывали кино, причем это был, вероятно, первый кинотеатр не только в Бухаре, но и во всем нынешнем Узбекистане. К просмотру кинофильмов допускались и посторонние, причем Мария, жена моего деда, исполняла в этом случае роль первой в истории этой страны кассирши кинотеатра.

Моя мать рассказывала, что однажды в этом домашнем театре выступал артист с большой обезьяной. Обезьяна по его приказам выполняла различные трюки, а он время от времени поворачивал ее задом к зрителям и громко произносил: «Маймун, маймун, попляши, красный ж…пка покажи!»

Товары мой дед получал, в основном, из Польши, которая тогда входила в состав Российской Империи. В связи с этим он часто ездил в Варшаву. Однажды, возвратясь из поездки, он привез с собой молодую женщину, которая, как заподозрила его жена Мария, была его любовницей. Дед посадил приезжую за кассу магазина, но Мария немедленно выгнала ее оттуда: к деньгам она посторонних не допускала. Чтобы сохранить семейный мир, мой дед преподнес жене подарок — золотую цепь. Именно цепь, а не цепочку: говорят, что она была длиной около полутора метров и весила больше двух килограммов. Но это еще больше разозлило Марию, она кричала ему: «Мало того, что ты привез сюда эту б…дь, свою любовницу, так ты еще меня на цепь посадить задумал?!» Она схватила цепь и начала ею стегать мужа так, что ему пришлось быстро ретироваться. Но, несмотря на такие скандалы, которые периодически повторялись, мой дед прожил со своей женой долгую и счастливую жизнь, имел четырех сыновей и дочь, которая впоследствии стала моей матерью.

Дела процветали. Мой дед стал одним из самых уважаемых людей в городе. Трех своих старших сыновей он отправил учиться за границу. Двое младших детей учились в гимназии, причем для самой младшей — Амалии, завели гувернантку.

Но вот началась война, а потом революция. С доставкой товаров возникли большие трудности. В конце 1917 года революция докатилась до Бухары и Ташкента. Новые власти начали экспроприировать имущество зажиточных семей. Приятель моего деда, служивший в филиале какого-то швейцарского банка, предложил ему задним числом перевести все его деньги в Швейцарию. Но мой дед понимал всю опасность такого мероприятия и отказался, он не стал ждать, когда конфискуют его магазин, а сам передал его государству. Несмотря на это, его через некоторое время забрали в ГПУ, пытаясь выяснить, не осталось ли у него каких-либо ценностей. Однако это вызвало неожиданную для работников ГПУ реакцию: перед зданием, где располагалось это учреждение, начались демонстрации местных рабочих, требовавших немедленного освобождения моего деда. Его выпустили. В 1918 году семья переехала в Ташкент, где мой дед устроился на работу киоскером — продавал газеты, журналы и прочие мелочи. Других возможностей зарабатывать на жизнь не было, так как он считался «лишенцем», то есть лицом, не имеющим гражданских прав.

Позже, когда начался НЭП, его снова пригласили в ГПУ и предложили заняться коммерцией, открыть новый магазин. Но дед отказался. Дома он сказал: «Никогда нельзя угадать, как поведет себя через минуту сумасшедший, а эта власть подобна сумасшедшему — угадать, что они надумают и сделают завтра, невозможно!» Скончался мой дед в 1933 году.

По-разному сложилась жизнь его детей. Один из них, старший, Самуил не вернулся в Россию из Швейцарии, где он учился. Хотя он женился на местной женщине и имел право на получение швейцарского гражданства, он от него отказался, так как считал, что второе гражданство может помешать ему вернуться в Россию, когда, наконец, падет большевистский режим. Отсутствие гражданства не давало ему возможности открыть свой врачебый кабинет. Поэтому он перебивался случайными заработками, заменял врачей, оказывал медицинские консультации. Падения советской власти он так и не дождался и скончался в Швейцарии во время войны.

Другой сын моего деда, которого звали Анатолием (Нотиком) воевал в Белой армии. Вместе с остатками армии Врангеля он бежал в Турцию, где заразился туберкулезом и умер в 1923 году в возрасте 24 лет.

Третий сын, Михаил, окончил медицинский факультет в Швейцарии, вернулся в Россию, работал врачом в Ташкенте в «сыпном» бараке, заразился тифом и скончался в 1921 году в возрасте 26 лет.

Совсем иначе сложилась судьба еще одного моего дяди, Льва (Леона). В 1912 году он уехал за границу, но после революции очень хотел вернуться домой в Россию. В 1918 году он обратился в Стокгольме к представителю Советской России в Швеции, Норвегии и Дании В.В. Воровскому, предложив свои услуги. Кроме русского и немецкого языков, он владел всеми скандинавскими языками, и его с удовольствием взяли на должность переводчика, а затем и дипкурьера. В течение нескольких лет он возил дипломатическую почту в Швецию и Данию, а затем в Афганистан и в Персию. Не отказывался он и тогда, когда ему поручали под видом дипломатической почты возить в Афганистан оружие. В 1921 году его назначили уполномоченным Наркоминдела РСФСР по Туркестану и Средней Азии. Но проработал он в этой должности недолго, вскоре его перевели в Москву, в аппарат Министерства иностранных дел. В середине 1930-х годов, когда начались репрессии и аресты, он вовремя решил уйти, что, вероятно, сохранило ему жизнь, когда настал 1937 год. Жил он в Москве, где и скончался в 1966 году.

Ну а что касается единственной дочери моего деда, Амалии (Милы), то она вместе с мужем и старшим сыном в 1933 году переехала в Баку, где жили родители моего отца. Скончалась она в 1969 году.

Моя бабушка, Мария была не столь законопослушной, как мой дед, и расставаться со всем своим достоянием не хотела. Бумажным деньгам она не доверяла, а потому хранила золотые червонцы. Когда деда забрали в ГПУ и возникла опасность обыска, она уложила сотню (а может быть и больше) золотых монет в чулок и зарыла его в погребе. Это была ее трагическая ошибка — надо было уложить «десятки» в какую-нибудь более прочную тару, например, в металлическую банку. В погребе водились крысы, которых, как оказалось, очень привлекают блестящие монеты. Они их растащили. И когда Мария решила достать свой клад, то его не оказалось. Весь пол в погребе перерыли, но нашли лишь две монеты. Позже они хранились у моих родителей и в тяжелые послевоенные времена были проданы.

Вот так, «благодаря» Советской власти, потомкам моего деда и мне в том числе, как и многим другим наследникам состоятельных людей, не досталось от деда никакого наследства!