глава 47 ДЕЙСТВУЕТ ЛИ СУРОВАЯ МАГИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ?

глава 47

ДЕЙСТВУЕТ ЛИ СУРОВАЯ МАГИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ?

Я давно понял, что Льюисом Кэрроллом быть намного интересней, чем Алисой.

Джойс Кэрол Отс

Я спросила нескольких наиболее близких мне людей из группы, подействовали ли на нас методы по разрушению эго, помогли ли они нашему освобождению, что бы ни подразумевалось под свободой.

И спровоцировала споры. Обсуждать это было трудно, так как существовала опасность возникновения сплетен, слухов и наказания, так что я подходила к этому деликатно. Уходя домой, я размышляла о том, что такое «хорошо» и что такое «плохо».

Гвидо сказал мне, что, если бы он не встретил магов, то попал бы в сумасшедший дом или оказался на улице. Однако, каким бы трагикомичным и эгоистичным он мне ни казался, надо признать, это был ходячий образец многих качеств, страстно осуждаемых Карлосом. Гвидо был творческим, активным и жестким человеком во всем, что касалось его творчества. Кроме того, он искренне признавался, что не был готов к интимной близости и удовлетворению запросов зрелой любви. Он ссылался на отношения, ради которых ненадолго покинул мир магов: «Когда „магическая любовь“ не подействовала на нее, я понял, что никогда не смогу стать совершенным, чтобы решить все проблемы. Но она самый прекрасный человек на свете». Флоринда позже рассказала мне, что речь шла о довольно известной женщине, которая хотела иметь детей и семью, — ее она впоследствие и создала с известным спортсменом. Правда состояла в том, что трагическое, безумное увлечение Гвидо, его вожделенное стремление к женщине своей мечты — все это совершенно не подходило для повседневной жизни.

Пышному цветению любви, как я полагаю, способствуют такие душевные качества, как уважение, великодушие, доверие, восхищение, честность. Карлос, с которым я была рядом на протяжении двадцати семи лет, не поощрял проявления подобных качеств. Воин должен побеждать свои чувства, ведь «воин — только тот, кто ни в ком не нуждается», — подобная философия была создана человеком, нуждающимся в самозащите. Я знала Карлоса Кастанеду, который то избегал близости, то стремился к ней: если бы он не жаждал ее, думаю, он дал бы мне пинка сразу и навсегда. Я была сиреной для Карлоса — одной из многих, — и он зачарованно слушал меня, то подобострастную и робкую, то неповинующуюся и страстную.

Карлос мастерски создавал атмосферу божественной близости, блестяще обрабатывая каждую женщину. Те, кто пережил подобные мгновения, лелеют их как самые счастливые в своей жизни. Это было лучшим подарком от Кастанеды — вкус Небес. Он часто говорил: «Нагваль подобен героину».

Я невольно вздохнула, когда Флоринда подтвердила однажды эти слова на лекции: «Нагваль — это наркотик, наркотик, который внутри нас». К сожалению, они безнадежно противоречили себе, говоря как на духу! «Нет игры без нагваля, нет другого пути из нашего ада, из этого океана горгулий. Вы нуждаетесь в нас».

Что касается близости, то тут Карлос был великолепным спринтером, а если ему отказывали, — марафонцем. Что произошло с ним на заре его юности? Как он стал яркой, но закомплексованной личностью — мужчиной, превратившим свои страхи в рассказы о других измерениях, да такие правдоподобные, что заслужил восхищение миллионов? Он как будто говорил с теми, кто не хотел идти по накатанной дорожке, а мечтал получить от этой жизни нечто большее. Он возродил магию без всякого участия современной науки. Печально, но он загнал себя в угол, когда клялся в своей безупречности и утверждал: «Только мы можем жить как во сне. Между нашими словами и делами нет расхождения. Ни одно человеческое существо, за исключением меня самого и моей когорты, не делает в этой жизни то, о чем говорит». Говоря это, Карлос не вызывал у слушателей страха, сострадания или удивления и вряд ли сам понимал подобную метафору «Сказки о силе» Кастанеды красивы и как будто написаны на одном дыхании. Эта книга — выдающееся достижение в литературе, но удивительная судьба самого автора может служить серьезным предостережением читателям. Я была свидетельницей того, как ценой покупки собственной популярности, стала утрата способности наладить контакт с близкими людьми, и это очень опасно. Когда нет равного тебе, кого ты должен уважать? Кому можно доверять, уступать и находить утешение, сохраняя при этом достоинство и любовь? И не из страха ли перед будущими потерями превозносится одиночество? Так где же приятное расслабление, и где простой мир?

Критический этап на пути к моему исцелению наступил, когда я поняла, что основным механизмом психологической защиты Карлоса была проекция — без всякого сомнения, это было ключевое слово.

Эллис была нуждающейся, Була испуганной, Тайша — завистливой, Тарина — конкурирующей, а Кандиса — ревнивой. Даже Клод была «собственницей». Он никогда не оставлял нас в покое. Мы становились предателями, если бросали его со всей его чистотой. Карлос иногда преодолевал этот комплекс, составляющий его суть, и бросался в другую крайность: копание в своих ошибках, сомнения в собственной непорочности, взваливание на себя ответственности за малейшую жестокость.

Что касается ведьм, то я пришла к выводу, что механизм их защиты имел три модальности: осознание своей особости, отличие от других и собственно женское начало.

Тайша — «милашка» девятнадцати лет, поверила, что ее длинные трогательные рассказы о жизни в диких местах были «сном наяву». Она читала лекции нисколько не сомневаясь, что ее фантазии — правда.

Флоринда — напротив, часто с презрением говорила о магических методах Тайши, утверждая, что путь к истине — это абстрактное знание. Думаю, она знала, что в основе мифов Кастанеды лежат классические легенды, только и всего.

Муни мне показалась противоречивой и сложной. Однажды она действительно как будто поверила, что жила в иной реальности. Потом Муни открыто призналась нам, что жила обычной жизнью. Я отношу многое из их нелогичного и враждебного поведения к поиску смысла, связующего звена между противоречащими утверждениями.

Наверное нужно было иметь ученую степень по психиатрии, чтобы понять одну из любимых историй Карлоса, которую он рассказал нам: «Дон Хуан убил Клод и нарезал из нее длинные полоски вяленого мяса. Мне и Муни, как ее родителям, было приказано съесть это мясо, чтобы забрать у нашего ребенка квинтэссенцию силы. У дона Хуана это считалось последним испытанием покорности и уступчивости ученика. Мы ели, подавляя рвоту, пока дон Хуан не расхохотался — это была всего лишь говядина».

Во время моего ученичества Карлос придумал новую историю о том, как мы встретились, и рассказывал слушателям, что он лишил меня девственности в пятнадцать лет. Меня убедили согласиться с этой версией, я должна была ее запомнить и повторять, чтобы не сбиваться. Но я не торопилась подбирать этот шар, а упрямо придерживалась собственных воспоминаний. Наконец Карлос заставил меня согласиться с тем, что лишил меня девственности энергетически. Остальные мужчинами не считались, так как были летунами, на худой конец обезьянами, или всего лишь людьми. Карлос настойчиво повторял: «Тебя лишил девственности твой муж».

Принесла ли магия хоть кому-то из нас пользу? Я много размышляла над непростой историей Пуны, которая была очень мне дорога. Она рассказывала слушателям в Колорадо, что, когда маги нашли ее, у нее была «аллергия на все». Пуна перенесла необычную болезнь, после которой у нее появилась аллергия практически на себя. Ей приходилось жить в гипоаллергенной среде под постоянным контролем, ожидая ранней смерти. Карлос из баловства написал ей шпаргалку, и она говорила в аудитории: «Я могла носить нижнее белье только из кашемира и есть шарики риса с кусочком огурца внутри». Она, как и Гвидо, клялась мне, что мир магии спас ей жизнь. Пуна, по ее словам, смогла говорить о родителях, потому что отошла на то расстояние, которое ей было необходимо. Я верю, что мир Карлоса спас Пуне жизнь или, по крайней мере, рассудок.

Когда Карлос издевается над Гвидо и Пуной, впрочем, как и надо мной, смотреть на это было просто ужасно. Для тех, кто получал подобные травмы в семье от родителей, диктаторы так же привычны, как пара старых ботинок, может Карлос и в самом деле спас им жизнь. К жестокости можно привыкнуть, это хорошо известно, тем более, если она напоминает семью и таким образом как-то упорядочивает жизнь «жертвы». Я выросла в замечательной семье, хотя супружеские отношения моих родителей ухудшились и моя мать долгое время находилась в депрессии из-за проблем с отцом.

Семья рушилась, несмотря на все усилия моих родителей ее сохранить, — это было единственное, что они пытались сделать как партнеры и как родители. После того как репортеры «Лайф» или фотографы «Пипл» сворачивались и уходили, начиналась реальная домашняя жизнь, которая иногда бывала чрезвычайно бурной. По этой причине мне не составляло труда представить себя на месте Гвидо или Пуны, я могла поверить, что жестокость Карлоса нужна была для нашего же «собственного блага». Некоторым членам группы казалось важным поддерживать видимость стабильности, они очень нуждались в такой семье, где не только существуют тайны и ложь, — они освящены, как мистическая практика. Какое облегчение, когда вместо вины и позора за ложь, чувствуешь себя особенной («нечеловеческой»)!

Те, кого вводили во внутренний круг только для того, чтобы потом жестоко вышвырнуть, демонстрировали разнообразие реакций. Некоторые быстро восстанавливались и двигались дальше, у других это происходило постепенно. Некоторые сломались, их жизнь не сложилась: без работы, семьи, без друзей. Были и такие, которые прожили десяток лет, безуспешно цепляясь за «Клеаргрин». Это придавало смысл их жизни, как поиск Грааля.

Я всегда восхищалась меньшинством — теми, кто забирал свои шарики и уходил домой, поняв, что его ожидает жизнь полная репрессий. Самыми умными были те, кто набирал всего понемногу здесь чуть-чуть философии, там несколько техник — их приводили в восторг изумительные ораторы в период расцвета лекционной деятельности и они никогда не требовали большего. Это те самые, кто не разрушил гармонию жизни и, кажется, извлек самую большую выгоду для себя. Неудивительно, что семинары спровоцировали множество разводов среди слушателей. Некоторые, как мне показалось, поступили мудро: магия дала устоявшейся паре шанс измениться, другие утверждали, что для них семейная жизнь стала обузой.

Посвятив много лет эзотерическим учениям и чтению арканов, мой друг Билл пришел к выводу о том, что наиболее духовно продвинутые учителя пытаются сбить ученика с ног, чтобы забрать его энергию себе. Они блокируют «двери», то есть те выходы, которые мы используем, чтобы устранить дискомфорт, и получить скрытую энергию. Одна последовательница назвала их «дверьми компенсации», и Карлос был знаком с учителями, которые создавали это учение. Дверей в мире — легион. Это секс, наркотики, рок-н-ролл, телевизор, насилие, переедание и пьянство, депрессия, одержимое коллекционирование, строгое сидение на диете и фанатичное выполнение физических упражнений или, как любят в Америке, сверхурочная работа до изнеможения. И конечно, есть двери ухаживания, романтики и любви.

Гедонизм или пуританизм, Аполлон или Дионис, не имеет значения — все это способы выпустить пар. Давление нарастает быстро, когда мы медитируем, занимаемся рекапитуляцией, тенсегрити или боевыми искусствами. Когда кто-то исследует себя при очень ярком свете и слишком быстро, или когда лидер группы слишком торопится, то это ведет или к распаковке печенья в полночь, или к анорексии.

Если мы останавливаем эти действия, тогда что? Путешествие к Бесконечному, как утверждал Карлос? Но как? Мы не знали. Карлос когда-то велел мне «отправляться в пустыню, и разогнаться до максимальной скорости. Как только скорость возрастет до предела, — тебя, машину и все вокруг поглотит Неизвестность». Есть что-то похожее на научную фантастику и в упражнениях по дримингу в «Искусстве дриминга».

Но я не смогла сделать ничего подобного. Некоторые сумели, но когда проснулись, — было все то же проклятое печенье. Или сигареты. Или телевизор. После смерти Карлоса Рамон поехал в Амстердам, снял гостиничный номер и принял большую дозу стимуляторов в надежде «соединиться с нагвалем навсегда». В результате он очнулся в том же Амстердаме в тяжелом похмелье.

Я думаю, надо пройти через все испытания, уготованные тебе жизнью. И не стоит закрывать все двери, которые помогают снять напряжение, — это было бы большой ошибкой. Возможно, неплохим вариантом стало бы сочетание философия Кастанеды с тихим домом отдыха, позволяющим немного расслабиться.

Я часто размышляю над тем, что никого из этих людей прежде не знала. Флоринда часто говорила:

«Ты думаешь, что „X“ сейчас плохой? Ты бы видела его в тот момент, когда он появился у нас! Он был просто невыносим!» Конечно, мне следовало бы услышать версию «X» перед тем, как составить свое мнение о нем. Но Карлос и ведьмы подчеркивали, что счастливые люди никогда не приходят в мир магов, они слишком заняты радостями жизни. Как сказала Муни, «сначала жизнь должна хорошенько трахнуть тебя по башке, чтобы ты оказалась здесь в числе первых. Иначе, кому захочется остаться, несмотря на все издевательства?» А как насчет «непресыщенных сексом», спрашивала я? «Они управляют корпорациями!» — таков был ответ. Большинство людей из внутреннего круга на тот момент, когда их принимали, были чем-то травмированы. Но нередко тонущие обломки принимают за проплывающий мимо роскошный лайнер. С любой точки зрения Кастанеда и его команда не считала себя «соломинкой для утопающего».

Я никогда не забуду слов Флоринды, которые я услышала на своей первой лекции в Беркли. Она отвечала женщине, которая хотела знать, как присоединиться к группе:

— Кто же захочет быть с нами добровольно? Я бы не пожелала этого и собаке! Нас выбрали.

В нашей повседневной жестокой действительности не было ни одного мгновения передышки. Такая правда была слишком страшна, чтобы поместить ее в мою книгу. И редактор заставил меня исключить реальные факты.

Женщина, задавшая этот вопрос была смущена, как и я. Такие особенные, такие очаровательные, избранные — и такие ужасные? И когда в тот же вечер ведьмы сели в свой лимузин, помахав мне приветливо рукой на прощание, я решила, что Флоринда лгала. Позже я узнала силу прерывистого подкрепления: вкус Небес, потом изоляция — цикл, повторяющийся множество раз. Адреналин выплескивается через край. Каждый день — между жизнью и смертью, только так Карлос и его команда считали своей обязанностью вбивать это в нас, иногда слишком рьяно, иногда для нашей же пользы.