Глава V ПОМОЛВКА И СВАДЬБА (июнь 1869 — август 1870)

Глава V

ПОМОЛВКА И СВАДЬБА

(июнь 1869 — август 1870)

Верлен был, что называется, непригоден для семейной жизни.

Эрнест Делаэ «Верлен»

В феврале 1869 года Люсьен Виотти вытянул несчастливый номер[141] и должен был идти в армию. Чтобы собрать средства на его «выкуп», друзья организовали концерт у г-жи Адан. В связи с этим событием Верлен просит Франсуа Коппе, чтобы тот разрешил мадмуазель Агар прочитать его стихи. «Наш призывник — воплощение порядочности и, кроме того, обаятельный юноша, влюбленный во все прекрасное, и особенно в поэзию. Он пишет стихи, которые без сомнения понравились бы вам, и в дальнейшем только полные идиоты смогут остаться равнодушными к его поэзии», — пишет Верлен Коппе 13 февраля.

Спустя два месяца, 18 апреля, Верлен сообщает Лепеллетье, что успех концерта в пользу «старины Виотти» превзошел всякие ожидания. В одной короткой фразе из этого благодарственного письма упоминается о том, что наконец закончено либретто «Вокошара»: «Виотти и я — мы оба очень признательны тебе за этот концерт и сообщаем, что наше либретто наконец закончено»^[142]. К несчастью, оставалось неизвестным, будет ли оно когда-нибудь исполнено, так как к нему не было музыки. Шабрие заставлял себя упрашивать. Что ж, если дело обстоит так, пусть музыку напишет Сиври! Но «малыш Сиври» тоже не торопился: проходили недели, и надо было что-то предпринять. И вот однажды вечером, в начале июня 1869 года, Верлен отправился к Сиври, решив во что бы то ни стало отвести его в кафе Дельта и там вместе поработать.

Шарль де Сиври жил тогда у родителей на Монмартре, на спускавшейся по пологому склону холма улице Николе, в доме 14, трехэтажном особняке, отделенном от улицы небольшим садом. Мать Сиври, урожденная Шариа, после смерти маркиза де Сиври сочеталась вторым браком с богатым рантье Теодором-Жаном Моте, инспектором начальных школ. Сам он называл себя Моте де Флервиль, хотя и не был дворянином. У супругов де Флервиль было две дочери.

Горничная провела Верлена на третий этаж, в маленькую комнатку Шарля. Тот только проснулся: всю предыдущую ночь он, как одержимый, играл на фортепиано у Нины. Шарль был несколько удивлен приходом Верлена, но немедленно оделся; друзья собирались уже идти в кафе, как вдруг раздался тихий стук. Это сам Рок постучался к ним в дверь.

Вошла Софи-Мари-Матильда, сестра Сиври, очаровательная, хрупкая, изящная девушка. Было в ней что-то детское, и хотя ей исполнилось шестнадцать, она казалась моложе. Обеспокоенная отсутствием брата за обедом, она пришла справиться о его самочувствии. Но раз он уже встал, значит все замечательно и беспокоиться нечего. Она уже было собиралась уходить, но Шарль остановил ее:

— Ты можешь остаться, это Поль Верлен, поэт. Впрочем, ты его уже видела — помнишь «Носорога»?

Еще бы она не помнила! Как он тогда веселился и смешил ее! Верлен и Матильда решили, что они, вероятно, уже встречались на вечере в салоне у Нины, куда Матильду привел Шарль.

Глаза Матильды засияли от радости. Ее отец, в годы своей юности много веселившийся на балах, с возрастом стал домоседом и консерватором. В пику ему она принимала сторону матери, которая была когда-то знакома с Вагнером и Шопеном. Матильда любила искусство и художников, и для нее слова «поэт» и «творец» означали одно и то же. И ее уже не смущали ни некрасивое лицо, ни раскосые и слишком глубоко посаженные глаза, ни всклокоченная борода. Она с улыбкой протянула ему руку:

— Брат давал мне читать ваши «Сатурновские стихотворения» и «Галантные празднества», они все очень понравились… хотя некоторые места показались чересчур резкими.

Верлен смущенно поклонился и сказал, что в будущем надеется написать стихи, которые ее восхитят. Они обменялись несколькими банальными фразами и на этом простились.

В кафе Дельта Верлен был уже другим человеком. В мыслях и мечтах он был где-то далеко. Вокошар больше его не интересовал. В этот вечер он даже мужественно отказался от своего привычного абсента! Это была любовь с первого взгляда.

Верлен буквально заболел, стал подавленным и раздраженным. Эта совсем еще юная девушка обладала какой-то магической властью, и он никак не мог забыть ее очаровательную, немного шепелявую речь и светлую улыбку.

На следующий день он отправил своей красавице экземпляр «Сатурновских стихотворений» с красноречивым посвящением: «Мадмуазель Матильде Моте де Флервиль от любящего и верного друга — Поля Верлена».

Чтобы вновь обрести смелость, он прибегнул к старому проверенному средству — абсенту. Однажды вечером, сильно повздорив с кем-то в кафе, он вернулся домой в таком взвинченном состоянии, что матери пришлось уговорить его провести несколько дней в Фампу, чтобы немного успокоиться.

4 июля Верлен извещает Лепеллетье телеграммой: «Неожиданно заболел, сразу уехал. Письмо матери моему начальнику. Подробности позже или скоро вернусь зависимости ответа».

Эти последние слова наводят на мысль о том, что Верлен уже договорился с Сиври о следующей встрече с Матильдой. Вернувшись в Париж через четыре дня, он выглядел умиротворенно, но абсент вскоре вернул его в прежнее нервозное состояние.

Тогда, в июне 1869 года, у г-жи Верлен остановилась бывшая горничная Луизы Гранжан, искавшая работу в Париже. Эта женщина, Виктория Бертран^[143], была в ужасе от сцен, которые ей невольно приходилось наблюдать. Так, в письме из Батиньоля от 18 июля 1869 года, адресованном г-ну Перо в Пализёль, она сообщает: «В пять утра он явился домой пьяный, выхватил из отцовской коллекции оружия саблю, кинжал и огромный охотничий нож и закричал, что сейчас убьет мать! В другой раз он разбил тростью сосуды, в которых г-жа Верлен хранила зародыши своих выкидышей. Он вопил как сумасшедший: „Дайте мне денег! К черту эти склянки!“» Впоследствии Верлен сам описывал подобные сцены в «Исповеди».

Несчастная мать, заливаясь слезами, вынуждена была зарыть дорогие ей останки в саду; Виктория ей помогала. После этого г-жа Верлен уехала к друзьям, оставив дома ошеломленного и невменяемого Поля, и не появлялась в течение трех дней. Так она осуществила угрозу, которую Верлену часто приходилось от нее слышать: «Вот увидишь, ты добьешься того, что однажды я уйду, и ты даже не будешь знать, где я!»

На сей раз чаша терпения была переполнена. Г-жа Верлен попросила срочно приехать свою сестру Розу: очень высокая, властная, она была единственным человеком в семье, которого этот скандалист слушался. Ее присутствие обеспечило двое суток тишины и покоя, и Поль покорно обещал выполнить все, о чем его просили. Но сразу же после отъезда «жандарма в юбке» вспышки ярости возобновились. Как-то раз, вернувшись домой около часу ночи вместе с приятелем, он опять стал угрожать матери саблей: «У тебя четыре тысячи франков моих денег, и если ты их сейчас же мне не отдашь, не выйдешь живой из этого дома!» Несчастной г-же Верлен и Виктории Бертран пришлось полночи отражать атаки безумца, который грозил их обеих задушить.

Когда Поль немного пришел в себя, мать, не слушая никаких возражений, снова увезла его в Фампу. Там он поссорился с Розой и, мрачный как туча, ушел из дому куда глаза глядят. Добравшись по берегу Скарпа до Арраса, он обошел там все кафе и в конце концов очутился в борделе. В полночь последним поездом он вернулся в Фампу.

Когда на следующее утро он проснулся, все окружающее было ему невыносимо, ужасно болела голова, и вдобавок его тошнило. Он прекрасно понимал, что больше так продолжаться не может, иначе он сойдет с ума. Тогда он быстро встал, оделся и недолго думая написал Шарлю де Сиври, что просит руки его сестры.

Г-жа Верлен, видя, что сын успокоился, вернулась в Париж. Для Виктории ее приезд был неожиданностью, и она решила, что опять произошли какие-то драматические события. Она пишет: «У г-на Поля есть друг, который обещал ему написать, но так до сих пор этого и не сделал. Ручаюсь, что Поль снова устроил сцену, и поэтому его матери пришлось вернуться».

И действительно, к 17 июля Шарль де Сиври еще не ответил на письмо. В этот день Верлен говорил Нине де Калльяс, что «он очень страдает», у него «черная меланхолия», он «изнывает от тоски». В таком состоянии он не мог писать, жизнь в деревне раздражала, крестьяне надоели, а необходимость ежедневно видеть родственников просто выводила его из себя.

Тем временем в Париже Сиври зачитал письмо Верлена Матильде и г-же Моте. Его отчим аж подскочил от ужаса, когда ему сообщили эту новость. Ну и ну, какой расторопный молодой человек! — зашел на пять минут и уже просит руки. Это несерьезно. Матильде едва исполнилось шестнадцать, о замужестве можно говорить только года через четыре. А уж об этом женихе не могло быть и речи, тем более он какой-то поэт; в любом случае нельзя брать на себя никаких обязательств. Решено было не отвечать на это безумное письмо.

Около 20 июля Шарль с унаследованным от матери оптимизмом пишет Верлену, что дела его идут неплохо и что сватовство не отвергнуто категорически, но, как того и следовало ожидать, решение на время отложено. Короче говоря, влюбленный имеет все основания надеяться. Далее, отвечая на полученное раньше от Верлена приглашение, Шарль сообщает ему дату своего приезда в Фампу.

Его приезд превратил Верлена в другого человека. Вспыльчивого пьяницу сменил спокойный, утонченно-сентиментальный поэт, которого отныне вдохновляло только воспоминание о Явлении его возлюбленной. Верлен представил своего «будущего шурина» семье и друзьям. В числе последних был и добрый малый Поль-Огюст Бретань, толстый фламандец, чиновник налогового управления, откомандированный на сахарные заводы Фампу^[144]. Этот любитель пива и табака играл на альте, и поэтому Шарль де Сиври тут же подружился с ним. К тому же Бретань был ярый антиклерикал; поэтому, возможно, он не знал о смелых выходках Шарля в церкви Фампу: во время воскресных месс Сиври исполнял на плохонькой фисгармонии разные мелодии к популярным песням «фривольного» содержания. Добряк кюре при этом нимало не смущался; возможно, он был модернист, а может быть, просто-напросто глухой. «Под белеными известью сводами церкви Фампу прозвучали все произведения Вагнера и Эрве, и все песни, которые мы орали у Нины», — пишет Верлен Леону Валаду в августе.

Это были счастливые дни, проведенные в кругу друзей на лоне природы. Верлен, Сиври и дядя Жюльен любили гулять вокруг деревни; одну из таких прогулок Верлен зарисовал с большой точностью и юмором^[145].

Нашему герою лучше, он почти здоров. Он уединяется, чтобы писать стихи, которые потом войдут в сборник «Песнь чистой любви». Леса, ручьи, поля, засеянные рожью и пшеницей, — все будто оживает от едва уловимого присутствия Матильды.

Сиври сообщил не очень хорошую новость. Матильда, ее Десятилетняя сестра Маргарита, сам Сиври и их родители собираются на два месяца в Нормандию. Верлену он сказал, что его, вероятно, пригласят на несколько дней в середине августа, и только надежда на это приглашение позволила Верлену примириться с жестокой разлукой.

Когда в начале августа Шарль уехал, Верлен смог излить свои чувства и поведать добрую весть своим друзьям, правда пока только намеками. Если и появился новый, «идиллический» Поль Верлен, то это вовсе не чудо, сообщает он 5 августа Валаду. «Черт возьми, ищите женщину! Знайте, что она очаровательна, мила, остроумна, любит стихи и во всем соответствует моему идеалу». Лепеллетье тоже был посвящен в тайну, но в гораздо более загадочных выражениях; главное, писал Верлен, «никому ни слова!». Люсьену Виотти Верлен не отправил ничего, кроме банального письма с фотографией. Позже этот факт объяснится тем, что Люсьен тоже, оказывается, ухаживал за юной Матильдой. В одном письме Люсьен спрашивает Сиври о результатах сватовства Верлена. Чувствуется, что его очень беспокоит, принято ли предложение и дали ли согласие родители: «Я написал ему (Верлену) ответ, но не стал обсуждать его сватовство. Но все равно мне было бы интересно узнать, чем кончилось дело»^[146].

К сожалению, ответ Шарля де Сиври не сохранился; вполне возможно, ему пришлось сделать то, чего он больше всего не любил, — огорчить своего друга.

Остаток лета Верлен прожил, как обычно, у кузена Дюжардена в Леклюзе. Тем временем Матильда весело проводила время в замке Буэль, в трех километрах от городка Нёфшатель-ан-Бре, куда семейство Моте пригласили на лето. Шарль и юный маркиз Форже составляли ей компанию и развлекали как нельзя лучше. Непрерывно сменяли друг друга праздники, костюмированные балы, пикники в лесу; молодые люди танцевали, музицировали, играли в бесчисленные игры и импровизировали комедии. На одну такую лирическую пьесу, если верить Матильде, собралось двести дворян из округи. Сама Матильда с младшей сестрой, облаченные в длинные одежды друидов, с плющом и омелой в волосах, пели в хоре. Она пишет: «Что же стало с моим поэтом, пока я тут провожу время в развлечениях? Надо же, я должна признаться, что немного о нем забыла».

Поэт же все писал и писал пылкие письма, а Шарль тайком передавал их сестре. Верлен, словно околдованный, думал только о Матильде и не мог не восторгаться ею.

В зеленоватом платье, в пене рюшек

Июньским днем она явилась мне,

Улыбчивая, в нежной тишине…

Пленился я, не убоясь ловушек![147]

«Маленькая волшебница», читая его пылкие письма и восторженные стихи, чувствовала, как все сильнее бьется ее сердце. Она уговорила мать позволить ей отвечать «жениху». Та разрешила, но при условии, что г-н Моте ничего не узнает. Но увы! В долгожданных письмах из Буэля говорилось только о развлечениях и приемах, и влюбленному Верлену они были как нож в сердце.

Покуда для тебя угрюмою рекою

Меж голых берегов текут уныло дни,

Вдруг для нее светлы и веселы они.

Невинность так резва, так ветрена порою![148]

Но вскоре надежда вновь придала ему сил. По каким-то таинственным знакам он понял, что услышан. В стихотворении «Так как брезжит день, и в близости рассвета…» поэт отвергает то мрачное чудовище, которым он был месяц назад:

Конец мечтам дурным и злобным…

Нет гневных кулаков, нет ненависти к свету,

К намекам встреченных лукавцев и глупцов,

Нет отвратительных злых подозрений, нету

Забвенья мерзкого в разгуле кабаков![149]

Наивная Матильда не увидела в этом ничего, кроме риторической фигуры, и запомнила только поучительное заключение:

Ведь я хочу теперь…

Идти, лучистые глаза, ведомый вами.

Тобой ведом, рука, где гаснет дрожь моей, —

Вперед и прямо, — пусть тропа покрыта мхами

Иль загромождена обломками камней;

Да, я хочу идти, и тверд, и прям, по Жизни…[150]

В Париж Верлен вернулся, вероятно, 31 августа. В поезде он всю дорогу писал стихи, не обращая внимания на пейзажи за окном и не слыша ритмичного стука колес. Перед его глазами была одна лишь Дева в белом, он непрестанно повторял имя Возлюбленной.

Г-жа Верлен была весьма озадачена тем, что сын стал так мягок, спокоен и предупредителен. Произошло какое-то чудо, как бывает только в романах! Конечно, на роль жены она предпочла бы для него кузину из Фампу, энергичную девушку, похожую на ее сестру Розу. Но ведь он выбрал сам, причем так быстро и определенно, следовательно, не мог ошибаться. Его невеста слишком молода, но мог ли он полюбить девушку его возраста? Итак, только женитьба, при условии, что он будет счастлив, могла направить его на путь истинный. В тот момент, когда г-жа Верлен произнесла эти слова, Поль вскрикнул от радости. Вряд ли можно было найти более предупредительного и послушного человека: вместо того чтобы по своему обыкновению таскаться по ресторанам, он охотно соглашался ходить с матерью в гости к ее подругам, женам и вдовам военных. Можно было подумать, что он очень любил чай с сухими бисквитами! Литература его больше не интересовала. Он не навещал никого, кроме Лепеллетье, который погряз в политике и журналистике. Чтобы уж совсем не отступать от привычек, друзья заходили иногда в ресторан «Мартир». Там был официант по имени Батист, и они переделали «Мартир» в «Батир». Но вели они себя благоразумно и позволяли себе не более одной рюмки.

Рабочий кабинет Верлена превратился в келью отшельника. Здесь, за стопкой папок, он сочинял стихи для возлюбленной, выкраивая время между поручениями по работе. Как же он будет счастлив снова ее увидеть! Близился конец их разлуки. Через несколько недель Моте вернутся в Париж, и он сможет заключить Матильду в свои объятия. Но это произойдет позже…

Лети ты, песенка, скорей

Навстречу ей с моим приветом.

Скажи, что в сердце, верном ей,

Светился луч веселым светом…[151]

В своем последнем письме из Буэле Матильда взывала к благоразумию, терпению и мужеству Верлена, хотя ему и так этих качеств было не занимать. За всеми испытаниями должно было последовать вознаграждение.

В день своего возвращения Матильда была взволнована не меньше, чем Поль. Г-жа Моте уже смирилась с неизбежным. Угрызения совести больше не мучили ее, поскольку она позволила дочери выбрать между Верленом и молодым человеком, ухаживавшим за ней в Буэле. Она выбрала поэта? Ну что ж, пусть будет поэт. Г-н Моте недовольно пожимал плечами.

Вечером того же дня, облачившись в новый костюм, Верлен, бледный и взволнованный, появился на пороге дома Моте. Там он познакомился с любезной, утонченной и чувствительной «тещей». Что касается «тестя», седобородого человека, холодно смотревшего на него сквозь золотое пенсне, то он показался ему чрезвычайно неприятным. Можно предположить, несмотря на отсутствие подтверждений, что тем вечером г-жа Шариа, бабушка Матильды, осталась у себя в комнате, а юную Маргариту отправили спать.

Когда в малую гостиную подали кофе, влюбленных голубков, следуя обычаю, усадили на канапе, дабы они могли «поворковать». Беседа была банальна, невинна и по большей части состояла из вздохов, пауз и взглядов. Когда они прощались, их охватило чувство, которое испытывают, столкнувшись лицом к лицу с Роком; они оба знали, что, как бы в дальнейшем ни сложилась жизнь, их судьбы будут неотвратимо связаны.

Назавтра Верлен пришел вместе с матерью, которая поцеловала смутившуюся Матильду в лоб. Уходя, г-жа Верлен пригласила г-на Моте нанести ей ответный визит, чтобы «поговорить о делах».

Из вежливости он обещал быть, но, разумеется, не намеревался этого делать. Когда гости ушли, он обрушился на жену и дочь с упреками: дескать, они не приняли в расчет его мнение, действовали у него за спиной, и теперь он вынужден идти у них на поводу. Однако поощрять столь очевидную глупость он не намерен.

Поскольку правила хорошего тона все же требовали ответного визита, жена и дочь стали упрашивать его согласиться навестить г-жу Верлен. Ведь один визит ни к чему не обязывал, и это вовсе не означало, что свадьба состоится на следующий же день.

Квартирка овдовевшей г-жи Верлен произвела удручающее впечатление на г-на Моте. Находилась она в заурядном доме и в довольно бедном районе. Внутреннее убранство ее было скромным и мрачным.

«Если положение вещей не улучшится, — безапелляционно заявил он, — дочь останется без приданого. И в любом случае, даже речи не может быть о том, чтобы свадьба состоялась в ближайшие два года».

С приходом осени в жизни Верлена началась счастливая пора. Он посещает все вечеринки в сопровождении Матильды, ее брата Шарля и иногда композитора Эманнуэля Шабрие. Однако пьяные пирушки у Нины де Вильяр, где все шутки были определенного толка, равно как и чересчур серьезные литературные собрания, не слишком подходили молодой благовоспитанной девушке. Почему бы в таком случае г-же Верлен не устраивать вечера у себя? По средам у нее собирался бы избранный круг посетителей, состоящий из таких людей, как Валад, Мера, Коппе, Шарль Кро, Рикар, Мендес и других. Благодаря им вечера, лучезарной королевой которых всегда была Матильда, были проникнуты остроумием и весельем. В этот период Матильда была привязана к Верлену сильнее, чем когда-либо; он казался ей самым умным, самым утонченным, самым деятельным (именно тогда она без малейшего сожаления дала окончательный отказ нескольким упорно преследовавшим ее воздыхателям). Мать и юная сестра Эдмона Лепеллетье, Лора, стали ее близкими подругами. Сколь заманчивым ей виделось будущее: ее степенный, но веселый жених — поэт, которому уготована слава, ее друзья — жизнерадостные молодые люди, полные великодушия. Казалось, счастливая жизнь будет длиться бесконечно.

Верлен забросил литературные труды и покидал контору только по дням, когда его матушка принимала у себя посетителей. «Побежденные» были заброшены, «Кузнецы» его больше не интересовали, музыка к «Вокошару» так и оставалась ненаписанной. Зачем занимать себя рифмами, когда его жизнь — воплощенная «Песнь чистой любви»?

Однажды Верлен в компании Франсуа Коппе побывал у Сент-Бева, проживавшего тогда на улице Монпарнас. Пожилой критик, вечно ходивший в своей бархатной шапочке, похвалил обоих поэтов, но, когда Верлен сообщил ему о предстоящей женитьбе, он покачал головой и пробормотал: «Это еще нужно обдумать…» Эти ничего не значащие слова ужасно развеселили молодых людей.

Поначалу влюбленные ходили в театр или на концерты, всегда в сопровождении г-жи Моте. Но постепенно жизнь их заполнилась предсвадебными заботами. Они и сами не заметили, как это случилось. Вопреки запрету г-на Моте, они решили пожениться 29 июня.

Так это будет в летний день. В тот час

Горящий полдень, радуясь со мною,

Меж шелка и атласа с кисеею.

Еще прекрасней мне покажет вас[152].

Сон вскоре должен был стать явью. Матильда занялась поисками жилья. Ей даже удалось найти трехкомнатную квартиру на пятом этаже дома на пересечении набережной Турнель и улицы Кардинала Лемуана, напротив ресторана Тур д’Аржан. С балкона открывался прекрасный вид на собор Парижской Богоматери и на здание мэрии. Но нужно было все подкрасить и подправить. Поэтому свадьбу перенесли на начало июля.

Брачный контракт был подписан 24 июня 1870 года в конторе мэтра Топена, нотариуса из Клиши. Доля будущего мужа включала 6950 франков, оставленные Верлену в наследство его теткой, Луизой Гранжан, и 20 тысяч франков, отказанные ему матерью. В долю будущей жены входило всего 4206 франков плюс различная мебель на сумму в 5754 франка, украшения, которые, как было отмечено в контракте, «составляют исключительную собственность будущей супруги», и, наконец, пятидесятифранковая трехпроцентная доходная облигация^[153].

Молодые люди уже объявили о предстоящем бракосочетании, но непредвиденное обстоятельство разрушило их планы: Матильда внезапно заболела оспой. Поль навещал ее, однако делал это с опаской и не подходил слишком близко к постели больной. Он едва узнавал ее, настолько ее опухшее лицо было обезображено сыпью. Однако благодаря стараниям доктора Антуана Кро и друга семьи доктора Потье Матильда быстро поправилась.

В это время вышел сборник стихов «Песнь чистой любви»^[154]. В одном из сорока восьми экземпляров книги сохранилось стихотворение, написанное рукой автора и посвященное вдохновительнице сборника^[155].

Издательство попыталось распространить книги в журналистской среде (в том числе и за пределами Франции), однако из-за обострения международной обстановки разослать весь тираж не удалось. Тем не менее новость о выходе книги появилась в «Журналь де ля Либрери», а Теодор де Банвиль написал хвалебную статью, которая была опубликована 17 июля в газете «Насьональ». Леконт де Лиль остался доволен стихами и написал, что они «проникнуты счастливой невозмутимостью разума и безмятежной чувствительностью сердца»; эти слова доказывают, что стихи Верлена были прочитаны жителем башни из слоновой кости наспех, так как если в них чего и не хватает, так это невозмутимости.

Хотя Матильда выздоровела, свадьба была перенесена на более поздний срок, так как г-жа Моте сама заразилась от дочери оспой. Впрочем, это печальное обстоятельство «позволило мне», как позже признается в своей «Исповеди» Верлен, «впервые пообщаться с моей невестой без свидетелей». В конце концов свадебную церемонию было решено отложить на 11 августа.

Но три недели отсрочки были невыносимы для Верлена, и он едва переносил их, «сердясь на месяцы, на тихий ход недель»[156].

Поль мрачнел с каждым днем, поэтому Матильда решила, что раз уж ее брат Шарль и сестра Маргарита едут на две недели за город, то пусть Поль отправится вместе с ними. Это ему поможет развеяться, она же пока оправится после болезни; к тому же у нее будет время ухаживать за матерью.

Таким образом, Верлен провел две недели в особняке Муаси у маркизы де Монури, хорошей знакомой и ученицы Нины де Вильяр. Но ничто — ни сельские праздники, ни пикники в лесу, ни светские игры, ни всевозможные эксцентричные выходки — не могло развлечь его. В то время как все веселились напропалую, Поль уединялся и сочинял стихи, полные самого чувственного и пылкого вдохновения.

В качестве примера можно привести такие стихотворения, как «Школьница», «Последнее желание», которые Верлен позже старательно воспроизведет в «Исповеди».

А тем временем, пока он, погруженный в себя, прогуливался по перелескам и лугам, над Францией нависла опасность. Всего за несколько дней и без того тяжелая международная ситуация переросла в настоящую трагедию. 19 июля 1870 года было объявлено о начале войны с Пруссией. На автопортрете, написанном 22 июля того же года в Муасси, Верлен изображен рядом с Шарлем де Сиври (последний сидит за фортепьяно, кажется, что он прикован к своему инструменту^[157]). В своей огромной соломенной шляпе Поль выглядит вполне умиротворенно: он и не подозревает, что в этот день началась всеобщая мобилизация.

Верлен и Шарль де Сиври. Рис. П. Верлена.

Когда в конце июля Верлен вернулся в Париж, столичные умы были заняты либо патриотическими мыслями о победе, либо тревожными мыслями о возможных изменах. Тем временем Верлен, который, в преддверии свадьбы, находился в весьма возбужденном состоянии, был вынужден заниматься, впрочем, как и его будущие родственники, мелкими приготовлениями: рассылкой приглашений, подбором нарядов и цветов, примеркой у швеи.

После поражений французской армии при Вейсенбурге и Фрешвилере Поль приготовился к худшему: он боялся, что его призовут в армию. В принципе его могли призвать, несмотря на то что он не прошел военной подготовки, так как в 1864 году вытянул счастливый номер. К тому же существовало правило, согласно которому служащие префектуры и мэрии не призывались в армию. Однако долго ли оно еще просуществует? В точности никто ничего не знал. Во всех областях жизни царили смятение и неуверенность.

8 августа, в то время как Верлен пыхтел на службе, один из его коллег, Ламбер де Руасси^[158], которого Поль ценил за хорошие манеры, сообщил ему, что при родах скончалась его любовница, и поэтому он хочет покончить с собой. Он протянул Верлену запечатанный конверт, на котором было написано: «Не вскрывать до моей смерти». Ошарашенный Верлен не успел ничего сказать, а коллега уже скрылся. Ему не давала покоя мысль о Роке, преследовавшем его. Как будто у него и без того мало забот!

На следующий день Поль получил телеграмму от Ламбера де Руасси, в которой тот просил срочно приехать к нему домой. Недолго думая, Верлен нанял экипаж и отправился к своему коллеге. В холостяцкой квартирке де Руасси Поль нашел хозяина этого элегантного пристанища лежащим в одежде на кровати. В виске было отверстие от пули, вторая половина черепа просто отсутствовала. Верлену досталась скорбная миссия оповестить о случившемся мать его друга, а также дать показания в полиции и подписать акты гражданского состояния. Приходской священник согласился провести службу 10 августа.

Несмотря на то что похороны пришлись на канун свадьбы, Верлен выполнил свой долг до конца. Вместе с Анатолем Франсом, который знал покойного, и несколькими друзьями и коллегами по работе Верлен проводил несчастного в последний путь. Его похоронили на кладбище в Пасси.

Возвращаясь с похорон, Поль решил проехать через центр города, чтобы узнать новости. На Больших бульварах было большое волнение. Стоя на террасе кафе «Мадрид», Верлен, как и остальные посетители, кричал вслед проходящему полку: «Да здравствует Республика!» Однако делал он это так громко, что полицейские, сдерживавшие толпу, чуть было не задержали его. Но он бежал тем же путем (через проезд Жуфруа), что и в декабре 1851 года, во время государственного переворота Наполеона III. Когда опасность миновала, он купил вечерний выпуск газеты «За родину!» и зашел в кафе «Мюлюз». В газете его внимание привлек текст одного документа, в котором говорилось, что все неженатые мужчины в возрасте от 25 до 45 лет, не значащиеся в списках личного состава жандармерии, должны вступить в ряды французской армии.

Ах вот как! Служба в мэрии больше ничего не значит! Следовательно, в ближайшем будущем он должен будет отправиться на войну…

— Черт возьми! — воскликнул Верлен, недовольно ударив кулаком по столу, — моя свадьба летит в тартарары!

Выпив залпом свою рюмку абсента, взбудораженный и обеспокоенный, он поспешил на улицу Николе, где его успокоили рассудительные г-жа Моте и Матильда: «Чего вам бояться? Ведь речь идет только о холостяках, а вы с завтрашнего дня будете женаты».

Свадьба состоялась 11 августа 1870 года. Церемония была проведена сначала в мэрии 18-го округа Парижа, а затем в церкви Нотр-Дам-де-Клиньянкур. Со стороны невесты свидетелями были драматург Поль Фуше (шурин Виктора Гюго) и г-н Седильо, ученый-востоковед, оба — близкие друзья г-на Моте. Со стороны жениха свидетелями были Леон Валад и капитан Истас, старый друг покойного капитана Верлена.

В церкви молодых супругов поздравляли многочисленные родственники и друзья, в том числе и бывшая учительница начальной школы Луиза Мишель. Она долгое время занималась отсталыми детьми, теперь же давала уроки рисования и французского языка в школе на улице Тувено. Г-н Моте, как инспектор начальных школ, посетил это учреждение и похвалил Луизу Мишель за ее безграничную доброту и преданность. Он даже попросил Шарля де Сиври давать в этой школе уроки музыки, так как не знал, что после убийства принцем Пьером Бонапартом журналиста Виктора Нуара^[159] и последовавших за этим манифестаций Луиза сблизилась с левыми, стала посещать собрания бланкистов, а также кружок «Свободная мысль»; с приходом Коммуны она станет ярой революционеркой. Однако в этот праздничный день Луиза Мишель была всего лишь поэтом: в знак своей дружбы она написала для Матильды свадебную песню, в которую, по ее словам, вложила всю свою душу. Вот ее начало:

Красавица-жена поэта,

О дева, лилии цветок,

Как вам известно, бард — пророк,

И я вам прорицаю лето[160].

После официальной церемонии (никто не собирался проводить пышного празднества, а от свадебного путешествия из-за тяжелой международной ситуации пришлось отказаться) у Матильды дома был устроен небольшой прием, среди приглашенных присутствовали Камиль Пеллетан и Феликс Регаме. К сожалению, очень многие не смогли прийти: к тому времени под знамена успели призвать едва ли не весь Париж! Среди призванных был Эдмон Лепеллетье, по случаю свадьбы он прислал стихи (не сохранились).

Вечером молодожены незаметно удалились к себе.

Верлен позже признавался, что до самой свадьбы наивная Матильда считала, что дети появляются от поцелуев[161]. Однако пришел момент, когда молодой супруг должен был вывести ее из заблуждения.

Настало время стать тебе моей женой,

И мне стать тебе мужем настоящим[162],

что и было сделано, и неплохо сделано, если верить словам самого Верлена.