Психологическая драма с элементами триллера
Психологическая драма с элементами триллера
История наших отношений – Камила Икрамова, Ирины и меня – достойна не торопливого рассказа в мемуарах, а полноценного романа. Замысел такого романа я, кстати, долго держал в уме и даже написал несколько страниц, но дальше так и не продвинулся, о чем иногда жалею.
В нероманном, кратком изложении история такова. Весной 58-го, учась в МОПИ, я познакомился с Камилом, и мы тут же подружились. Осенью того же года на целине я встретил Ирину, и мы тоже сразу стали друзьями. Я в нее с самого начала был влюблен, но ни на что не рассчитывал, потому что был женат и считал себя при шестилетней разнице в возрасте слишком для нее старым. Через некоторое время после возвращения с целины у Иры начался роман с Камилом. Году в 60-м они поженились, и я был свидетелем на их свадьбе, о чем упоминал в одной из предыдущих глав. Мы продолжили нашу дружбу втроем, чему способствовала географическая близость: я жил на Ново-Переведеновской улице, а Камил с Ирой – в Гавриковом переулке, в пяти минутах ходьбы от меня через железнодорожный мост.
Я в Иру был по-прежнему влюблен, что не было тайной ни для нее, ни для Камила. Если бы все изложить в романной форме, получилась бы любовно-психологическая драма с элементами триллера. Драма, потому что мы с Камилом были и в самом деле большими друзьями, и как бы наши отношения ни повернулись, я всегда помнил (или почти всегда), что общение с ним для меня значило очень много. Надеюсь, и для него общение со мной было небесполезным. Но дружба двух мужчин или двух женщин между собой (я не имею в виду отношения сексуальные), чем она теснее, тем подвергается большему испытанию. Часто бескорыстная расположенность одной половины к другой через какое-то время омрачается почти неизбежно возникающим духом соревнования, завистью к успеху другого и, конечно, ревностью. Камил знал, что я влюблен в Иру, это тешило его честолюбие. Мое самолюбие при этом он не очень щадил и хвастался, иногда в смешной форме: «Ах, Володька, как она меня любит!» Или: «Вы были бы лучшей парой, но что делать – она любит меня!» И еще так: «Мне перед ней неудобно, но у меня к ней такого же чувства нет!»
Вообще он был человек добрый и в целом относился к Ирине хорошо, но время от времени ни с того ни с сего хамил ей при мне, и это тоже был вид хвастовства. Этим он как бы говорил: она меня так любит, что будет покорно терпеть от меня любые обидные слова. Бывало, мы говорили с ним в ее присутствии, например, о литературе, и Камил в ответ на какое-то Ирино замечание вдруг взрывался:
– А ты помолчи! Наш разговор идет на слишком для тебя высоком интеллектуальном уровне.
Что было уже не только грубо, но просто несправедливо. Это подтверждается тем, что школу Ира окончила с золотой медалью.
Камил испытывал Ирину верность и мою стойкость, оставляя ее надолго со мной. Когда они были вместе, я почти все вечера проводил с ними. Когда он уезжал в командировку (а уезжал он все чаще), я все дни и вечера проводил с ней. Мы, нисколько не скрываясь ни от кого, включая Камила, вдвоем ходили по гостям и в рестораны, ездили за город. Я читал ей свои стихи, потом прозу, она все это оценивала, чаще положительно (хотя высшая оценка в ее устах была: «ничего»), и в конце концов мы стали настолько близки душевно, что переход к физической близости показался нам обоим совершенно естественным.