ДАВИЛОВКА        

ДАВИЛОВКА       

В таком решительном настрое лидеры СССР и США встретились в Хофди Хаузе утром 12 октября. Рейган жаловался, что доклад рабочей группы его разочаровал. А Горбачёв, наоборот, твердил о масштабности проделанной работы. Но, в конце концов, согласились: минувшей ночью достигнута принципиальная договорённость об основах сокращения стратегических вооружений.

Однако по ракетам средней дальности оба с раздражением говорили, что прогресса нет. Причина в том, утверждал Рейган, что эксперты не смогли решить проблему их сокращения в Азии.

— Я не могу допустить создания ситуации, когда мы сократим эти ракеты до нуля в Европе и не произведём пропорционального сокращения советских ракет в Азии. Вопрос здесь в ракетах СС— 20. Они мобильны, легко могут перебрасываться с одного места в другое, их наличие оказывает влияние на наших азиатских союзников, не говоря уже о союзниках в Европе.

И предложил сократить эти ракеты СССР и США до потолков по 100 ракет в Европе, до 100 ракет для Советского Союза в Азии и зарезервировал право США развернуть 100 таких ракет на американской территории. Имелось в виду, что они будут размещены на Аляске.

Но Горбачёв отделывался общими рассуждениями о готовности приступить к переговорам по этим ракетам, от конкретики уходил и упор делал на другом:

Сейчас сложилась уникальная ситуация для американской администрации, — говорил он с намёком. — Такого положения в том, что касается выдвижения Советским Союзом крупных компромиссных предложений, не было ещё год назад, не говоря уже о двух — трёх годах. Тогда у меня просто не было такой возможности. Не уверен, что она у меня останется через год или два — три... — И требовал: — Я всё жду, когда же Вы начнёте делать мне уступки!   

 Не дождался. Сам уступил. Согласился на ликвидацию всех советских и американских РСД в Европе, замораживание с последующими переговорами по ракетам дальностью менее 1000 км, а также на сохранение 100 боеголовок на советских РСД в азиатской части СССР и соответственного числа боеголовок на таких ракетах в США. Это была другая крупная уступка — она означала, что Советскому Союзу придётся сокращать ракет в несколько раз больше чем американцам.

А по ПРО всё было глухо. Горбачёв настойчиво побуждал Рейгана уступить. Подчёркивая принципиальную важность достигнутого согласия по СНВ и РСД, он говорил:

— Раз мы согласились заняться глубокими сокращениями ядерных вооружений, то мы должны создать такое положение, при котором не то что фактически, но и даже в мыслях не должно быть сомнений в том, что другая сторона захочет поколебать стратегическую стабильность, обойти договорённости... А отсюда — ключевая задача укрепления режима ПРО. Мы предлагаем взять обязательство не использовать в течении 10 лет имеющееся у сторон право выхода из Договора по ПРО ... и сделать запись о том, что лабораторные исследования в области СОИ не будут запрещаться.

Но Рейган твёрдо стоял на своёми предложил сконцентрироваться на трёх, как он выразился, критически важных вопросах:

Первый — как можно синхронизировать по времени создание СОИ с ликвидацией всех баллистических ракет.

Второй — каковы условия и временные рамки перехода к тому, чтобы стороны в обеспечении своей безопасности стали полагаться на стратегическую оборону.

Третий — какие договорённости могли бы привести к постепенному переходу от Договора по ПРО к новой системе, основанной на СОИ.

Однако Горбачёв обсуждать эти вопросы не хотел. Затянувшиеся переговоры приближались к рубежу, когда надо было определяться в отношении конечных результатов. Поэтому Горбачёв стал подводить черту:

Мы с Вами говорили о возможности крупных сокращений ядерного оружия, но если не будет ясности о судьбе Договора по ПРО, то тогда вся концепция рушится и мы возвращаемся к прежней ситуации. На этом мы можем закончить встречу.

— Неужели мы должны будем разъехаться ни с чем? С тревогой спросил Рейган.

— Фактически да, — ответил Горбачёв.[198]