глава 25 ЖИР И ПЛОТЬ

глава 25

ЖИР И ПЛОТЬ

Ужасные опыты заставляют задуматься, не является ли тот, кто проделывает их, сам чем-то ужасающим.

Фридрих Ницше «Человеческое, слишком человеческое»

Никакой рассказ о жизни с Карлосом Кастанедой не был бы полным без обращения к вопросу о телесной полноте.

Карлос был помешан на жире: своем собственном, своих учеников, на жире целого мира вообще. Он писал об этом в своих книгах, он говорил об этом на лекциях и в интервью, он ежедневно донимал придирками самых близких своих людей, если они не соответствовали его физическим стандартам.

Жир плоти не был «магическим».

Первые двадцать лет моего знакомства с Карлосом он был пухленьким. Он никогда не выглядел тучным, а был округлым крепышом — приятным, мягким, симпатичным и бесполым.

Перед началом занятий по тенсегрити я вновь увидела Карлоса, он стал худым, и это поразило меня.

Мне он показался гораздо более привлекательным. Я тогда заметила, что его черные волосы красиво отливали серебром, и к шестидесяти пяти годам он утратил младенческую припухлость, — это меня удивило. Худой, мускулистый, Карлос в целом казался мне более мужественным.

Он говорил нам, что дон Хуан беспощадно дразнил его из-за полноты, утверждая, что он (Карлос) поедает «одиннадцать бутербродов с беконом в день», а его представления о нирване связаны со вкусом «бутерброда из хлеба» — два куска хлеба по краям и один кусок посередине! Карлос любил «вкусненькое», постоянно боролся с этой слабостью, но так никогда и не победил ее. Он обожал каппучино, но запретил остальным пробовать его, за исключением тех случаев, когда сам поил женщин с ложечки прямо из своей чашки. Карлос виновато рассказывал нам о своих пиршествах с кофе и пирожными, устроенных вместе с Клод, после которых оба заболели. Он показывал нам, как она молила его: «Завтра мы можем умереть, так что давай пить кофе!»

Однажды Клод заставила Карлоса изгнать из «Клеаргрина», класса и постели «отца» одну из его новых возлюбленных, — все из-за того, что молодая женщина якобы предложила Ридли кофе. Ее никогда не предупреждали о правилах, и она пила кофе из рук Карлоса. Ридли колебался, но когда девушка настояла, он из вежливости сделал глоток. Клод появилась неожиданно, набросилась на Ридли с криком, что он «не мужчина», и зашипела на новую служащую. Ее никогда никто больше не видел. «Я потеряла свою лучшую работницу!» — ныла Соня. У девушки произошел нервный срыв, и потребовалось серьезное лечение, чтобы оправиться от столь сурового увольнения.

В течение многих лет Карлос рассказывал всем участникам семинаров, что никогда не прикасался к кофеину, говоря, что «мы слишком чувствительны для того, чтобы пить даже чай, — на пути к Бесконечному нужно отбросить кофе, сахар и углеводы». В последние месяцы его жизни меня тайно посылали в пекарню на углу, чтобы купить ему к завтраку кофе и печенье. Флоринда превращала эти миссии в увлекательные и таинственные приключения. «Это для нагваля, — шептала она, как будто я не догадывалась. — Не позволяй никому увидеть тебя! Я буду ждать за дверью! Торопись!»

Карлос был превосходным кулинаром, он делал изумительные чили-верде, ростбифы и десерты из сливок, которыми иногда кормил меня после любовных утех. Считалось, что и без того восхитительно вкусная пища была наполнена его энергией. Я разделяю народное поверье, что настроение, с которым готовится еда, влияет на ее аромат, но Карлос довел эту философию до крайности. Флоринде запрещалось готовить для нагваля. «Я не знаю почему, но моя еда для него оказывается ядом, — сказала она мне, — хотя я хорошо готовлю». Тем не менее она была счастлива, что ей не приходится выполнять эту обязанность.

Так что приготовление пищи досталось многострадальной Тайше, которую вечно критиковали за ее пресное кулинарное творчество. Я регулярно предлагала ей ходить за покупками, она благосклонно соглашалась, благодарила и всегда аккуратно, до последнего пенни, со мной расплачивалась. Когда мы вместе ходили в магазин, она обычно покупала бутылку «Столичной» водки и говорила, что это не для нее. Хотя ни для кого не было секретом, что Тайша выпивала. Карлос умел делать восхитительный коктейль из водки и фруктов под названием «Атомная бомба». Другое «сочинение» из водки, которым он угощал, имело неясное происхождение. Карлос говорил мне, что этот рецепт принадлежал дону Хуану. Мастер учил его собирать зрелые кумкваты и мариновать их в течение нескольких месяцев в водке до такой степени, что потом один кумкват имел крепость двух бокалов мартини. Саймон сказал мне, что этот рецепт был его изобретением. Я же полагаю, что это было произведением Карлоса. Я никогда не видела, чтобы Карлос выпивал больше стакана-двух вина или портвейна, и он часто давал мне стакан портвейна, как восстанавливающее силы после занятия любовью.

Что касается Тайщи, то учитывая под каким огромным давлением она находилась, я с облегчением узнала, что шутки о ее питье основывались не на пустом месте. По словам Флоринды и Карлоса, нагваль прекратил заниматься сексом с ней за пятнадцать лет перед тем, как я присоединилась к группе. Она смирилась со множеством критицизма от остальных с верхушки иерархии, со скудной признательностью в ответ. Она отдавала всю себя приготовлению еды для Карлоса, тем не менее он периодически обвинял ее в попытке отравить его.

Единственное, что сказал мне Карлос по поводу отношений с ней, было: «Вобщем, моя маленькая Тайшита — она была моей шлющкой, такой вкусняшкой! А потом она пересекла границу с неорганическим миром, и когда вернулась назад, стала сухим существом». По теории Флоринды, эта депривация и была источником Тайшиного хронического напряжения.

В какой-то книге Карлос рассказал о том, как бросил курить. К концу своей жизни он отказывался носить рубашки с верхним левым карманом, объясняя это тем, что у него до сих пор рука тянется проверить на месте ли пачка сигарет, и он пытается прекратить эту рефлекторную привычку своего тела. Иногда Тайша и я покупали для него рубашки, и нам не так легко было подобрать ему подходящие из-за этого кармана.

Дон Хуан, писал Карлос, обманул его, заставляя бросить курить. Он провернул «лохматую собаку» в походе за «растениями силы», такими как дурман и пейот, проходя ежедневно много километров, делая вид что заблудился, до тех пор пока у него пропала, наконец, тяга к никотину. Прогулявшись таким образом, Карлос начал и в весе терять, наконец.

Карлос выглядел ужасно подходящим для меня. Сухожилия на руках были тонкими и сильными, а мышцы на ногах и спине были как у гораздо более молодого человека. Живот был дряблям, как это свойственно тем, кто набрал и сбросил вес, и у него был шрам от операции по удалению грыжи.

Ежедневно занимаясь тенсегрити, он поддерживал превосходную форму, хотя ему все труднее было бороться со снижающимся весом. Мы и не предполагали, что это был ранний симптом рака печени — «большого Р». А Карлос постоянно посмеивался над страхом «простых людей» заболеть раком, говоря, что они поддаются «напряжению однообразной и скучной траханой жизни». Он с неодобрением отнесся к книге своего бывшего редактора Майкла Корда, написавшего об успешной борьбе с раком поджелудочной железы, сказав, что «теперь все мы наденем пластиковые браслеты с „большим Р“ на запястья».[40]

Зацикленность Карлоса на массе тела сказывалась и на нас. Мы постоянно боялись набрать лишний фунт, но если кто-либо становился слишком костлявым, Флоринда нередко закатывала скандал.

Чаще всего мы были благодарны ей за критику культа тела, свойственного Карлосу. «Ты хуже, чем Баланчин!» — как-то стала ругаться она на занятии, и весь класс взорвался аплодисментами. «Кто такой Баланчин?» — шепотом спросила меня Патси. «Садист, балетный импрессарио, который доводил своих танцоров до анорексии[41]», — ответила я, надеясь успокоить ее, потому что Патси была одной из многострадальных zaftig[42]. Любимыми учениками Карлоса, естественно, были самые худенькие. Хрупкость Клод, ее мальчишеская фигура нравилась ему, хотя в группе были такие красивые и фигуристые женщины, как Дафна и Кэрол. Но Карлос постоянно ругал их, называя жирными. Они чувствовали себя невероятно толстыми, комплексовали по поводу большой груди и женственных бедер. Больно было видеть, как эти потрясающе красивые женщины, недовольные своим телом, переживали и выглядели подавленными. Муни вечно терзалась из-за своих бедер и пышных форм, хотя, по моему мнению, она была прекрасно сложена. Все находили ее красивой, но один мужчина, которого она любила с девятнадцати лет, упорно и жестоко дразнил ее, называя: «siete culos» или «семь задниц».

Слушатель воскресного класса, Дэниел Лавтон, позже высказался об этом культе худобы на одном из форумов в Интернете (www.sustainedaction.org), где обсуждали Кастанеду:

— На трех или четырех занятиях цикла Карлос с яростью нападал на геев. Он утверждал, что сексуальная скука порождает гомосексуализм, это значит, что человек выбрал в жизни унылый путь и компенсирует его отклоняющимся поведением.

— Если вы полагаете, что Карлос был всевидящим нагвалем, который сообщал нам абсолютную правду, то с точки зрения энергетики его комментарий справедлив. Но по моим наблюдениям, он высказывал свое мнение так, как будто это было фактом.

— Почему же Карлос придерживался такой точки зрения? Меня самого, например, никогда не одолевали мысли типа: «Боже! Может, я сегодня пересплю с мужиком!» По-моему, идея Карлоса о том, что скука является причиной гомосексуализма, служит доказательством возникновения у него самого таких желаний, когда ему становилось скучно.

— Я заметил, что люди, открыто преследующие геев, делают это по ряду причин. Одна из них — религиозная. Но на самом деле у Карлоса не было религиозных убеждений. Остается другая мотивация, которую я наблюдал у людей, нападающих на гомосексуалистов: либо это неосознанные наклонности, либо это попытка гомофобов сдержать собственные влечения.

— Я думаю, что вы сами могли бы заметить признаки такого поведения у Карлоса в различных ситуациях. Например, он требовал от своих женщин быть похожими на маленьких мальчиков. Они обязаны были коротко стричься, грудь прятать, и он не любил косметику. Кроме всего прочего, Кастанеда казался чрезвычайно пресыщенным.

— Я знаю, большинство мужчин мечтает «иметь секс с десятью женщинами сразу», но это слишком причудливая фантазия. Я бы точно отказался. Слишком много проблем. На самом деле, чтобы удовлетворить чьи-то сексуальные желания, не нужно много вариантов.

— Трудно представить, как можно достичь настоящей близости с таким количеством партнеров.

Вероятно по этой причине Карлос страдал половым бессилием.

Астрид имела роскошное телосложение классической амазонки и небольшой жирок, как у древнегреческих олимпийцев. Она была высокой и ширококостной, поэтому Кастанеда сказал нам, что ее атлетические ноги «ужасно огромны». То же самое он сказал группе о моих мускулистых руках, которыми так восхищалась Флоринда, убеждая меня покупать платья без рукавов. Стесняясь, я отказывалась. А обезумевшая Астрид подумывала о липосакции — ее мучил стыд. Когда она садилась на диету, то доводила себя до изнурения, и ее лицо становилось пугающе изможденным.

Участники семинаров могли бы испытать настоящее потрясение, начни они соревноваться со столь совершенным экземпляром! Однажды по какому-то поводу она надел юбку, и взбешенный Карлос отослал ее домой переодеться. Он назвал неподобающим поведение показывать «свои гигантские ноги и пытаться изображать маленькую девочку».

У нас с Зуной лишний жир скопился на животах, которые Карлос давил и тряс во время занятий.

Чтобы скрыть этот «дефект», я сутулилась и носила мешковатые свитера. Если я нервничала, то, как правило, начинала переедать. Сильный стресс приводил к тому, что я почти ничего не ела. Иногда таким образом я резко теряла от пяти до десяти фунтов веса. И тут же мой статус в глазах Карлоса поднимался. Если я была слишком жирной для него, он настаивал на занятиях любовью в одежде. Если считал стройной, — предпочитал видеть мое тело.

Однажды ночью, когда мы лежали рядом в кровати, он сказал:

— Хочу, чтобы ты стала президентом большой корпорации, которую я собираюсь организовать. — (Вскоре после этого зарегистрирован был «Клеаргрин», а президентом стала Соня. Но тогда я была польщена и чрезвычайно взволнована).

Я закусила губу, задумавшись: смогла бы я снова писать, зная, что это невозможно после того, как он выбрал мне другую работу?

Он продолжал:

— Для этого я совершил дриминг вчера вечером и увидел тебя изможденным эльфом, — он втянул щеки. — Ты должна стать худенькой, chica, чтобы выйти к свободе через игольное ушко. — Я пообещала еще похудеть.

У Карлоса была и другая навязчивая идея. Мы должны были удалять почти все волосы на теле, чтобы как можно меньше походить на своих человекообразных предков. Быть «обезьяной», учил дон Хуан Кастанеду, значит быть «человеком». Тайша годами посещала любимого косметолога Карлоса, Файе, удаляя все волосы на теле, за исключением бровей и ресниц. Файе утверждал, что для удаления волос на ногах в среднем нужно несколько лет. Карлос жаловался нам, что Муни была очень волосатой. Флоринда, напротив, не страдала от этого. Как-то Карлос отправил меня к Файе удалять волосы в зоне бикини, — болезненная, дорогостоящая и отнимающая много времени процедура. Когда он рассказал о моих посещениях всему классу, я содрогнулась от стыда. Без сомнения, это было его обычной техникой разрушения эго. Он прекрасно знал, что большинство женщин чувствительно относятся к таким вещам, и мало кто любит обсуждать свои гениталии публично, а еще меньше тех, кому нравятся насмешки над этой процедурой. Я была очень расстроена, нервничала и сказала Гвидо, когда он провожал меня до машины:

— Должно быть, ты все уже знал… От ведьм.

— ЧТО? — закричал он. — Откуда у тебя эта идея?

Я посмотрела на него, потрясенная. Я знала, что он спал с Флориндой и, вероятно, с Муни, они намекали на это так прозрачно, что мне не приходилось сомневаться. Карлос тоже об этом говорил.

Конечно, я не могла утверждать, это могло быть просто хвастовством. Наш разговор закончился.

Кажется, Гвидо все еще относился ко мне с симпатией, но, видимо, я случайно переступила какую-то запретную черту. Я ехала домой, испытывая чувство одиночества и стыда.

Через час мне позвонила разгневанная Флоринда: «Эллис, то, что ты сказала, — варварство! ВАРВАРСТВО!»

Я была искренне озадачена. Что было варварского в том, что касалось магического секса, — она и сама мне много рассказывала, и Карлос говорил об этом ежедневно? Если же говорить о Гвидо, то прямо в разгар нашего «викторианского романа» он сбежал к мамочке! Почему он был таким трусом, почему никогда не действовал сам? И почему так отреагировал? Осторожного «я бы не хотел говорить об этом, Эллис» было бы достаточно. Но за спиной… Как сплетни в детскому саду! Я начала понимать смысл жестких высказываний Флоринды об учениках-мужчинах. Прежде я считала это бессмысленной грубостью, теперь до меня дошло; почему она называла их «castrati».

Гвидо избегал меня в течение нескольких дней. Я попыталась заговорить с ним в офисе, но он закатил истерику, увидев в этот момент Декстера. Тот стремительно проходил через холл и почти сразу скрылся из виду, но Гвидо ревниво повысил голос:

— Ты для НЕГО стараешься? Так, чтобы он мог слышать!

— Я даже не знала, что он там! Он и не услышал бы нас, и вообще мне все равно, услышит ли он!

Гвидо вспыхнул, а я повернулась и вышла из комнаты. Как только я применила одну из техник Карлоса — метод сталкинга, с мягким обхождением было покончено. Я написала Гвидо жалобное, почти покаянное письмо, взяв всю ответственность за болезненный инцидент на себя. Только я была «виновата в том, что нарушила приличия, так как не должна была говорить о морали». Письмо, казалось, удовлетворило его. Гвидо никогда больше не говорил об этом, но, рассуждая о морали, поднял планку: «Это вне всякой морали!» — упрекал он меня, намекая на то, что я была весьма расчетливой. Он возобновил прежние привычки: поддразнивал меня, подшучивал, прижимал под столом ногу, гладил мои волосы в комнате для ксерокса, звонил поздно вечером (бизнес есть бизнес).

Нетерпимость Карлоса по отношению к волосатости некоторых частей тела была настолько сильной, что он не выносил это на обсуждение в классе, считая личным делом каждого. Например, он говорил, что, с точки зрения магии, мне необходимо брить лобок в определенных направлениях, которые через какое-то время менялись. А также он утверждал, что для меня крайне важно «брить снизу свою conchita», это позволит энергии циркулировать более плавно и сделает меня «менее человеческой».

Я никогда не была достаточно худой для Карлоса, но мускулистость и красота моих ног восполняла этот недостаток Он дал мне прозвище «piernitas» («ножки») или «piernudas» («голенькие ножки») и наделил особым правом носить короткие юбки в офисе и на вечеринках. Мне также разрешалось носить более высокие каблуки, чтобы продемонстрировать то, что Карлосу казалось привлекательным.