глава 26 ПРАВДА ОБ ИЕРАРХИИ

глава 26

ПРАВДА ОБ ИЕРАРХИИ

Она могла бы ждать и наблюдать, как всегда наблюдала и ждала в надежде, что разгадка придет к ней. Но как склеить разбитое сердце?! Это такая головоломка, которую ни разум, ни время не могут разрешить.

Клайв Баркер «Каньон холодных сердец»

Флоринда была страстным приверженцем магического правила: «Не существует никакой группы!»

Она сообщала его новичкам еще до того, как начинались лекции, и никогда не упускала шанса поразглагольствовать на эту тему. Много раз я слышала, как Карлос уверенно высказывался по этому поводу. Начиная свои публичные выступления, он обычно говорил толпе, окружавшей его:

— Мы — не группа! Концепции «группы» у нас не существует. Несколько человек может пойти вместе в кино, но это бывает редко. — Однако, на протяжении шести лет, начиная со дня моей инициации, я почти каждый вечер ходила с ведьмами в кино и рестораны, а с Карлосом на ланч, и, конечно же у нас были ежедневные групповые занятия.

— Мы никогда не встречаемся, — утверждал он, — только время от времени, чтобы поупражняться.

Но мы — не друзья. Мы ничего не знаем о жизни друг друга, мы не живем вместе. У нас нет никакой группы, никаких встреч, никакой иерархии. Мы — незнакомцы, и только легенда дона Хуана соединяет нас. Есть еще Эллис, посмертный дар Ирвина. Я не могу сказать «нет», когда меня просят, — как я могу отказать? — Карлос делал характерный жест, пожимая плечами и растопыривая пальцы.

Было очень интересно наблюдать, как маги лгали или, по их выражению, «утверждали знание, полученное сталкингом», — это было так естественно, так по-человечески, что дух захватывало. В действительности лишь считанные единицы из нас жили отдельно.

Флоринда всегда с такой страстью говорила на эту тему в аудитории, что практически переходила на крик:

— Все хотят слиться с нами, быть внутри, но нет того, к чему можно присоединиться! Это смешно! Обезьяны всегда ищут место, но мы не обезьяны. Вы — да, но мы — уже нет, мы изменились. Оставьте попытки присоединиться к нам! Нас не существует.

Это блеф, наивный и примитивный миф. Я имею представление о том, как на самом деле Карлос и ведьмы пытались заставить работать свою магию. Необходимо было подтолкнуть учеников к индивидуальным поступкам, одновременно культивируя в них зависть — самое ядовитое из всех чувств, а потом заставить их действовать стаей, худшей, чем самая жестокая банда подростков в средней школе. Кто выживет в этом когнитивном диссонансе, тот, несомненно, сможет выпрыгнуть из своего эго— в этом, я полагаю, состоял план, который руководил их безумным поведением.

Я размышляю и над другой составляющей этой тайной программы. Для нагваля и ведьм не пристало создавать нечто похожее на клуб. Клуб — это часть социального устройства. В своих заявлениях они недвусмысленно утверждали: то, что очевидно для всех, на самом деле не существует, а является сталкингом… В таком контексте, на мой взгляд, это нелепая выдумка служила для каких-то псевдомагических целей, — в данных обстоятельствах объединение было ни к чему. Это культивировало в каждом из нас все самое худшее, и я не знала никого, кто смог бы преодолеть боль, причиненную этим поведением и нереальностью происходящего, — обманом или запугиванием они взращивали другую, темную сторону души, пожирающую человеческие устремления.

Взаимоотношения на семинарах напоминали мне иерархическое деление в рок-н-ролльных тусовках.

Я встречалась с музыкантами, потом стала женой одного из них, и мне были хорошо знакомы все их закулисные игры. Более того, я была дочерью знаменитости, хотя писатели думают о себе несколько иначе, чем рок-звезды. В период пика популярности, когда «Книга списков» довольно долго занимала верхние строчки рейтинга бестселлеров по версии «Нью-Йорк таймс», я ходила по книжным магазинам, проталкиваясь через толпы любителей автографов, бывала в гостиных, в которых было полным-полно напыщенных знаменитостей. Меня возили на лимузине туда и сюда, усаживали рядом с известными Авторами, Гигантами издательского бизнеса и Звездами различной величины. Я все это повидала и могу сразу распознать шоу.

Первые два ряда лекционных залов, предназначенных для семинара, были забронированы для Нас, и мы долго усаживались согласно карточкам с именами на каждом сиденье по своей значимости в группе. Заговорить с нами (получить поклон или улыбку) считалось очень важным для любого гостя. Это было очевидно, но, несмотря на это, Карлос писал в своих книгах и неоднократно говорил со сцены и в интервью о том, что выбирает не он, это Дух указывает ему на учеников, находящихся среди гостей в аудитории. Участники семинара периодически оказывались (без объяснения) в передних рядах или на сцене, одетые в соответствующие футболки, тапочки и со стрижками «ежиком». А улыбка, полученная от нагваля, могла означать посвящение! Измерял ли он энергетику тел взглядом а-ля дон Хуан, искал ли связь со своей собственной — кто знает?

Те жаждущие, которые могли бы стать воинами, отводились в сторону. Астрид или я приглашали их на частное занятие, лекцию или даже обед с Кастанедой. Оставшиеся обрекались на трагедию, комедию или преуспевание. Или на все сразу. Возможно, изначально был какой-то план во всем этом балагане, но я так никогда и не смогла распутать этот узел. Я все более и более убеждалась в том, что Карлос делал все так, как оно шло. Это было единственным подходящим объяснением.

Дошло до того, что слушателям семинара сказали, будто ученики «могут считывать движение энергии во Вселенной», и большая часть толпы решила, что мы умеем читать мысли. Я тоже было поверила, что у Карлоса, ведьм и трех чакмул есть такие способности, и верила до тех пор, пока у меня не накопилось огромное количество свидетельств противоположного. Возможно, план состоял в том, чтобы с помощью толпы незаметно раздувать угли в гаснущем очаге легенды, или возбуждать у людей зависть к ученикам, доводящую порой до саморазрушения.

Некоторые практикующие преследовали нас и дома, и в офисе, другие задавали принципиальные вопросы и дарили подарки. Вдумчивый целеустремленный ювелир, который знал, что я люблю жемчуг, сделал мне красивое ожерелье и браслет. Астрид велела мне избавиться от них, и я покорно согласилась. Она убеждала меня: «Ты можешь носить драгоценности, полученные только от Него».

Часть слушателей избрала тихий и незаметный подход: всегда услужливы, всегда рядом и чуть позади. Существовали добровольцы, бесплатный труд которых мы могли использовать, а для них это был маленький шажок к заветной двери. Это обеспечивало их статус, рассматривалось как оказание чести и частично возмещало высокую стоимость семинаров, потому что им делали скидки и возможность бесплатно питаться. Некоторые семинары стоили тысячу двести долларов в неделю, причем сюда не входило размещение, питание и путешествия. Люди приезжали из Японии, Аргентины, России; их траты были фантастическими. Но возможность увидеть нагваля во плоти было мечтой всей их жизни. Многие потратили десятилетия, следуя предписаниям Кастанеды, долгие годы мечтали о том, что появится шанс увидеть его. А сколько читателей задавались вопросом, существовал ли он вообще, может книги были простой беллетристикой? Для них это было чем-то вроде чуда: увидеть Карлоса Кастанеду во плоти.

Существовал еще обычай представления участников, связанный с созданием очередных мифов. Я в них не участвовала, потому что находилась на неопределенной ступени иерархии. Мне никогда не доводилось появляться на сцене на виду у всех, в интригующей близости от ведьм, что, как я намного позже узнала, было источником множества слухов.

На каждом семинаре Флоринда или Муни обычно объявляли участника по имени, тот вставал и делал небольшой поклон под аплодисменты слушателей.

— Это Пуна Витли, имеет диплом правоведа (маленький поклон), Ридли Джеймс, дипломированный врач, специалист по изучению семейного насилия (маленький поклон), — и так далее. Все они имели либо ученую степень, либо высокооплачиваемую работу, но эти титулы были фальшивыми, за исключением двух человек. Гвидо действительно был директором, а Саймон — продюсером.

Необходимо было заставить Слушателей в аудитории трепетать— в этом, как я предполагаю, и состоял эффект и сделано это было намеренна. Люди, с которыми я говорила, жаловались: «Я снял с карточки сорок пять тысяч долларов, чтобы приехать… Я много работаю, чтобы заработать на жизнь и позволить себе семинары… а рекапитуляция, тенсегрити отнимают так много времени. Не знаю, смогу ли я вернуться в школу, как мне предлагают, и получить степень! А мои дети… Я не знаю, что делать с моими детьми! Как другие люди находят время? Вот вы, например… Хотя у вас нет семьи, и, может быть, вы „непресыщенная“… У вас есть энергия. У меня никогда не будет… ведь я много занимаюсь телодвижениями и сплю меньше. Если бы только нагваль ударил меня между лопаток, как дон Хуан, и произошел бы тот мгновенный взрыв! Боже мой, вам ТАК повезло

Те из нас, кого не представляли публике, чувствовали себя неуютно. Однажды, после особо пышных представлений я провожала Тайшу до дверей, и Гвидо, с сочувствием заглянув мне в глаза, сказал тихо и грустно: «Ты такая мужественная, Элли». Его любовь пронзила мое сердце и легла в «шкатулку с драгоценностями», которую Карлос называл нашим «альбомом с вырезками о памятных событиях». В ней были свидетельства возвышенных порывов, которые испытал каждый, кто открыт для них.

До самого конца я оставалась помощницей Тайши на семинарах, потому что она выбрала меня, а Карлос и Флоринда, видимо, разрешили это. К моему удивлению, они считали, что Тайша слишком много путается под ногами, и решили, что я «единственный ученик, который может с ней управляться» и чье присутствие надолго успокаивает ее.

Видя, что я все время с ней, предсказуемые Клод и Була, как и все новички, фактически наплевали на меня. То, что я была вхожа в компанию ведьм, опрокидывало их понимание порядка вещей, — неудачники, как предполагалось, не сопровождают королевских особ. Они не знали, что мне разрешено быть с ведьмами за кулисами. Клод, которую держали в полном неведении относительно моего необычного статуса, вздрагивала, когда видела, что я пользуюсь сотовым телефоном во время семинара. Она догадывалась (вероятно из-за моих уменьшительно-ласкательных слов на испанском), что я говорила с Карлосом, и рычала: «Кто это?»

— Горячая линия, — улыбалась я.

Она отскакивала, вспыхивая до кончиков ушей, и ее тонкие губы сжимались от гнева.

Я продолжала говорить с посетителями семинаров как завсегдатай, Астрид вела себя так же. Годы спустя я получила трогательные благодарности от людей, с которыми в то время пренебрежительно обходились холодные Пуна и Зуна, высокомерная Тарина, Клод, Патси и Була. Одинаковые стрижки и униформа делали такое обхождение еще более болезненным для аутсайдеров. Они носили одинаковые браслеты с надписью «Из второго внимания», ботинки на тракторной подошве и одинаковые солнцезащитные очки. Но самым ужасным было хихиканье и перешептывание клики.

Тот, кого ребенком исключали из школы, не забудет это ужасное чувство аутсайдера. Много позже ко мне пришли нужные слова: «Я была с ними, но не была одной из них». Это был один из самых красивых комплиментов, что подарила мне жизнь.

В течение нескольких лет я работала менеджером книжного магазина и получала от этого огромное удовольствие. В перерывах между семинарами мы торговали со скидкой, это было утомительно и одновременно очень забавно. Мы продавали книги Карлоса, «ручки для рекапитуляции», которые светились в темноте, рюкзачки и футболки с надписями типа: «Тенсегрити для каждого энергетического тела» или «Самомнение убивает — ЗАНИМАЙТЕСЬ ТЕНСЕГРИТИ». Я общалась со множеством людей, выслушивая раздраженные замечания по поводу торговли духовностью. Но мне нравилось организовывать команду, я любила свою работу.

Моя должность забавляла Карлоса. «Ай-ай-ай! — бывало, заходился он в смехе. — Ирвин перевернулся бы в своей могиле, если бы узнал о собственной дочери, о любимой дочурке, что она управляет магазином! Магазином эльфа».

«Магазином второго внимания», — ласково добавляла Тайша, пытаясь придать моему положению больший статус.

Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая атмосферу зависти, мелочности и соперничества, в которой мы находились, хотя Карлос восставал против этого во всех своих книгах. Если бы я видела, что его методы дают результат, и ученики прекращают борьбу за лидерство, то приветствовала бы «Театр жестокости», «Университет жестокой любви» Карлоса Кастанеды как высшее достижение. Вместо этого я видела сокрушение духа, особенно публичным унижением, недоброжелательность, срывы, болезни и мучительные страдания.

Многое из того, что заставляло нас страдать, ярко описано в книге Джоэла Крамера и Дианы Олстэд «Записки гуру. Маски авторитарности»: «Для того чтобы вовлечь в сексуальные отношения одних и отвергнуть других, гуру создает иерархию предпочтений. Обаяние гуру порождает ложное чувство безусловной любви (читай: „магической любви“) ко всем ученикам, что является причиной тайной ревности и обид среди его последователей… Гуру гораздо легче извлекать выгоду и сохранять свою власть, если он придерживается целибата или притворяется, что придерживается… Обет безбрачия меняет отношение к совокуплению, которое наделяется более высоким статусом, чем просто сексуальная близость… Некоторые гуру активно препятствуют рождению детей или разлучают родителей с ними, это делается для того, чтобы ничего не отвлекало от гуру. Чтобы противодействовать влиянию семьи, гуру часто пробуют разорвать связи учеников с их собственными родителями… Сексуальные отношения с учениками устанавливают иерархию предпочтений, в которой последователи конкурируют за обладание статусом большей привлекательности для гуру Пусть неявно, но это порождает ложь и скрытность среди учеников».

Враждебность в группе, казалось, то развлекала, то злила Карлоса. И трудно было понять, связан ли каким-то образом этот гнев с его прогрессирующей болезнью. Типичный случай его реакции: не удовлетворившись выполнением магических пассов, которые я выполняла, он после яростных нападок сильно ударил меня кулаком в плечо, оставив на этом месте синяк. Мне нельзя было показывать свои чувства, но я не смогла удержаться от слез и заплакала. Карлос остался со мной после занятий и сказал: «Поверь мне, chola, если бы я знал другой способ, я поступил бы иначе, но у меня нет выбора».

Таким же типичным был случай на рождественской вечеринке, под конец которой Карлос вручил кашемировые шарфики всем женщинам, а их было четырнадцать, за исключением меня и Дафны, — он молча обошел нас стороной. Любое проявление чувств послужило бы основанием для серьезного наказания. Мы сохраняли невозмутимое выражение лица, что от нас и требовалось.

Однажды Карлос очень грубо обругал меня, и как только закончились занятия я быстро пошла к своей машине, чтобы никто не видел меня плачущей. Однако Флоринде об этом сообщили, и едва я вошла в свою квартиру, она позвонила.

— Некто, не спрашивай кто, даже не пытайся… Не имеет значения. Что тебе за дело? Один человек сказал, что у тебя было угрюмое выражение лица! Ты что же, хочешь заставить нас пожалеть тебя, задница? Ты что? Плачешь, чтобы разжалобить нас? Бедная крошка! Я знаю, что ты задумала, Эллис И не делай из меня дуру , поверь мне, люди все видят, не думай, что тебе это сойдет с рук. Если ты будешь продолжать в том же духе, назад тебя не позовут! Ты знаешь, какая между нами разница? Ты пизда, а я — нет.

Иногда Флоринда смягчалась и сетовала на тот беспорядок, который воцарился в группе. Наблюдая за обычной суетой после окончания одного долгого семинара, она поделилась со мной тем, что находила прискорбным: он поцеловал, он коснулся, он шептал, он ласкал. Никто не обращал внимание на Бесконечное, но все ловили малейшее его движение. Кого он постриг? Кто надел ботинки, которые по статусу соответствовали ведьмам? Кого он пригласил на ланч? У кого чей телефонный номер, у кого есть его домашний номер? Кто пошел в кино с Фло? У кого был обед с суши? Кто отправился поработать в «сад дона Хуана»? Кому дали деньги, одежду, новую машину?

Кто получил подарок, который был изношен или использовался одним из них? Кто смотрел видео у Карлоса? С кем он спал последний раз, и как часто?

Иногда Карлос оставлял метки. Однажды мы занимались любовью так неистово, что он до крови искусал мои губы, а потом во второй половине дня отослал меня работать в офис. Я выкрутилась — покрыла губы блеском.

Какое-то время Пуна и я, сдружившись, обменивались техникой китайского массажа, похожего на медицинские банки, при котором оставались следы на шее, напоминающие засосы. Гвидо рассказал мне шесть месяцев спустя, что, увидев мою шею в таком виде, он почувствовал, как «закипает от ревности».

Истории тех, кто жил коммуной, холодили мою кровь. Карлос мог вызвать одну из них для секса, и она в бешеной спешке принимала ванну, молча наряжалась и прихорашивалась, в то время как другие продолжали смотреть видео или обедать. Этим людям на самом деле было плохо.

Патси, молодая, шумная, агрессивная аргентинка, делила комнату, в которой был телефон, с Нэнси, интеллигентной итальянкой, напоминающей мне олененка. К моему изумлению, Карлос предпочитал долго и бестолково трепаться по телефону с Патси. Часто она, приняв ванну, уходила.

Тогда Нэнси ложилась лицом вниз на кровать, сжимала кулаки и, давясь слезами, пыталась быть «безупречной». Иногда Патси возвращалась с новой безделушкой, но обсуждать чувста Нэнси было слишком по-человечески, слишком низко — так поступали люди.

Другая пара — Соня и Астрид. Говорили, что они очень подходили друг другу. Я чувствовала себя с Астрид в безопасности и могла доверить ей свою печаль: Карлос давно избегал прикасаться ко мне за пределами своей спальни, за исключением редких случаев, а я грустила и ревновала. Астрид сказала мне как-то, что «один человек» тоже ужасно страдает: заметив однажды, как Карлос в безумной страсти обнимал меня на улице возле кубинского ресторана, «этот человек» был смущен нашим растрепанным и разгоряченным видом и ушел. Астрид намекала, что источником враждебности Сони ко мне был этот случай, очевидно, он никогда не прикасался к ней «так, как ко мне в тот раз».

Однажды я спросила Фло, почему у меня никогда не было пары. Она снисходительно рассмеялась, как будто это было очевидно: «С кем ты могла бы ужиться?»

Возможно, это было именно так. Я была однолюбкой, и необходимость наблюдать подготовку своей «компаньонки» к бурной экстатической игре с нашим «мужем», заставила бы меня сбежать, или сделать что-то еще. Я часто задавалась вопросом, был ли Карлос на самом деле таким знатоком (хотя его методы были небезупречны), чувствующим пределы всех и каждого, и, подобно иглорефлексотерапевту, до миллиметра рассчитывающего точку для укола, чтобы не допустить взрыва эго?