Подготовка к войне и негласные осведомители

На следующий день после окончания войны с Германией на общем построении полка с его личным составом познакомился гвардии полковник Суворов, командир 147-й истребительной авиационной дивизии, в состав которой вошел полк. Через три дня на первых собранных самолетах вылетели летчики из командного состава, и в их числе командир эскадрильи Урвачев:

«14.05.45. Ла-5, упр. 5, 47 КБП-45, 1 полет, 1 час 20 минут».

С 19 мая эскадрильи поочередно стали заступать на суточное боевое дежурство, а для офицеров лекция: «Маньчжурия – плацдарм Японии для нападения на Советский Союз». Вскоре после этого для руководящего летного состава и штабных офицеров занятия на тему: «Дислокация ВВС и летно-тактические данные самолетов Японии».

Одновременно шел облет самолетов после сборки, полеты по курсу боевой подготовки и по району дислокации с посадками на аэродромах других авиачастей. При этом сказывалось месячное отсутствие летной практики. Так, в одном из полетов лейтенант Дмитрий Никитин сделал такого «козла», как летчики называют грубую посадку, что у самолета отвалился фюзеляж: «Летчик невредим. Самолет разбит. Требует списания».

Но, поднимаясь в воздух после долгого перерыва в полетах, даже опытные летчики иной раз начинали резвиться за границами НПП – Наставления по производству полетов. Так, заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Семен Гайдамако с лейтенантом Портновым на По-2 взлетел, «не дорулив» до старта и не получив разрешение руководителя полетов, закрутил на высоте 5 м (!) два разворота и на бреющем полете скрылся с глаз изумленной публики.

Получив за эту выходку строгое предупреждение от командира полка, Семен через два дня на том же По-2, но уже с Афанасием Ионцевым отлично выполнил учебное задание в зоне, но не на оскорбительной для боевого летчика-истребителя высоте 500 м, как было предусмотрено заданием, а на высоте 50 м. Командир полка майор Забабурин был вне себя: «Нарушителям дисциплины, правил полетов и воздушным хулиганам не должно быть места» и приказал предать Гайдамако суду офицерской чести.

Но через месяц для него место все-таки нашлось. По приказу командования в истребительных авиаполках были созданы специальные звенья разведчиков, и Семен, оставаясь заместителем командира эскадрильи, стал еще и командиром такого звена, в состав которого вошли участники его проделок на По-2 Ионцев и Портнов, а также Лисогор. В соответствии с этим приказом в каждой эскадрилье полка была также назначена пара летчиков-охотников: Шишлов – Жихарев, Зуйков – Соловьев и Тихонов – Захаров. Видно, что многие вчерашние летчики-сержанты окончательно «встали на крыло».

А в это время на аэродром Спасский начали поступать и собираться самолеты нового типа, которые затем перегонялись в полк. На одном из них прилетел и капитан Урвачев:

«13.06.45, Ла-7. Перегон самолета Спасск – Хвалынка, 1 полет, 15 мин».

Через три недели в боевой состав полка был зачислен 21 самолет Ла-7.

Самолеты этого типа считаются лучшими советскими истребителями времен войны, имели максимальную скорость 680 км/ч и мощное вооружение – 3 пушки калибром 20 мм. Вместе с тем они страдали болезнью всех самолетов с двигателями воздушного охлаждения – высокой температурой в кабине. Вернее, страдали летчики – летом температура в кабине поднималась до 50°, что, конечно, лучше, чем на Ла-5, где она достигала 60°.

Возможно, для укрепления боевого духа личного состава 15 июня появился приказ «О праздновании 7-й годовщины полка». В приказе были поименно помянуты погибшие в закончившейся войне пилоты полка, отмечены результаты его боевой работы и сказано, что «среди летного состава полка немало совершено героических подвигов: таранные удары капитана Киселева, младшего лейтенанта Белоусова, сержанта Максимова. Летчики Тараканчиков, Урвачев, Букварев и другие всегда выходили победителями из воздушных сражений с противником».

А на следующий день в связи с этим был торжественный обед, где «героями» стали лейтенанты Шишлов, Капитонов и Тяглинцев, которые «напились пьяными и учинили дебош, в результате чего побили часть стекол в окнах летно-технической столовой». По мнению командира полка: «Это говорит, что некоторые офицеры до настоящего времени не поняли, что такое офицер Красной Армии, вследствие чего теряют офицерскую честь, достоинство и облик». Для вразумления таковых было приказано «удержать стоимость причиненного ущерба в 12,5-кратном размере» с «героев» обеда.

Между тем обстановка становилась все более напряженной. С 17 июня полк уже в полном составе нес боевое дежурство. Непрерывной чередой шли дневные и ночные тренировочные полеты, учебные тревоги, проводились летно-тактические учения. Но, вероятно, самым трудным было то, что с проверками и инспекциями постоянно наезжали полковники и генералы из состава командования 147-й иад и Приморской армии ПВО. В конце июня в полк прибыл командующий этой армией генерал-лейтенант артиллерии А. В. Герасимов, который летом 1942 г., будучи генерал-майором и заместителем командующего Московским фронтом ПВО, проверял в Клину боеготовность 34-го полка.

Напряжение полетов сказывалось на летчиках. При посадке лейтенант Тихонов так разбил самолет, что он не подлежал ремонту. Капитан Веселков, старший лейтенант Пантелеев и лейтенант Шишлов при посадке «утратили направление», у каж дого из них «самолет развернулся на 270°, шасси подломились, самолет лег на фюзеляж». Правда, у Степана Слесарчука самолет развернулся всего на 90°, а самолеты лейтенанта Сметанкина и старшего лейтенанта Юрьева просто столкнулись при рулении.

Летная книжка капитана Урвачева свидетельствует, что с июня шли интенсивные тренировки по боевой подготовке на Ла-7, в том числе с воздушной стрельбой. «Листок огневой подготовки»: «Групповой воздушный бой, стрельба по воздушным целям, количество выпущенных пуль – 30, попаданий – 2, оценка – 4». Если при стрельбе по конусу, который буксирует однополчанин, два попадания – это хороший результат, то каково в воздушном бою при стрельбе по маневрирующему самолету противника?

Военные приготовления затронули и членов семей военнослужащих, которые получили инструктаж по самообороне, оказанию первой помощи пострадавшим и борьбе с зажигательными бомбами. Жилые дома были оборудованы светомаскировкой, противопожарным инвентарем, рядом с домами были отрыты щели для укрытия.

Набирала обороты работа по контролю за морально-политическим состоянием личного состава, о чем свидетельствует интермедия с негласными осведомителями особого отдела дивизии в эскадрилье капитана Урвачева, о которой он как-то рассказал.

Однажды к нему пришли несколько летчиков и пожаловались, что в эскадрилье двое техников «стучат» в особый отдел. Он удивился:

– Как вы это узнали?

– Вычислили. Только что-нибудь скажешь в курилке, как сразу вызывают в особый отдел. Это не жизнь. Примите меры, командир.

– Что я могу сделать, вы же знаете – у особистов своя подчиненность.

– Вы командир, вы и думайте, но так жить невозможно.

Командир по совету летчиков немного подумал и вызвал этих двоих:

– Мне стало известно, что вы обо всех происшествиях в эскадрилье докладываете в особый отдел.

Двое вздрогнули и замерли, а он продолжил:

– Молодцы, объявляю благодарность, но впредь обо всем докладывать сначала мне, потом в особый отдел. Это приказ, идите.

Двое в замешательстве удалились, а на следующий день командира эскадрильи Урвачева вызвал начальник особого отдела дивизии. Урвачев рассказывал: «Вошел в его кабинет, а он у меня за спиной сразу запер дверь на ключ. Кабинет был на первом этаже, окно раскрыто, подоконник низкий, и я, перешагнув через него, не торопясь пошел восвояси. Опешивший особист-подполковник закричал:

– Урвачев, вы что себе позволяете, вернитесь!!

– Нет, это вы мне объясните, что делаете? Я офицер, командир, пришел в штаб своей дивизии, а вы со мной, как с девицей, в кабинете на ключ закрываетесь. От кого?

– Ну ладно, – сбавил он тон, – почему вы препятствуете работе органов и расшифровали наших негласных осведомителей?

– Я не препятствую, а, наоборот, поощрил их за эту работу, но претензии за расшифровку предъявляйте к ним – работать надо аккуратней.

– А приказ нашим осведомителям докладывать сначала вам?

– В первую очередь они мои подчиненные, и в соответствии с уставом я, как командир, несу ответственность за боевую и политическую подготовку личного состава эскадрильи. Поэтому я первый должен знать о недостатках в этой подготовке и принимать меры по их устранению».

Через несколько дней этих двоих перевели в другую эскадрилью.

Кажется, что в этой истории Урвачев действовал как летчик-истребитель в воздушном бою, неожиданным маневром сорвал атаку противника, ошеломил его, перехватил инициативу и сам пошел в неотразимую атаку.