1

1

Машина остановилась.

Истрепанный почти шестисотверстным переездом в кабине и в кузовах попутных машин, устав от бесконечных, пустых разговоров с шоферами — лишь бы не уснуть! — Сергей Морозов, пошатываясь, спустился от шоссе вниз к быстрому ручью с тополями и кустарником по берегам, бросил сверток с одеждой на зеленую поляну и осмотрелся. Тихо, зелено, тепло. Тогда он разделся и с наслаждением вымыл лицо и грудь.

Отступив от ручья, сел, потом лег и с наслаждением вытянулся. Через две минуты он уже спал.

Когда открыл глаза, большое красноватое солнце зависло над мелкими сопками и почти не грело. Сверху, с открытого неба падал холодный воздух, само высокое небо обрело туманную неопределенность. Далекий горный хребет зловеще покраснел.

Морозов встал и потянулся. И только тут, растирая онемевший бок, понял, как холодна земля и трава на ней, как пугающе чужда ему вся эта долина, как диковаты и равнодушны зеленые сопки и даже величественный Морджот с белой головой.

От ручья потянуло махорочным дымком. Пожилой человек неторопливо подымался к нему. Лицо его было улыбчиво, в губах зажата цигарка с прямым мундштуком.

- Здравствуйте, — сказал он густым прокуренным голосом. — С того берега увидел вас, решил разбудить. Так ведь и простыть недолго. А вы чуткий, сразу поднялись. Откуда прибыли, молодой человек?

- С побережья, совхоз «Дукча». В ваш совхоз.

- Я как раз сегодня дежурный по совхозу, вдвойне обязан встретить. Моя фамилия Орочко, Александр Алексеевич. Топограф, с вашего позволения.

Морозов назвался, сказал, что по направлению в Сусуман — агрономом. Настороженность его прошла.

- Судя по вашему виду, вы не по договору на Колыму прибыли, — топограф оглядел его багаж, одежду.

- Не по договору. После трех лет за проволокой.

- А я после пяти, — Орочко грустно улыбнулся. Его чистое, без морщин лицо и глаза излучали доброту. — Не ошибусь, если скажу, что по пятьдесят восьмой, как и я, грешный.

- По Особому совещанию.

- О-о! — рука топографа с дымящей цигаркой поднялась. — Рангом выше! Благодарите Бога, что живы, что крепки телом.

Ночь все более синеющими красками притушила землю и небо. Вдоль ручья потянуло холодным ветерком.

- Дело к полуночи, — сказал топограф, посмотрев на часы. — Я провожу вас в контору, переспите там на канцелярском столе. Печка и сторож есть. А вот поужинать… — И развел руками.

- Богат. У меня хлеб и банка сардин. Купил у шофера.

Контора стояла близко, в полукилометре, это была большая, основательно утепленная палатка с круглой высокой трубой. Над ней вился приятный дымок. Желто светились два окна.

Пожилой мужичок в нательной рубахе поверх портов открыл дверь, впустил дежурного и новенького. Волоча несгибающуюся ногу, молчаливый и недовольный, открыл печку-бочку, подбросил три поленца и только тогда спросил, по-владимирски окая:

- Откель свалились?

- К нам товарищ прибыл, — ответил Орочко. И еще раз оглядел Сергея. — Утром сюда придет начальник совхоза Сапатов, он устроит вас на квартиру, скорее всего ко мне, ну и все другое. А сейчас, с вашего позволения, удалюсь, продолжу свой обход. Спокойной ночи!

В конторе было тепло. Вдоль оклеенных бумагой стен стояли старенькие столы и пузатый шкаф. Пахло лежалой канцелярией, бумагой. В торце виднелась дверь с досточкой, на ней два слова: «Начальник совхоза».

- Поставь чайник, погрейся, — сказал сторож, зевая. — Где отбывал?

Сергей сказал. А когда вынул сардины и хлеб, сторож оживился, сполоснул кружки. Переговаривались они вяло, однако Морозов понял, что в совхозе работают женщины и актированные, иначе сказать, инвалиды, этого народа хватает, а вот чего мало, так это техники, забирают на прииски, у начальника только и разговоры об этом. Семь приисков в округе. А капитана Сапатова назвал крикуном, но без злости, мужик с норовом, а вообще ничего, отходчивый. И главный агроном у них деловой, Александром Петровичем Хорошевым кличут, он и зачинал совхоз. Хозяин, в общем, тоже из бывших.

Уснул собеседник как-то враз, на недоговоренном слове.

Осторожно, чтобы не разбудить его, Сергей вышел, постоял у дверей. На одной басовой ноте гудела трасса, от нее сюда сотня метров. За трассой мигало много огней. Поселок. Черные тополя стояли свечами, через прозрачные конусы крупных лиственниц просвечивало бледно-серое ночное небо. А на востоке уже прорезалась светлая полоска рассвета. Поле совхоза с капустным листом начиналось прямо от конторы, за полем светились огни многих теплиц, а дальше горбатились сопки. Тихо, холодно, безлюдно.

Спать он устроился на столе у печки. Все видения прошедшего дня исчезли в глубоком сне.

Разбудил его сторож. Печь уже гудела.

- Давай, умывайся, а то начальник заявится. Выйдем, полью теплой водой, сполоснешься.

Первым пришел не начальник, а опять же Орочко. И с ним Хорошев.

Главный агроном казался мужиковатым, толстогубое лицо его освещалось карими умными глазами, на вид ему было больше пятидесяти, телом крепок, руку пожал основательно. Показал на табуретку, сел напротив, прочитал направление, подумал.

- Будем тянуть парой. Я беру на себя поле, вам теплицы и парники, какой-то опыт, как я понимаю, у вас есть. Пышкина знаю, он знаток своего дела и всегда готов поделиться. Так?

Сергей вздохнул, откровенно сказал, что опыта у него мало, что ему учиться и учиться, что ехал сюда и мечтал об открытом грунте, изысканиями куда больше занимался, чем закрытым грунтом. Так что…

И с надеждой посмотрел на Хорошева.

Тот не спешил соглашаться, поджал губы.

- Прошу подумать. На поле у нас бездна проблем, работают на огородах до двухсот человек ежедневно, представляете? Сплошь инвалиды. А тут еще новое задание — удвоить пахотную площадь.

- В Дукче я почти весь сезон занимался освоением новых площадей, возглавлял группу исследователей. Успели ввести в строй тридцать гектаров новой пашни.

- Ну, если так… — и Хорошев вздохнул. — Ах, как нужен нам опытный специалист на агробазу! Ладно. Будем пособлять друг другу. Ваш приезд несколько облегчит проблему. Приказано освоить за два года от ста до полтораста гектаров целины, а лето короткое, потребности в овощах громадные, ведь Сусуман в самом центре целого куста приисков, здесь половина добычи золота всего Дальстроя. А лагеря сидят на жидкой перловке.

Дверь резко распахнулась. Салатов возник в конторе, и атмосфера сразу обрела какую-то напряженность. Все встали. Капитан удивленно открыл рот, показав крупные зубы, и подозрительно оглядел лица; зырнул на сторожа, и тот мгновенно исчез. Взгляд его остановился на Хорошеве:

- Ты калякаешь здесь, а от вахты на агробазу топают полтораста новых работяг, один другого краше. Кто их встретит и работой обеспечит?

- Я и новый наш агроном, — спокойно ответил Хорошев.

- Агроном? А ну…

Он прочитал направление, поглядел зачем-то на оборотную сторону бумаги, потом глянул в паспорт.

- Ладненько. Вот как раз тебе дело. Ты, видать, не новичок по совхозам. Что решил? — этот вопрос он адресовал Хорошеву.

- Будет агрономом открытого грунта. Кстати, личное его желание.

- Ну, его желание — это еще не все. Мы решаем. Ты согласен?

- Да, конечно, — главный агроном был невозмутим.

- А где жить устроим? — брови Сапатова сошлись. Похоже, он больше любил задавать вопросы, чем решать их самому.

- Можно пока вместе с Орочко. В избушке за ручьем. Ноги молодые, раз-два и уже на поле за протокой. Столовая в Берелехе.

- Ну, а люди, люди? Ты про них не забыл? Что будут делать? — при всем желании казаться строгим и волевым, на самом деле он был далеко не таким. Кажется, все время ждал руководящих указаний откуда-то со стороны.

Уже от дверей своего кабинетика Сапатов крикнул:

- Со столовой кто устроит?

- Романов. Скажу от вашего имени.

Легок на помине, вошел в контору крупный, вальяжный мужчина в приличном костюме, даже при галстуке, переспросил:

- Кому столовую? Отладим. Обеды и ужины. Новенькому? Записывать? Деньги в день получки. Твой номер одиннадцатый, запомни.

- Делец, — сказал Хорошев, когда они шли к тепличным блокам. — Советник Сапатова по всем вопросам, хотя ни тот, ни другой до сих пор не отличают редьки от редиски. Отбывал, кажется, за мошенничество. Но обиды пока не чинит.

Огород, через который шла тропа на агробазу, поразил Морозова. Хорошая, ухоженная земля, крупнолистная капуста на гребнях, сильная морковная и свекольная ботва — все весело зеленело, все выглядело обильнее, чем на Дукче. А ведь ближе к полюсу на полтысячи километров, вон тот хребет на горизонте называется Черским, за ним Оймякон — полюс холода! Что может дельный человек! И он с уважением посмотрел на опередившего его Хорошева.

- Вы идите и устраивайтесь, наработаться успеете, а я с бригадирами займусь этапом.

Плотная и жалкая толпа молча сидела у входа на агробазу. Вокруг стояли конвоиры. Хорошев что-то сказал двум проворным мужичкам, подошедшим от теплиц, те кивнули, один негромко крикнул: «Подъем!» — и толпа тяжело стала подыматься.

- На прополку турнепса, — сказал главный, встретив удивленныйвзгляд Сергея. — Хоть поедят вдоволь, его у нас много насеяно.

Орочко сидел на крыльце домика, ждал Морозова.

- Не Бог весть что, но на первый случай обойдемся. Располагайтесь на диване, он, правда, канцелярией пахнет, мы его из конторы забрали. Если еще одеяло, подушку и простыни, то комфортно. И вид хороший: речка, Морджот на горизонте, зелень в окна. На Дукче, наверное, подобного не найдется. Располагайтесь. А я пойду.

Хорошев без улыбки простился и ушел. Орочко гремел кружками, поставил чайник. Сергей разглядывал большой письменный стол, пригодный явно для кабинета, а не для этого домика. И диван…

- Остатки берзинского тщеславия, — пояснил Орочко. — Боевой латыш любил все барственное. Совхоз расстарался, кое-что забрал при дележе былого.

И, закрыв рот ладонью, топограф зевнул. Не удержался.

- Я пройдусь по хозяйству, а вы ложитесь поспать. После поговорим.

- Заприте меня снаружи. Там на подоконнике амбарный замок…