Авраамий Павлович Завенягин

Авраамий Павлович Завенягин

А. П. Завенягин прилетел на Магнитку одновременно с Васо Ломинадзе. ЦК партии решило серьезно укрепить руководство на строительстве и заводе. В моей памяти Абрам Павлович (как обычно мы его называли), сохранился как совсем еще молодой, полный сил человек. Несмотря на его 32 года, за его плечами была и гражданская война, и учеба в горной академии, партийная работа, директорство на металлургическом заводе, Гипромез и, наконец, Магнитка. Волевое, красивое, мужской красоты лицо, голос глухой, оратором он был неважным (с точки зрения ораторского искусства уступал Ломинадзе), говорил негромко, без выражения, но кратко и по-деловому.

Стиль его работы: минимум в кабинет, максимум среди непосредственных исполнителей — начальников цехов, мастеров и просто рабочих. Кое-кто даже жаловался на него в Наркомат, мол, Завенягин долгое время не занимается конторскими делами и почти не бывает у себя в кабинете. Он считал, что самая лучшая информация — это живая связь с людьми. С работой иностранного отдела, которым в то время руководил я, куда был рекомендован горкомом партии еще в 1932 г., Абрам Павлович познакомился только через полтора месяца после своего появления на Магнитке. Он попросил меня рассказать подробно, не торопясь, о работе отдела, охарактеризовать основательно специалистов, получающих валюту, перечислить затраты, связанные с ними, оценить отношение наших специалистов к ним и взаимоотношения между ними; указать в каких цехах, на каких участках строительства работают высококвалифицированные иностранные рабочие, работающие по договорам, кто к ним прикреплен и как проходит учеба. Затем поинтересовался качеством работы инснаба, жилищными условиями, даже таким вопросом, как обстоит дело с принятием ими нашего советского гражданства. Попросил высказать мою точку зрения на перспективу работы иностранного отдела и отказа в ближайшем будущем от услуг валютных специалистов. Мнение Абрама Павловича по этому вопросу подтверждалось целым рядом фактов.

Действительно, наши молодые специалисты, приобщившиеся к темпам строительства, шедшие нога в ногу с такими энтузиастами, как Байков, Галиулин, Банников, Чурак, Редин, Петунии, Чернов и др. — сами стали вдохновителями и организаторами тех достижений, которые так хорошо описал в своем романе из жизни Магнитки «Время вперед» Валентин Катаев. Магнитка могла уже противопоставить иностранным валютным специалистам таких наших молодых специалистов, как Тамаркин, Джепаридзе, Беккер, Познанский, Тройнина и много других.

Вот некоторые характерные факты: приходит в отдел представитель фирмы АЕГ Гартман с заявлением о том, что снимает с себя ответственность за качество монтажа котла на ЦЭС, т. к. нарушают установленный фирмой режим сборки, на которую отводится фирмой 60 дней и 17 часов, а они хотят выполнить монтаж за двадцать дней. «Я с этим согласиться не могу. Передайте это заявление главному инженеру».

Оказалось, что бригадир Банных внес предложение смонтировать котел не в 60 дней, как требовал Гартман, а в 27. Его расчеты поддержали инженер Тумасов, молодые специалисты Дмитриев, Межеровский и Джепаридзе (дочь бакинского комиссара), Гартман от своего не отступал. Бригада начала монтаж по своему графику. Гартман тогда стал забирать, уходя с работы, чертежи с целью не допустить сверхурочной работы. Рабочие фирмы начали нелегально помогать бригаде разбираться в технологии монтажа и без чертежей (характерная рабочая солидарность и воздействие царившего в те годы на стройке энтузиазма и подлинного ударничества).

Котел был смонтирован за 20 дней. Гартман с явным пристрастием принимал гидравлическое испытание котла. Из 1680 трубок, при давлении 45 атмосфер, прослезилась только одна. Подписывая акт, Гартман пожал руку Банных и заявил: «Я не знаю такого случая в мировой практике, чтобы наш котел монтировался в три раза быстрее при таком высоком качестве. Вы поставили мировой рекорд. Банных, жму вашу руку».

Аналогичный случай имел место в это же время там же, на ЦЭС с фирмой «БЕРГМАН» и ее представителем Полас. Турбина станции была смонтирована бригадой Мордуховича на 30 дней раньше намеченного срока фирмой.

Таких примеров можно было бы привести множество. Наша молодежь настойчиво и смело ломала представление специалистов иностранных фирм о возможностях советских людей. Они говорили, что такое может быть только в России.

Мой разговор с Абрамом Павловичем проходил в присутствии очень интересного человека — Чингиза Ильдрыма, одного из заместителей Завенягина, курировавшего иностранный отдел. Он был первый из курдов, получивший инженерное образование, участник штурма Зимнего, командовал горской кавалерией, участвовавшей в подавлении мусавитского мятежа, вел подпольную работу в Баку, освобождал Баку, был не только сподвижником С. М. Кирова, но и другом, был первым военным комиссаром Азербайджана, первым азербайджанцем, награжденным орденом Красного Знамени. На Магнитку приехал по решению ЦК ВКП(б). Некоторое время находился в США, имея дело с фирмой Мак-Ки, проектировавшей доменный цех Магнитки.

Он, Ильдрым, дал возможность мне еще раз встретиться с Сергеем Мироновичем Кировым в 1932 году.

Разговор о работе отдела длился около часа. Абрам Павлович предложил мне подготовить материал о сокращении валютных специалистов, о чем надо будет по этому вопросу посоветоваться с т. Серго — инициатором привлечения иностранных специалистов к участию в освоении новой техники. Да, на одном из совещаний т. Орджоникидзе высказал очень рискованную для того времени мысль: «…Вопрос о том, чтобы перенести к нам достижения заграничной техники — самый важный вопрос. Тут нечего нам чваниться своим коммунизмом… Если мы сумеем перенять самые последние достижения американской техники и перенести к себе, то тогда требование о том, чтобы перегнать Америку будет иметь под собой реальную почву…» (Т. К. Орджоникидзе. Статьи и речи. М. 1957, т. 2, стр. 121–122).

Я уже собрался уходить, но Завенягин остановил меня: «Вы возглавляете сейчас инженерно-техническую общественность, являетесь председателем инженерно-технической секции и заместителем председателя городского бюро инженеров и техников. Я слышал о вашей настойчивости в организации Дома инженерно-технических работников (ДИТР) и создании более или менее сносных бытовых условий для ИТР. Ведь это работа бюро ИТС — наличие сегодня на Магнитке ИТееровских магазинов, столовой, поликлиники, парикмахерской и даже бани, не говоря уже о передаче гостиницы под общежитие ИТР. Как сейчас дела у ИТС?».

Я ввел Абрама Павловича в курс наших дел, самокритично отметив отставание в вопросах технического порядка. Актив секции сильный, работоспособный, в нем участвуют такие известные лица, как Райзер, Заслав, Лебедев, Сапрыкин, Нейланд, Анкудинов, Фастовский и другие. Завенягин улыбнулся и предложил исправить этот недостаток в работе ИТС разработкой на 1934 год первого стройгенфинплана Магнитки. «Хорошо было бы его закончить к январю месяцу, как подарок XVII съезду партии. Серго Орджоникидзе будет очень доволен, об этом он со мной говорил перед отъездом сюда. Подумайте, посоветуйтесь с товарищами и через недельку расскажите мне, какие приняты решения. Я в свою очередь вас поддержу». Так состоялось мое знакомство с этим замечательным человеком, вдумчивым, реалистичным руководителем, ставшим впоследствии, несмотря на свою молодость, (32 года), одним из виднейших командиров советской индустрии, имя которого присвоено Норильскому полиметаллическому комбинату.

Пришлось очень много работать над разработкой стройфинплана, бывать на строительных объектах, встречаться с начальниками строительства, проводить собрания ИТР, активизировать их творческие способности, т. е. было поднято на ноги все, что способствовало успеху дела. В эти несколько месяцев было собрано буквально около тысячи всякого рода предложений по совершенствованию строительства, по снижению его стоимости. Но, как это бывает, почти в нашей практике всегда — дата съезда приближалась, а план отставал. Прямо накануне отъезда Абрама Павловича в Москву, пришлось сидеть в типографии «Магнитогорский рабочий» ночь для того, чтобы его отпечатали и отвезти Завенягину домой. Типография выполнила план в красивой дермантиновой темно-синей обложке, на которой сверху золотыми буквами тиснение: «Посвящается XVII съезду ВКП(б)». План Завенягин на съезде вручил т. Серго. В феврале был издан приказ по комбинату, в котором отмечалось значение плана, устанавливались ответственные лица за его реализацию, и в нем же о премировании меня месячным окладом.

В июне Абрам Павлович вызвал меня и предложил заняться другим делом, не кабинетным. «Иностранный отдел надо понемногу сворачивать, руководить отделом останется ваш заместитель Ципорин, а вы, как я знаю, довольно успешно занимаетесь в ФОН гидротехникой, да и ваша работа с стройтехфинпланом показала, что вы неплохо разбираетесь в строительных делах, поэтому предлагаю вам перейти на строительство второй плотины заместителем начальника — Гуревича Михаила Ефимовича, которого вы хорошо знаете. Рекомендует на эту работу вас и Альперович, (зам. Завенягина по строительству, вместо уехавшего в Камыш-Бурун Чингиза Ильдрыма). Завтра же дайте ответ».

Я согласился, это предложение мне импонировало. Абрам Павлович исключительно внимательно относился к людям, в этом я убедился на целом ряде примеров. Как-то он приехал познакомиться с ходом работ на плотине. Водоснабжение комбината начинало приобретать остроту. Пошел с ним на место работ. Во время обхода он спросил меня:

— Который час?

Я же часов не имел, они были в то время большим дефицитом и ответить ему не смог. На следующий день в назначенное время, я был у него для решения некоторых возникших вчера вопросов, требующих его вмешательства. По окончании разговора Завенягин снимает телефонную трубку, говорит начальнику административно-хозяйственного отдела Гаврилову: «К вам сейчас подойдет т. Конаржевский, выдайте ему часы, без них очень неудобно работать, тем более на плотине».

Я с сыном и женой, работавшей секретарем у одного из заместителей Завенягина, Вареласа, жили в общежитии ИТР (б. гостинице). С продуктами в это время было еще плохо. Накануне 1 Мая, рано утром, кто-то стучит в дверь. Посыльный передает небольшой ящик. Открываем, а там сверху записка: «Анатолий Игнатьевич! Поздравляю с 1 Мая! Проведите хорошо праздник. Завенягин». В ящике оказалось всего понемногу: сливочное масло, сахар, печенье, шоколад и бутылка «Токайского».

Собрался в отпуск. Пришел к Абраму Павловичу получить согласие, а он меня спрашивает:

— Как у вас с финансами?

— Получаю отпускные — хватит.

Позвонил Андрееву — начальнику финансового управления:

— Направляю к вам Анатолия Игнатьевича Конаржевского, наверное, вы его знаете, он едет в отпуск, давайте выдадим ему тысячу рублей (мой оклад был 900).

Так он относился к людям, не создавал никакой торжественности и помпы, никогда не подчеркивал свое «я», свое положение и делал это от души, по-простому. Товарищи говорили, что он имел специальный фонд, за который отчитывался только перед Орджоникидзе. Такие фонды не мешало бы иметь нашим сегодняшним директорам, которыми они могли распоряжаться по своему усмотрению, без всяких согласований с завкомом и СТК.

Еще работая в иностранном отделе, однажды мне позвонил начальник СПО НКВД, полковник Болдырев о том, чтобы подготовиться к приему японского военно-морского атташе Минору Маеду. Завенягин на это отреагировал так:

— Заниматься им не намерен. Займетесь вы. Ко мне его не водите. Некогда. Терпеть не могу подобного рода встреч, дам в ваше распоряжение автомобиль, на наших корзиночных фаэтонах неудобно возить.

Маедо прилетел на своем самолете. Это был рослый, спортивного стиля мужчина, великолепно владевший русским языком, причем, без всякого акцента, был хорошо знаком с нашей художественной литературой не только современной, но и классической. Два дня я его возил по стройке, но он довольно равнодушно воспринимал масштабы строительства. На третий день, прощаясь со мной, вручил свою визитную карточку и пригласил сделать ответный визит к нему, когда буду в Москве. Выслушав его приглашение, я подумал о том, что после такого визита окажусь наверное в НКВД. В 1939 году прочел в газете о назначении Минора Маеду начальником генерального штаба ВМС Японии.

Инцидент с домом иностранных специалистов, когда Завенягин отдал его не им, а доменщикам, не посчитавшись с мнением Ломинадзе, показал о наличии какой-то недоговоренности, натянутости между этими двумя большими личностями, но это скрывалось внешне и не перерастало в открытый конфликт. Завенягин ценил Ломинадзе как прекрасного организатора партийно-политической работы, соответствующей даже требованиям сегодняшнего дня, ценил как вожака, в полном смысле этого слова, большого партийного коллектива Магнитки, умело направлявшего энергию и энтузиазм на решение конкретных задач.

Ломинадзе видел в Завенягине сильнейшего руководителя народнохозяйственного строительства, его способность твердо вести хозяйство намеченным курсом и доводить дело до намеченной цели. В 1936 году Магнитогорский металлургический комбинат стал прибыльным. Прогнозы его противников, а их было на его пути немало, и, в частности, Троцкого, не оправдались. Магнитка и сегодня дает самую дешевую продукцию и продолжает быть флагманом черной металлургии СССР.

Эти два человека, имея взаимную неприязнь, умели ее скрывать от постороннего взгляда и действовать рука об руку — двигать вперед на порученном участке нашу страну.

Абрам Павлович и в семейной жизни вел себя просто и непосредственно. Вот что мне рассказал его референт: «В один из летних дней, неожиданно для Завенягина, в доме появляется его отец — потомственный паровозный машинист. Встретив дома отца, он вполне естественно спросил:

— Почему не предупредил телеграммой о своем приезде, я бы выслал машину на вокзал.

Отец ответил ему с усмешкой:

— Это вы, наши приказчики, привыкли разъезжать на автомобилях, а мы, хозяева страны, предпочитаем пешочком ходить, так здоровее будем.

Они, во время отпуска отца, иногда садились в саду на скамеечку и запросто пели русские песни». Вот таким простым человеком был Авраамий Павлович Завенягин.

Наверное, мало кто знает, что этот человек в содружестве с Курчатовым стоял во главе строительства первой атомной бомбы, первой водородной бомбы, первой атомной электростанции, что за время войны награжден не одним орденом Ленина, и что он был дважды Героем Социалистического Труда, и что в 1938 году, будучи заместителем наркомтяжпрома (Кагановича), благодаря проискам Кагановича, был отправлен в Норильск строить полиметаллический комбинат, носящий теперь имя Авраамия Павловича Завенягина.