Глава 4

СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ФЛОРЕНЦИЯ, ПАДУЯ, ВЕНЕЦИЯ, ВЕНА, ВАРШАВА

Стр. сопровождать нас по музеям и церквам. / сопровождать нас по му-^ зеям и церквам. Уже в первое мое посещение дворца «Бельведер» (где было развернуто богатейшее собрание картин, составлявших достояние Габсбургов) я обратил особое внимание на Питера Брейгеля, но все же тогда (в 1890 г.) меня больше интересовали другие мастера (и пожалуй особенно Иордане — вследствие того, что у нас в доме, в столовой, висело повторение знаменитой венской картины «La Roi boit» *). Теперь же я стал несравненно более зрелым ценителем в живописи и в то же время восторг (видно, тихий и сосредоточенный) моего друга помог мне лучше понять «Вавилонскую башню», «Детские игры», «Шествие на Голгофу» и другие картины этого тогда еще не признанного большой публикой мастера 1#;

Глава 5

МЕРЕЖКОВСКИЕ. РЕПИН. РАБОТА НАД СОБРАНИЕМ КНЯГИНИ М. К. ТЕНИШЕВОЙ

Стр. МОи зарисовки в альбомах. / мои зарисовки в альбомах. Необычайно-46 поэтичным и трогательным памятником того нашего домашнего уюта, который тогда царил в нашей прародительской квартире, могла бы служить та акварель, которую тогда же папа написал, поставив себе задачей увековечить те почти ежевечерние заседания, что происходили в его кабинете и в центре которых сидел он сам, занятый каким-либо срочным думским делом (у него была удивительная способность уходить совершенно в хотя бы вовсе неинтересную работу, если даже вокруг стоял шум и велись громкие разговоры), то раскладыванием своих любимых пасьянсов. Ни то ни другое не мешало ему следить за общей беседой и вставлять в нее иногда свои замечания. Увы, к безутешному моему огорчению, эта акварель, которую я себе выпросил после кончины папочки, была украдена в 1905 г. во время переезда с одной квартиры на другую2*. Хорошо

?* «Король пьет» (франц.).

~* Вполне я понял исключительность этого совершенно удивительного поэта-художника лишь в третье мое посещение Вены в 1903 году — когда Питер Брейгель (и особенно его «Месяцы») как-то даже совсем заслонил все в этом великолепном собрания.

2* Давая Жене Лансере распоряжение об этом переезде (сами мы были в то время в Париже), я особенное его внимание обратил именно на эту акварель, и вот почему он, выделив ее из общей массы разных вещей, отставил ее в сторону. Возможно, что это-то выделение и соблазнило вора. Когда через несколько минут Женя вернулся к тому месту, где он ее оставил прислоненной к стене, ее уже там не оказалось.

562

Варианты

еще, что с нее была до того снята фотография В. С. Россоловским, а Коля Лансере сделал с нее копию тушью в величину пропавшего

оригинала.

Место действия — папин кабинет. Он сам изображен сидящим спиной к зрителю за своим письменным столом, освещенным старомодной висячей лампой, окруженной медными спиралями. Папа приподнял голову, прислушиваясь к тому, что ему говорит сын Миша. К папе ластится довольно уродливая собачонка, которую мы с Атей подобрали на улице, заплатив за нее рубль мальчишке, несшему ее топить. С другой стороны к папе подошла одна из Лан-серят — его любимица Маша. К столу с другой стороны подошла Зина Лансере, ставшая впоследствии известной и прекрасной художницей (под фамилией своего мужа Серебрякова). В это время она страдала какой-то глазной болезнью и поэтому носила особый козырек из зеленой тафты. Справа у окна за квадратным «маминым» столом под фарфоровой лампой сижу я, а надо мною склонился Женя. Мы оба рассматриваем какую-либо только что приобретенную книгу и делимся впечатлениями. Из соседней (синей) столовой к двери кабинета направляется (тогда пятнадцатилетний) Коля, на ходу что-то читающий, однако это он, бедняжка, не захвачен каким-либо романом, а он зубрит гимназический урок, что он по своему обыкновению и делал, размеренным шагом расхаживая по анфиладе комнат. Самое интересное в папиной акварели — это тот Damcntisch*, что придвинут (па вечер) к центральному столу и за которым заседает тот кружок, который собирается почти всегда в том же составе, чтобы поболтать и [делать] какую-либо работу: вязание или шитье. Вероятно, увековеченный такой вечер — понедельник, ибо среди присутствующих дам выделяется своим гордым, горбоносым «римским» профилем милая «тетя Лиза Раевская», которая неизменно уже сколько лет у нас обедывала именно по понедельникам с тем, чтобы потом сразу отправиться на свое абонементное место в Мариинский театр. Ей насупротив сидит сестра Катя, а между ними прямо vis-a-vis поместилась моя Атя. Особенно характерно для нее в это время был ее домашний наряд, желтый балахон, в котором ей разрешалось оставаться на людях ввиду ее уже заметной беременности. К этой же группе принадлежали еще остальные две девочки Лансере — гостящая отпущенная из института на рождественские каникулы Соня и следующая за ней по годам Катя. В глубине в полумраке тонет стена кабинета, увешанная фамильными портретами, среди коих в рамке красуется под портретом прадеда Бенуа тот акростих, что сочинил в его честь его сын — мой дедушка. <Cm>r· в большом платяном шкафу. / в большом платяном шкафу, ?5 стоявшем в комнате, служившей Марии Клавдиевне живописной

* Дамский стол (нем.),

Варианты

563

мастерской — ведь и она пробовала свои силы (нельзя сказать чтоб удачно) в писании масляными красками, и даже брала уроки у Я. Ф. Ционглинского, а позже и у самого Репина.

Стр. обе княгини отбывали в Париж. / обе княгини отбывали в Париж.

55Мне хочется упомянуть здесь еще об одном случае, очень харак-

терном для М. К. Тенишевой. Услыхав мои особенно восторженные восклицания от найденного толстого пакета, содержавшего шестьдесят сангин Бушардона, представляющих разные мелкие уличные ремесла Парижа в XVIII веке («Les Cris de Paris»*), она «на радостях» попробовала их навязать в виде подарка «мол на память об этом дне». И должен сознаться, что мне стоило не мало усилий от такого неожиданного подарка отказаться 1#.

Глава 6 НАША ПЕРВАЯ ДАЧА. НАШИ ХАРАКТЕРЫ. МАРТЫШКИНО

Стр. всех крайне интриговала. / всех крайне интриговала.

б*Когда я дома рассказал о своем «открытии» (это происходило

в 1886 г.), то оказалось, что мой отец знал о существовании мавзолея на Мартышкинском кладбище и он с большой хвалой отзывался об его действительно величественной архитектуре, считая ее произведением гениального Петра Гонзага. Однако много лет позже я на одной выставке в Москве увидал оригинальный проект мартышкинского памятника, и он был подписан Воронихиным. К сожалению, этот рисунок не был снабжен каким-либо означением, что это за монумент и в память кого он был сооружен. Во» всяком случае и этот проект был Павловского времени, что могло служить подтверждением того, что здесь были действительно голш-тинцы.

?

* «Крики Парижа» (франц.). ** По ближайшем изучении этих замечательных рисунков выяснилось, что они ие самые оригиналы, а лишь отпечатки (contre ?preuves [Обратные оттиски (франц.)]) с них. И все же художественная и бытовая ценность их велика, ибо как-никак мы в этих сангинах видим самый «почерк» большого мастера, прославившегося главным образом как ваятель — автор уничтоженного в Революцию грандиозного конного монумента Людовика XV и в качестве изумительной красоты фонтана на rue de Grenelle в Париже. С этими же зарисовками «Cris de Paris» Бушардона я был уже издавна знаком по гравюрам с них comte'a de Caylus [графа Келюса (франц.)]. Тенишевская серия contre ?preuves происходила из знаменитого собрания XVIII в.

Оригинальные рисунки Бушардона находятся в British Museum [Британском музее (англ.)]. Напротив, те сангины, что в Biblioth?que Nationale [Национальной библиотеке (франц.)] в Париже, не более как не особенно удачные копии.

При распродаже (в Петербурге в 1903 г.) собрания Тенишевой мне удалось купить восемь из этих сангин; многие другие достались кн. Аргутинскому, Сомову, Яремичу и Боткину.

J564Варианты

C/np. с черневшими ветхими бревенчатыми постройками. / с черневшими S6 ветхими бревенчатыми постройками. Тут же пестрели развешанные для просушки сети, блеклой голубоватой зеленью отливалась приморская трава и сочными тенями лепились вытащенные на берег лодки. Иа самом же горизонте в сероватой мгле тянулась линия Кронштадта с его рядом отдельно, прямо в море стоящих фортов, Те же элементы при других освещениях сочетались в совершенно иные аккорды и создавали иные настроения. Особенно запомнились ясные июньские вечера и светлые ночи: море под меркнувшим небом становилось темио-сизым и над водой выплывал убывающий серп... Или еще в августовскую непогоду, когда над насупившимся морем цвета аспидной доски нависали сулившие (или уже пролившие) дожди тучи, а Кронштадт казался до странности близким и отчетливо рисовались его церкви, фабричные трубы и мачты бесчисленных судов. Стр. стояло в полной сохранности. / стояло в полной сохранности. Под-65 ходя к нему, подымаясь по отлогим ступеням наружной лестницы и огибая его бель-этаж по открытым галереям, из-за белых колонн которого так ярко румянилась и горела осенняя, необычайно пышная в Ораниенбауме листва, мне начинало чудиться, что я слышу когда-то здесь раздававшиеся смехи молодого двора Екатерины или же трусливые визги дам, стремительно слетавших вниз по спуску в сопровождении своих насмешливых кавалеров. Благодаря знакомству с герцогами Мекленбургскими, которым принадлежал Ораниенбаум, я получил доступ и внутрь этого павильона. Подымаясь по закругленной внутренней лестнице и вступив в большой круглый зал, стены и купол которого братья Бароцци покрыли причудливыми арабесками, а над дверьми которого в овалах были представлены Стефаном Торелли соблазнительные нимфы, наваждение чудесного волшебного прошлого становилось еще более сильным и острым. О, как мне тогда хотелось представить эти мои миражи в убедительных образах! Но увы, дальше довольно неумелого этюда акварелью внешнего вида Павильона дело не пошло. Для такой задачи, которая была бы по плечу разве только Менцелю или В. Ди-цу, мне не хватало опыта и знаний., ?ntp· было бы желательно, чтоб он приобрел. / было бы желательно, ffl` чтоб он приобрел.

Вообще за последнее время Сергей заметно стал подвигаться вперед в культурном отношении, и это привело к тому, что у меня с ним установились несравненно более задушевные отношения, нежели те, которые сложились в первые годы его поступления в наш кружок. Да в сущности по-настоящему никакого такого «поступления» не было. С Сережей мы виделись очень часто, то по дороге в Университет я заходил сначала за Димой и Валечкой, потом за ним, и мы дальше шли (зимой пешком по льду Невы); то вся компания отправлялась в театр; часто он бывал у меня, иногда

Варианты565

мы все бывали у него (после того, что он переехал от Философо-вых на свою отдельную квартиру, где к нему присоединились два его единокровных брата, Линчик и Юра). Но все это не вело к настоящему сближению. По принципу Дягилев для нас представлял собой «кузена Димы», мы его как такового «терпели», и однако он продолжал от себя отталкивать некоторым «провинциализмом», своим малым интересом к «пластическим» художествам, своим удивительным невежеством в вопросах литературы. Сказать кстати, будучи большим любителем оперы и сам готовясь быть певцом (для чего он брал уроки у чудесного баритона нашей бывшей итальянской оперы Котоньи), оп совершенно игнорировал балет, он даже высказывал к нему несколько презрительное отношение, как к чему-то второстепенному. И однако эта самая область создала ему впоследствии мировую известность!

И вот эти взаимоотношения между Сергеем и остальными членами кружка стали постепенно меняться. Не то чтоб он вдруг превратился в пламенного любителя художеств, не то чтоб стал более внимательно следить за нашими спорами, не то чтоб он принялся эа какое-либо систематическое пополнение своего общего образования, но все же он во многих смыслах стал как-то «прозревать» и обнаруживать больший интерес к вопросам, до того ему абсолютно безразличным. Тут много значило, что Дима принялся всерьез за своего страстно ему полюбившегося кузена, а при деспотическом нраве Димы это значило весьма многое. Понятно, первые проблески того, что Сережа стал интересоваться художествами, носили очень наивный характер. Так, он вдруг истратил немалую сумму денег, чтоб обзавестись «роскошной» мебелью для своего кабинета. Это были по случаю купленные тяжеловатые кресла и диван в псевдо-ренессанском стиле. И однако эта покупка была известным жестом, и она всех немало удивила своей неожиданностью. Вслед за тем оп приобрел и несколько картин. Первый был пейзаж Ивана Ея-догурова, изображавший прибрежную деревушку на Луганском озере. Эту картину ему горячо рекомендовал Бакст, который с этого момента начинает, как и я, сближаться с Сережей. Дальше последовал крошечный этюд Репина, изображавший старуху на коленях спиной (куплена она была за 10 рублей на выставке Репина и ` Шишкина в Академии), два пейзажика Лагорио, три этюдика как раз тогда скончавшегося Кившенко и, наконец, целый ряд масляных и акварельных этюдов Крамского. К последней покупке я уже отнесся несравненно серьезней, чем к предыдущим, да и то, с какой страстностью отнесся к ней сам Сережа, с какой жадностью он прислушивался к моим советам и к моей критике1#, показывало

** Среди этих (этюдов) (которые Сережа покупал у дочери скончавшегося мастера)

были очеиь приятные и достойные вещи. Репин, правда всегда пересаливавший

в своих оценках, не задумывался сравнивать с Веласкесом этюд головы натур-

. щика в античном дплеме, который был написан Крамским для затеянной им кар-

566

Варианты

именно, что он «прозревает», что в нем зашевелилось нечто «подлинное и живое» и такое, что я как раз больше всего ценю в людях. Именно около этого времени (зима 1894—95) Сергей Дягилев как бы повышается в чине среди нашей компании и становится ее «полноправным» членом — в то же время моим близким другом. Он по-прежнему молчит во время споров, и ему вечно импонирует авторитетный тон Валечки, Бакста, Нурока, он не высказывает больших познаний в истории искусства, к балету, между прочим, он продолжает относиться с равнодушием, однако уже то замечательно, что он охотно посещает наши сборища, да и сам устраивает таковые у себя. Последние почти всегда украшаются музыкальными номерами. В это время он разочаровывается в своем композиторском даре (однако уроки у Римского-Корсакова, кажется, еще продолжаются некоторое время), да и своим пением он не решается нас более услаждать после того, что Валечка и Нурок не раз его за это высмеивали. У Сергея был сильный «зычный» голос, однако очень неприятного «пронзительного» тембра.

Глава 8 ПЕРВЫЙ ГОД НА СОБСТВЕННОЙ КВАРТИРЕ

Стр. ее более разбитная сестра Милечка. / ее более разбитная сестра

77 Милечка.

Однако отсутствовал как раз тот из моих друзей, который через год «втюрился» именно в Милечку и даже собирался просить ее руки,— Левушка Бакст. Но его несколько времени до того похитила французская актриса Шоссе, с которой, к великому огорчению своей семьи, уехал pour filer le passionnel*, в Париж. Этот первый серьезный роман (roman passionnel **) Бакста был тогда настоящей злобой дня в нашем кружке. В начале нашего знакомства (1890) Левушка был юношей (однако этому «юноше» было уже 24 года) необычайно целомудренным и не тронутым. Он густо краснел при каждой неприличной шутке, и приходилось ему краснеть часто, так как в интиме нашей компании мы имели дурную привычку острить и шутить на темы и сюжеты недозволенные. Еще из своей первой поездки в Париж (j??tom 1892 г.) он вернулся таким же Sainte Nitouche ***, но среди его рассказов, очень вообще живописных, был и один, который указывал на вступление им на новый путь. Выражаясь языком XVIII века, Левушка все еще не приносил

тины «Смех», иначе говоря, издевательство над Христом. Мне же особенно запомнились две акварели — одна изображавшая самый простой российский пейзаж, другая улицу в Помпеях. * Чтобы наслаждаться любовью (франц.). ** Любовный роман (франц.). *** Недотрогой (франц.).

Варианты

жертв на алтарь Венеры, однако как раз тогда в Париже несколько гетер заманили его днем в какое-то подвальное кабаре, и эти профессиональные прелестницы, имевшие на себе en tout et pour tout * широко распахивавшиеся адвокатские мантии, защекотав его и выманив 60 франков на шампанское, произвели над ним известное усладительное действие. Кончался все же этот типичный для Бакста рассказ чем-то вроде победоносного возгласа; а именно, вырвавшись из объятий адвокатесс и уже стоя на ступеньках лестницы, ведшей на улицу,— он вынул из потайного кармана бумажник, потрясая им, крикнул соблазнительницам (с отчаянным французским произношением): «voil?, vous n'avez pas trouv? cela et ici il у a encore beaucoup cTargent **. В этой браваде Левушка видел нечто героическое и был убежден, что он отомстил за совершенное над ним насилие...

Но теперь-то этот случай был чем-то давным-давно забытым, и Левушка успел за последние три года заслужить среди друзей • репутацию настоящего Дон-Жуана. Он кичился своими многочисленными победами и он же любил со всеми подробностями рассказывать о том, как ему досталась та или иная жертва, какие он при том испытал радости. Особенно охотно слушал эти рассказы Валечка и наш «профессиональный» (но едва ли подлинный) ловелас — Нурок. Первое время свои жертвы Бакст находил среди особ весьма скромного разряда, но постепенно стал подыматься в более высокие сферы. Особенно гордился тем, что вскружил голову одной из первенствующих актрис нашего Михайловского (французского) театра — m-lle Josset, которая не отличалась красотой, но, будучи талантливой и остроумной артисткой, обладала в то же время тем, что французы обозначают словами: «avoir du chien» ***. Впрочем, рыжеволосая Josset была еврейкой; и вот рыжеволосость и еврейство сыграли известную роль в этом сближении — ведь волосы девушки, обладавшей еще очень густой шевелюрой, были ярко-рыжие. Не принадлежа к натурам сильным и оставаясь все еще довольно наивным «провинциалом», Бакст скоро «сдал все свои мужские позиции». И из победителя под действием чар лукавой и циничной женщины превратился в покорного невольника. Напротив, Жоссе не только все крепче привязывала его всякими ухищрениями, но и развращала его своей специфической парижской «жизненной философией». Через несколько месяцев этой связи Левушка утратил и последние остатки своей роли и превратился в какое-то «олицетворение тряпки» — une loque.****. В виде такой тряпки они был увезен в Париж. Впрочем, в качестве оправдательного предлога

* Всего-павсего (франц.).

** Ну вот! Этого вы не нашли, а здесь еще много денег (франц.), ** «Женщина с изюминкой» (франц.). *** В размазню (франц.),

563

Варианты

мотивом этого бегства продолжала служить необходимость закончить заказанную в. к. Алексеем Александровичем картину: «Русские моряки в Париже», под которую была забрана вперед некоторая сумма денег.

Никогда, кажется, не было в нашем кружке разговоров о Баксте, как в течение этой его любовной авантюры, затянувшейся более чем на два года. Но наши эти разговоры состояли из благодушного су-дачеппя, причем мы, признавая все права такой пламенной страсти, в сущности не осуждали его поведения. Напротив, двое лиц переживали бегство Левушки очень тяжело — то были его почтенная матушка и левушкин ученик-меценат Мита Бенкендорф. Госпожа Розенберг, раньше у нас никогда не бывавшая (и с которой вообще мы виделись всего на двух свадьбах левушкиных сестер и еще раза три, при довольно редких посещениях моего друга), теперь стала меня навещать чуть ли не каждый день, и каждое ее посещение проходило в сплошной жалобе на то, что «эта француженка» губит ее сына, и в желании вырвать из ее когтей похищенного ею. Немало писем и телеграмм было мной тогда послано Левушке под действием этих воплей. Это горе матери хоть и казалось мне сильно, на еврейский лад, преувеличенным, вызывало, однако, во мне настоящее на жалости основанное сочувствие. Совершенно иное впечатление производили на меня негодование и чуть ли не угрозы «Миташки», который тоже раньше у меня ае бывал, а тут поваживался захаживать через день, а то и два раза в день. Начиналось каждое такое посещение с вопроса: «Avez — vous des nouvelles de Baxt.?»*, и за этим неизменно следовало: «II se perd, се malheureux, il fin?ra mal»**. Я более и менее вторил ему, так как тоже был встревожен за друга, но все же внутри меня разбирал смех и своего рода злорадство — мол так тебе и надо, поделом тебе за то, что ты бессовестно эксплуатировал бедного художника и пользовался его талантом, чтоб иметь художественный успех в обществе. С другой стороны, я считал, что такая разлука Левушки со своим «пауком», роль которого в карьере Бакста была уже исчерпана (ведь у Бакста было теперь известное имя, и он уже успел приобрести некоторые связи в высшем свете), эта разлука была Левушке только полезна. Полезным мне казалось и то, что он перестал слушать советы и критики Мита — человека несомненно остроумного и в какой-то степени тонкого, но пропитанного всеми предрассудками, которые можно объяснить словами «салонный» вкус.

Зовы матери, Мита и мои, разумеется, не возымели какого-либо действия. Бакст попросил меня выставить на выставке в Академий художеств несколько своих старых картин (то были сущие пустячки, и ничего более серьезного у него в мастерской не нашлось),

Есть ли у вас известия о Баксте (франц.).

Он себя губит, бедняга, он плохо кончит (франц.).

Варианты

5G9

он и сам неожиданно явился, но проболтавшись в Петербурге несколько дней, он снова затем укатил в погибельный Париж к своей «Цирцее». Вид у него был сильно изношенный, да и всем своим нравом он более не напоминал прежнего Бакста, являя собой олицетворение рассеянности и самых путаных тяжелых переживаний. Было очевидно, что все его мысли были там, и не столько мысли, сколько весь его «физический состав», все его желания и стремления. Эти желания и возымели верх над всеми другими соображениями, и Левушка, наскоро простившись с друзьями и с семьей (но, кажется, не посетив Бенкендорфа), сел в поезд и исчез, даже не пообещав, что он скоро будет обратно...

Глава 11

ВТОРОЕ МАРТЫШКИНСКОЕ ЛЕТО. -У ТЕНИШЕВЫХ В ТАЛАШКИНЕ. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ В ПАРИЖ

Стр. мечты о Париже несколько тогда померкли. / мечты о Париже Ю2 несколько тогда померкли, несмотря на то, что их оживил было своими восторгами Левушка Бакст. Приехав к нам на целый день, он почти безумолку рассказывал, однако успел кроме того написать с меня (со спины, за работой) довольно удачный этюд маслом. Стр. нежели другие его произведения. / нежели другие его произведе-104 ния. Однако большого успеха портрет все же среди наших друзей не имел, и причина тому была все та же известная «приблизительность» в рисунке и вообще нечто любительское.

Глава 12

ПО ГЕРМАНИИ. ГАНС БАРТЕЛЬС. БЕРЛИНСКИЕ И МЮНХЕНСКИЕ ХУДОЖНИКИ.

OKTOBERFEST

Стр. этой старосветской живописи. / этой старосветской живописи.

112Мое посещение Пауля Мейергейма затянулось на целых три

часа, и оставайся я в Берлине, я, вероятно, еще ближе сошелся бы , с ним. Да и «добыча», которую я у него забрал, была из тех, что меня радовала,— то был отличный, уверенно сделанный, «крепкий» гуашевый этюд какой-то тирольской деревушки и три чудесных рисунка зверей, из которых два были мной куплены для Тенишевой, третий же, изображавший обезьяну, он, несмотря на все мои протесты, подарил мне с весьма любезным посвящением.

«Пришлось» мне еще посетить в Берлине одного художника,— говорю пришлось, потому что имя его не стояло в моем списке, да и не'" могло стоять, так как я не любил его умелого и холодного, пустого искусства. То был Ludvig Dettmann, который только

570Варианты

что тогда начал обращать на себя внимание, но на которого некоторые художники возлагали большие надежды. К нему меня усиленно «тащил» Герман, но когда и Мейергейм настойчиво несколько раз повторил фразу о необходимости мне посетить Деттмана, то я не счел возможным от этого уклониться. К сожалению, от личного контакта с художником я получил то же впечатление, как и от его произведений. Это был длинный, довольно худой, еще очень молодой человек, напоминавший типичных немецких студептов, неловкий и резкий в движениях, конфузливый и от конфуза немного нахальный.

Картин у Деттмана на дому не оказалось (они, по его словам, «гуляли по выставкам») и лишь среди этюдов крупного формата два или три отвечали условиям Тенишевского собрания, т. е. были написаны водяными красками. Мой выбор остановился на большом этюде, изображавшем уголок сада, типичном для тогдашних исканий «plein air'a», т. е. серого освещения без солнца (лет пятнадцать назад главой этой «школы» в Париже был балтиец Лепаж). Этюд этот был исполнен мастерски, но все же это была вещь заурядная, и приобретать ее не стоило.

Глава 13

МЫ В ПАРИЖЕ

Стр. выкрики газетчиков. / выкрики газетчиков, й опять — до чего все 117 это безобразие не было похоже на те образы Парижа, которые возникали у меня при чтении «La Semaine des Enfants» или романов Александра Дюма пэра. Смутило меня еще то, что та церковь, что стояла у самого вокзала, оказалась мне совершенно незнакомой, а ведь я был уверен, что я все церкви Парижа, и старые и новые, знаю. Мало того, хоть еще было довольно светло, я не мог решить такого простого вопроса, старинная она или нет? '* Стр. Щеня и Фильд снимали / Мастерская Бакста (куда, однако, он нико-

119го не пускал и где он как будто ничего не делал) находилась доволь

но далеко от нас, тогда как Женя и Фильд снимали

Стр. абсолютное свободомыслие. / абсолютное свободомыслие и коист-

120руктивные лозунги. Довольно-таки определенный привкус «герце-

новщины» был даже чем-то обязательным, и если только кто-либо

позволял себе не разделять «установок» автора «Былое и Думы*...

то на него склонны были смотреть в лучшем случае как на «без

надежного клеврета ненавистного царизма».

Стр. г-жей Виже Лебрен. / г-жей Виже Лебрен.

120Левушка Бакст приходил к нам чуть ли не каждый день, но

беседа почти исключительно вертелась вокруг его сердечных дел.

То была церковь St. Laurent. Он&ттаринная, но фасад у нее новый, времени Наполеона III.

Варианты57?

Он переживал убийственное разочарование в той особе, которой он «дал себя похитить» два года назад. Он успел изучить мадам Жоссе до самых основ ее порочного и пустого существа — особенно в периоде, когда она в разгаре их романа заперлась с ним в бретонской деревушке (тогда еще не ставшей модной) Perros-Guirec. Но то были месяцы, если и полные всяких сцен, размолвок и ссор, однако все же еще не остывшей страсти. Бакст, когда-то наш целомудренный и стыдливый Левушка, завершал именно тогда свое, если можно так выразиться, «эротическое воспитание» под руководством женщины, о специальной опытности которой он рассказывал много и подробно. Но затем, по возвращении любовников в Париж, начались более тяжелые между ними раздоры, вызываемые взаимной ревностью обоих и непреодолимой склонностью г-жи Жоссе к самой циничной лжи. Несколько раз Бакст удостоверялся в том, что она ему изменяет (у нее был какой-то богатый покровитель, которого ей удалось первое время прятать от своего amant-de-coeur*, но который затем занял менее затушеванное положение в этом menage ? trois **), и в конце концов эти вечные распри закончились почти драматически, когда Бакст в Берлине, куда Жоссе ездила на гастроли, застал ее en plein flagrant d?lit *** с этим ее покровителем. Но этот случай, завершивший печальный роман моего друга, произошел несколько позже, а покамест он все еще «бился в когтях сирены». Сегодня он принимал решение с ней бесповоротно порвать, клялся (себе и нам), что никогда больше ее не увидит, поносил ее самыми бранными словами, а завтра он или первый отправлялся к ней с повинной или же уступал ее мольбам возобновить порванную было сладко-мучительную связь. Рассказывая все эти перипетии, жалуясь, ища у нас моральной поддержки (но какую поддержку могут посторонние оказывать в делах, в которых властвуют разнузданные страсти?), повторяя свои проклятия и клятвы, Левушка просиживал у нас до глубокой ночи и затем брел но спящему Парижу в свое далекое обиталище '* на пляс Перейр. В обществе Левушки же произошло и наше первое знакомство с Версалем — с тем божественным местом, которое затем в течение всей жизни не переставало меня манить и в котором в два приема мы впоследствии (в 1906 г. и в 1924 г.) прожили «своим домом» особенно приятные, заполненные художественным творчеством годы.

* Друга сердца (франц.).

** Любовном треугольнике (франц.). *** На месте преступления (франц.).

** Однако не в одних только подобных жалостливых разговорах проходили наши беседы с Л. Бакстом. Он вообще не мог долго оставаться без того, чтобы не занять своих рук рисованием и живописанием. И вот в течение нескольких его вечерних посещений он сделал пастелью два удачных этюда с меня (читающего) и с Ати. Эти пастели находятся в составе Семейной хроники у меня здесь, в Париже. Любопытно, что мое темя уже тогда стало обнаруживать начало облысения.

572

Варианты