Глава 45. ВЛАДИМИРСКИЙ СТАРЕЦ

Глава 45. ВЛАДИМИРСКИЙ СТАРЕЦ

Когда многие годы собираешь свой рабочий архив — рукописи, письма, документы, то редкие находки и удачи, увы, чередуются и с утратами. Более важные материалы каждодневно просматриваешь и ощупываешь, как скупец по ночам свои сокровища, а кажущиеся малозначительными хранишь в запаснике. А то и вовсе забываешь «приобщить к делу». Когда же приступаешь наконец к работе, то как раз упущенного более всего и жаль, а частенько крохотный листок уже не найти, короткий разговор не восстановить в деталях.

Вот и у меня в плане составления книги о Мессинге есть короткая запись: «Вольф Мессинг — Шульгин Василий Витальевич. Письмо». Но ни письма, ни какой-либо заметки, относящейся к теме, я не обнаружила. И теперь сожалею, что проявила тогда чрезмерную деликатность и не попросила Вольфа Григорьевича познакомить меня с содержанием письма Шульгина. Может, потому, что давнее согласие Мессинга на мое полное владение архивом не торопило меня: мол, всегда успеется. Но, возможно, и оттого, что я мало знала об этом «последнем из могикан» старой России. Мне было только известно, что он принимал отречение от престола российского императора Николая Второго. И уже на Западе я познакомилась с его биографией.

А собственно рассказ Мессинга в тот день касался больше жанровых подробностей их нескольких встреч. А вот до сути докопаться — не могу. Но нужно все по порядку.

Я приехала к Вольфу Григорьевичу на полчасика — похвастать серией удачных снимков, сделанных мной на природе, в живописном уголке Подмосковья, в лосином заповеднике. А Мессинг распивал за столом чай, окутанный табачным облаком. На столе лежало распечатанное письмо.

— Интересная почта? — спросила я.

— Всего одно письмо, — ответил он. — Но интересней десятка других. Ты вот сейчас торопишься, но в другой раз я тебе его прочту.

Я не стала настаивать, поболтала о том, о сем и умчалась по редакционным делам. А зря, потому что больше вернуться к письму не пришлось: и я о нем запамятовала, и Вольф Григорьевич к нему не возвращался, хотя подробнейший рассказ о его знакомстве с Шульгиным я слушала месяца два спустя. Но тогда беседа происходила в автобусе ярославской филармонии, отвозившем группу московских артистов. Мы с Мессингом оказались их случайными попутчиками. Вольф Григорьевич тоже закончил в Ярославле свои выступления, и в последнюю минуту администратор филармонии предложил ему возвратиться в Москву с актерами эстрады в комфортабельном автобусе, а не трястись в переполненной субботней электричке. В свою очередь Вольф Григорьевич пригласил меня, так как случилось, что и я по своим личным делам проездом находилась в Ярославле и очень кстати созвонилась с ним за час до отъезда. Совпадение из редких.

Вольф Григорьевич предложил занять заднее сидение, так как ему там сподручней будет чадить «Казбеком».

Чтобы сократить дорогу, шофер вел автобус иногда проселочными дорогами, срезая углы, а потому часть пути мы проехали по территории владимирской области, и Мессинг по ассоциации вспомнил знаменитого Шульгина, жившего после освобождения из тюрьмы в областном центре. Но тут еще одно отступление. Мы только миновали районный центр Киржач, и почти сразу вечерние сумерки сменились непроглядной тьмой. Шофер опять свернул с главной трассы, и мы пробирались сквозь чащобу леса кочковатой деревенской дорогой. Мессинг недовольно забурчал:

— Эй, водитель, не нравится мне этот путь… Кладбищенская дорога…

Наши попутчики передали его слова вперед, шоферу, и тот отозвался шуткой:

— Что, Вольф Григорьевич, леших боитесь?

— Да, что-то гиблое в этом месте… Тут что-то должно стрястись… Так не лучше ли от греха подальше?

Минут через десять наш автобус вышел на большую магистраль Горький-Москва. А ровно неделю спустя мы узнали из газет, что в районе деревушки, мимо которой тогда вез нас рачительный шофер, разбился самолет Юрия Гагарина…

Тут предвидение трагедии неосознанное и смещено во всех плоскостях. Мессинг снова ощущал «магнитное поле зла» местности. Куда уйдешь от житейской мудрости: все случается там, где должно случиться.

А на подступах к Москве Вольф Григорьевич и припомнил свою встречу с Василием Витальевичем Шульгиным, патриархом, умершим в возрасте 99-ти лет и унесшим с собой последнее напоминание о былой России.

От Москвы до Владимира всего-то рукой подать, но никогда раньше маршрут его гастролей не сворачивал в этот древнейший город, К середине 60-х годов Владимир прочно разделил 1–2 место с другим подмосковным городом Загорском как центр иностранного туризма в «Золотом кольце России». И с той поры стали наезжать во Владимир известные мастера эстрады, музыканты, целые театральные коллективы из столицы. Предложили и Мессингу выступить с «Психологическими опытами» на сцене драматического театра имени Н.А.Островского — строительство модерного концертного зала тогда еще не было закончено. И уже на втором выступлении в антракте за кулисы пришел седовласый старик, представился Вольфу Григорьевичу и попросил несколько минут для беседы, что было обычным при выступлениях Мессинга. Вольф Григорьевич говорил, что Шульгин произвел на него неотразимое впечатление. Высокий статный старец (здесь это слово употреблено в смысле — мудрец) обликом своим напоминал апостола или пророка. Изысканная речь, утонченные манеры аристократа, поразительная энергия для человека, за плечами которого восемь с половиной десятков лет и обильный тюремный стаж.

В восторженных словах благодарил он Мессинга за доставленную радость — за повод к духовным размышлениям. (Я выделила эти слова и еще вернусь к ним). Но заканчивая разговор, прощаясь, выразился так:

— Превосходно, сударь, превосходно! Но очень это на поверхности…

Года через два Вольф Григорьевич снова выступал во Владимире, и вновь за кулисы пожаловал Василий Витальевич Шульгин уже на правах старого знакомого. После выступления они даже побывали в театральном буфете, по-стариковски выпили чайку, а потом Мессинг проводил Шульгина к автобусной остановке. Видимо, тогда и условлено у них было о переписке, и первой ласточкой несомненно явилось то письмо, что я видела, но содержание которого так и осталось неведомым. А в 1970 году В.В.Шульгина не стало. Но, как мне теперь известно пост фактум, отношения их прервались гораздо раньше, так как последние годы Василий Витальевич уже доживал в старческом доме. До последних дней своих он оставался в ясном рассудке, но на переписку сил недоставало.

Мне более всего представляется верным предположение, что Мессинг озарил его каким-то, только Шульгину понятным, откровением, в долгом личном общении и не было нужды. Да уж и возраст слишком препятствовал интенсивным связям, даже письменным.

Мне кажется весьма интересным, что состоялась вторая короткая встреча за кулисами и появилось письмо. Ведь Шульгина никак не причислишь ни к постоянным посетителям выступлений Мессинга, ни к кругу энтузиастов-ученых, у которых талант Вольфа Григорьевича вызывал профессиональный интерес. А как мы видели, заинтересованность во встрече исходила от Василия Витальевича Шульгина. В чем же дело?

Думаю, что все произошло под знаком его благодарности за то, что Мессинг дал ему повод к «духовным размышлениям».

Как известно, В.В.Шульгин был человеком глубоко верующим, и не Мессинг же, конечно, открыл ему Высшую Истину. В то же время, будучи искренне верующим, он оставался и мыслящим интеллектуалом и, возможно, и его озадачивал вопрос о «линии связи» человека с Богом. И возможен ответ: то, что чувствовалось ранее смутно, теперь подтвердилось наглядным примером — для коммуникации не нужен ни голос, ни телефонный провод. Верующему человеку такое открытие не могло не быть в радость. И как ни странно, в пользу этого предположения говорит критическая реплика В.В.Шульгина: «…Но очень это на поверхности…»

Не может быть иного толкования этих слов, кроме того, что это намек: не к увеселению театральной публики предназначен ваш дар, это лишь внешний, поверхностный блеск загадочного таланта. Возможное продолжение его фразы:

«…а нужно заглянуть вглубь…»

Что ж, в таком случае нельзя не согласиться с правдивостью его замечания. Читатель помнит, что этой проблеме я уже посвятила отдельный очерк, и еще раз хочется выразить сожаление, что при жизни Вольфа Григорьевича руководящая научная элита советской России не сочла возможным найти более широкое применение способностям Мессинга. Сыграла роль косность определенных кругов, боязнь неведомого, а главное — боязнь выйти за рамки материализма.