Нырнул в Мертвое море

90-е годы, мы гастролируем в Израиле. Февраль – в Москве метели, а здесь – жара. Нас везут на Мертвое море, перед этим подробно инструктируют: огромная концентрация соли, надо входить медленно, избегать попадания воды в глаза, не глотать и т. д. А еще предупреждают об удивительном эффекте: когда постепенно, медленно входишь, то в какой-то момент ноги сами отрываются от дна, и ты зависаешь в этом густом соляном бульоне, как поплавок.

Наш артист Максим Евсеев опоздал на инструктаж. И когда мы сели в автобус, чтобы отправиться на Мертвое море, никто не сообразил с ним всеми этими важными предупреждениями поделиться.

Приезжаем. Все строго по регламенту готовятся медленно войти в воду. В это время Максим, перед которым распростерлась вожделенная морская гладь, быстро скидывает с себя одежду и с разбега влетает в воду в привычном прыжке – так, как если бы это было Черное море. Или Средиземное. Конечно, он даже не погрузился. Но глаза обжег по полной программе. Несколько секунд мы, онемев, смотрели на его изумленное испуганное лицо. Он с ужасом тер глаза, от чего ему становилось еще хуже, и не мог понять, почему он не может достать ногами дна, которое находится на полуметровой глубине. Артисты кинулись ему помогать, промывать глаза пресной водой и объяснять, что, видимо, именно здесь Иисус шел «аки по суху».

Но вообще-то Максим Евсеев – истинный интеллектуал. Он прекрасно говорит по-французски. Очень хорошо знает историю Москвы. И пишет стихи, иногда посвящая их разным хорошим людям. Повезло и мне.

За именем история,

За именем судьба.

Известной траекторией

Шагают имена.

Как в метрике запишут

Положенные знаки,

Согласно им и дышат

Абрам, Армен, Акакий

И как потом не мучимся,

И как потом не просим,

Гавриле не получится

Пожить, ну… как Иосиф.

Плевать, с какой ты улицы,

Плевать, что нос как слива!

Один всю жизнь сутулится

А этот – Горделииииивый!

Вы так же не хотите ли

С размахом и богато?

Претензии к родителям –

Тут имя виновато.

В нем все: и амплитуда,

Характер и судьба;

Наличные оттуда,

Богач и голытьба.

Вот как тебя назвали,

Известно наперед,

Что сможешь ты едва ли

Открыть в сбербанке счет.

А если и откроешь –

Кто ж это запретит? –

То через месяц взвоешь

И станешь жить в кредит.

И взгляд небрежно бросив

На опыт вековой,

Глядите, вот… Иосиф

Он, например, какой?

Тут имя однозначно

Известно наперед:

Все сложится удачно –

Таких судьба ведет

Вы рассмотреть готовы

Что говорит Завет?

(что новый, что не новый)

Дурных примеров нет!

Да хоть Иосиф плотник –

Святое ремесло –

Не знаю, как работник,

С женитьбой повезло.

Давидова колена,

Но захудалый род.

Жениться непременно

Решился он – и вот:

Чего казалось лучше?

Чего еще не ясно?

Был плотник, стал обручник.

Ну и, конечно, ясли…

Я так могу про всякого,

Он что один? Да фиг там!

Вот этот… сын Иакова,

Который из Египта.

Вначале были сложности

С семьею и законом,

Зато потом при должности.

И где! У фараона!

Он снов был толкователем.

Всегда при фараоне.

А братья… Хрен бы с братьями!

Зато в курортной зоне.

Еще примеров? Море их!

И все они похожи.

Во всех этих историях

Все те же и все то же.

Иосифу удача

И творческое поле,

Ну и, конечно, дача

С Чубайсом Анатолием

И творческая жила

у них у всех видна,

И Гурченко Людмила

У них всегда одна.

Она Кобзона бросила

А после, через паузу

Пришла опять к Иосифу,

Но только Райхельгаузу.

Смотрите, как сплетаются

Их судьбы и задачи.

Им многое прощается…

Я говорил про дачу?

Их жизнь, как откровение,

И ты живи не майся:

Соседнее строение –

Охранники Чубайса.

Хотя и в их истории

случаются подпалины,

Но я сегодня, sorry,

Не расскажу про Сталина,

Про Бродского не стану

И промолчу про Тито,

Про всяких иностранных,

Про прочих знаменитых.

Простите мне нахальство,

Позвольте расстараться,

Я стану пред начальством

Робеть и пресмыкаться.

Сегодня вроде повод,

Сегодня сердце просит

И графоману слово

Зарифмовать с Иосиф.