Аллилуйя Аллилуевой

К октябрю 1917 года главные силы большевиков собрались в Петрограде. И рядом с каждым вождем была подруга. Не всегда венчанная. Не зарегистрированная. Однако верная союзница. Жена.

Рядом с Лениным — Надежда.

Рядом с Троцким — Наталья.

Рядом с Каменевым — Ольга.

Рядом с Ворошиловым — Екатерина.

Рядом со Свердловым — Клавдия.

Рядом с Буденным — Надежда.

Рядом с Дзержинским — Софья. И так далее.

Сталин — один как перст. Без присмотра, без пригляда. По ссылкам, по северам и сибирям, всухомятку. Без женской ласки, без домашнего тепла. Много лет.

Далеко позади слабое, теплое воспоминание о Екатерине Сванидзе. Первой жене.

Екатерина была деревенская девушка, но, с присущим большинству грузинок природным аристократизмом черт лица, фигуры, манер поведения.

Грузинская жена — всегда символ верности, терпения, скромности, послушания: служить мужу, растить детей, знать свое место. Древняя традиция.

Екатерина Сванидзе и стала жить по традиции, ждать мужа, ублажать его. Получала в ответ то, на что может рассчитывать женщина, не претендующая на счастье: частое одиночество, тревоги и скромные плотские радости для продления рода.

Первая жена Сталина верила в Бога. Можно предположить, что его не раздражала богобоязненность и набожность Екатерины: он сам лишь недавно расстался с духовной семинарией, о чем не сожалел, но и не был враждебен к церкви, как Ленин и многие другие большевики. Через всю его жизнь прошла иногда хорошо, иногда плохо скрываемая склонность к религии. Так, в первые годы после революции, когда в стране появилась возможность для церковного издания «Христианин», Сталин был среди тех, кто смотрел на этот факт благосклонно. Однако победила тогда другая точка зрения, которой придерживалась борющаяся с религией Надежда Константиновна.

Прочитала я в воспоминаниях дочери Сталина, что ее отец более всех на свете любил свою мать и с умилением рассказывал, как мать сокрушалась: «Жаль, что ты так и не стал священником».

Быть может, это именно женское влияние обеих Екатерин — жены и матери — сохранило в Сталине своеобразную терпимость к религии? Говорили, что в самые тяжелые минуты войны он даже молился, а позднее одной из первых его мирных бумаг был приказ о возвращении церкви ряда ценностей, включая мощи некоторых святых.

Итак, первую жену нашла Иосифу его мать. Но это лишь предположение. Одно из многих. Образ первой сталинской жены двоится, троится, четверится: то ли тихая, домашняя женщина, то ли искусная портниха, обшивавшая саму супругу тифлисского генерал-губернатора Свечина, то ли отличная прачка и гладильщица, то ли разносчица ленинской «Искры» — помощница мужа. За последнюю деятельность вроде и тюрьмы удостоилась. А может, хозяйка, портниха, прачка, революционерка вместе?

Друг детства Иосифа Джугашвили, Иосиф Иремашвили, оставил воспоминания, где есть строки о сталинской первой жене — она «глядела на мужа как на полубога».

Родом Екатерина Сванидзе была из селения Диди-Лило, близ Тифлиса. Думаю, если сегодня кому захотелось бы пройти по домам и хижинам Гори и Диди-Лило, много интересных сведений можно было бы собрать о семье Сталина и его молодости. Такого, о чем никто не знает.

Грузины долго хранят в памяти черты умерших людей. Быть может, как никакой другой народ на свете.

Екатерина Сванидзе умерла от тяжелой болезни в 1909 году. Остался малолетний сын — Яков.

Именно в Грузии, и даже далеко от Гори и Диди-Лило, в маленькой деревеньке Анаклия, на берегу моря, в старой хижине, много лет назад я впервые услышала легенду о том, что Сталин не был сыном своего отца, а родился от местного князя, у которого мать Сталина служила горничной.

Есть и другая легенда — о знаменитом русском путешественнике Пржевальском, который в конце семидесятых годов XIX века живал в Гори, и мать Сталина убирала в его комнатах. Как бы то ни было, каждому, кто хоть раз попадет в стольный город Санкт-Петербург — Петроград-Ленинград, советую зайти в скверик, расположенный как раз возле Адмиралтейства, и взглянуть на памятник Пржевальскому. Я «нашла» его, случайно забредя в скверик. Уже на подходах к памятнику, едва бросив первый взгляд, окаменела — бюст Сталина? В шестидесятых довольно странно было увидеть в нашей стране, да еще в Ленинграде, скульптурное изображение свергнутого со всех пьедесталов грозного вождя. Приближение никаких опровержений не дало: это был Сталин!!! Я обошла со всех сторон — он! Могло ли быть, чтобы вождя забыли убрать из скверика? Невозможно.

Номенклатура и конъюнктура зорко следили за «наглядной агитацией», к которой принадлежат и памятники. Я наклонилась к золотым буквам на темном граните постамента и прочла: «Пржевальский». Да, удивительное сходство русского дворянина с сыном грузинского сапожника.

Однажды, оказавшись в обществе человека, боготворящего Сталина, я рассказала ему о бюсте Пржевальского и о легенде, связанной с рождением его идола.

Меня долго разоблачали. Он говорил, что нельзя в подобных гнусностях подозревать чистую, честную, благородную женщину, сталинскую мать.

Вот где сошлись, не понимая друг друга, мужской и женский миры: никогда, ни при какой погоде не могла бы я посчитать нечестной, нечистой женщину, у которой закружилась голова перед статным, красивым и знаменитым Пржевальским. Известно, что супруг сталинской матери был человеком суровым, жестоким. Пьяницей. Известно также, что он частенько бивал жену и сына. Да если бы даже и был он, горийский сапожник, ангелом во плоти, неужели женщина, живущая рядом с ним, не живое существо, способное чувствовать самостоятельно?

Мужская властвующая психология диктует женскому миру свои законы, в том числе и через религиозные послушания. В ответ, не имея права возразить и самовыразиться, женщина использует свои природные привилегии на тайну: обнять кого пожелает и родить от кого пожелает — так что «комар носа не подточит».

Сталин — сын своего отца.

Сталин — сын местного князя.

Сталин — сын Пржевальского.

Есть и четвертое предположение, встречающееся в разных книгах, с претензией на достоверность. Так Антонов-Овсеенко в книге «Сталин без маски» пишет:

«Отцом Сталина был Яков Егнаташвили, купец 2-й гильдии. Он жил в Гори и нанял прачкой юную Екатерину Геладзе из села Гамбареули. Чтобы покрыть грех, Егнаташвили выдал Кэто замуж за холодного сапожника Виссариона Джугашвили из села Диди-Лило».

Оттуда же, откуда потом появилась в жизни Сталина и Екатерина Сванидзе, первая жена Сталина? Интересное совпадение. Или не совпадение, а закономерность факторов: с этим селом у семьи были, видимо, крепкие связи. Именно этот факт работает на легенду о происхождении Сталина от его собственного отца, ибо в грузинских селах семейная честь была превыше всего. Но все бывает на свете. Не берусь ничего утверждать: лишь мать Сталина знала правду. А ее не спросишь.

Ходят по миру также и полулегенды об осетинском происхождении Сталина, художественно подкрепленные меткой строкой Осипа Мандельштама: «и широкая грудь осетина».

Как бы то ни было, точно не зная об отце Сталина, человечество имеет сведения об его матери. Лучшим описанием ее представляются мне строки внучки, Светланы Аллилуевой, в возрасте шести лет посетившей бабушку в 1934 году. Воспоминания смутные, но, как всякие смутные воспоминания, высвечивают наиболее яркие детали увиденного и почувствованного: «Она жила в каком-то старом красивом дворце с парком; она занимала темную низкую комнату с маленькими окнами во двор. В углу стояла железная кровать, ширма, в комнате было полно старух — все в черном, как полагается в Грузии. На кровати сидела старая женщина. Нас подвели к ней, она порывисто нас всех обнимала худыми, узловатыми руками, целовала и говорила что-то по-грузински… Я заметила, что глаза у нее — светлые на бледном лице, покрытом веснушками, и руки покрыты тоже сплошь веснушками. Голова была повязана платком, но я знала — это говорил отец — что бабушка была в молодости рыжей, это считается в Грузии красивым».

Не моя задача — разбираться в родословной Сталина. Он вообще интересует меня в этой книге, как и все остальные мужчины, лишь в связи с той или иной из героинь.

Уверена, что легенды об отце Сталина так и останутся легендами.

Удивительным образом явление всех этих легенд и невозможность что-либо доказать, даже при сильном желании, странно напоминают древние как мир мифы о безотцовском возникновении Бога Озириса, о непорочном зачатии Христа девой Марией.

Вы шокированы, читатель?

Напрасно.

Через два — три тысячелетия, если человечеству суждено выжить, все наши истории будут выглядеть иначе. Они обрастут мистическими и романтическими тайнами. И явление Анти-Бога, Анти-Христа может вполне совпасть с идеей многопорочного, в противовес непорочному, не божественного, в противовес божественному, зачатия.

Кстати, что мы знаем о рождении Дьявола?

Кто были родители Сатаны?

* * *

Революционные дни понесли Иосифа Сталина на крыльях удачи. Он становился в первые ряды новой ВЛАСТИ. Как бы ни хотелось самолюбивому Льву Троцкому доказать, что роль его главного противника в деле революции сильно преувеличена, факты и свидетельства очевидцев говорят обратное.

Ленин не один год знает и ценит Сталина. Ему принадлежит характеристика: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для «Просвещения» большую статью».

Надежда Константиновна, ненавидя Сталина, все же выжимает из себя: «Ильич много разговаривал со Сталиным по национальному вопросу, рад был, что встретил человека, интересующегося всерьез этим вопросом, разбирающегося в нем».

На другой день после взятия большевиками власти Ленин, формируя правительство, включает Сталина в состав Совета Народных Комиссаров: председателем по делам национальностей.

А то обстоятельство, что среди руководителей Октябрьского восстания нет имени Сталина, ровно ни о чем не говорит: честь победы над женским батальоном может принадлежать кому угодно.

Сотрудник сталинского Наркомата по делам национальностей С. С. Пестковский, ушедший за границу, свидетельствует, что Ленин в революционные дни буквально не расставался со Сталиным. Пестковский однажды застал их обоих, стоящих на стульях перед стеной с картой России.

Итак, Сталин на виду, а это обязывает.

* * *

В начале 1918 году советское правительство собирается в Москву. Все будут жить с семьями прямо в Кремле. Есть от чего закружиться голове — в самом Кремле!

Ничего не утверждаю, но вот возможный ход мысли: вдовец Сталин должен жениться. Он непременно войдет в Кремль вместе со спутницей жизни. Хватит быть белой вороной, скитаться по чужим квартирам, перехватывая у сердобольных жен соратников то от обеда, то от ужина.

Гордый и независимый характер дальше не может жить без семейной зависимости. Просто даже неудобно перед людьми.

Кто-то из «друзей» пустил слух, что Сталин никогда не женится: не найдется женщины, способной выдержать его дикий характер.

Ну это мы еще посмотрим.

Конечно, хорошую идею предложила ему мать; приехать самому в Грузию, взять в деревне девушку. Молодую, сильную, красивую. Привезти в Кремль и сделать своей хозяйкой.

Невозможно.

Нет времени ехать. Да и как на это посмотрят соратники?

На смех поднимут. Они хоть и твердят с утра до ночи о народе, народе, народе, но сами давно уже не народ… А кто? Трудно сказать. Профессиональные революционеры, это какая-то уже элита. Раньше — элита наоборот. Теперь, как говорится, «из грязи в князи».

Так вот, деревенская девушка из народа на роль кремлевской жены члена народного правительства решительно не подходит… Как эта девушка-грузинка будет выглядеть в окружении сильных соратниц? Рядом с Крупской, которая всю революцию на себе вывезла? Нелепо. Рядом с интеллектуалкой, почти барыней Седовой? Ядовитый Троцкий отпляшется на Сталине.

Ни в коем случае нельзя выглядеть смешным.

Но где та женщина, которая могла бы хоть как-то соответствовать его новому положению?

Да вот она. Рядом. В соседней комнате. (Сталин в это время живет в Петрограде у Аллилуевых. — Л.В.) Сидит, корпит над уроками. Милая девчушка, на его глазах превращающаяся в девушку. Она странно напоминает ему другую девочку-гимнастку, которую он видел однажды в цирке, на базаре, гибкую и тонкую. Образ темноволосой гибкой женщины, гитаны — его идеал. Он преследует Сталина…

Надя, Наденька, Надежда.

Дочь его друга-революционера Сергея Аллилуева, у которого он теперь живет в Петрограде, потому что жить ему негде, и где его кормит Надя, потому что мать семейства, Ольга Евгеньевна, загуляла. Она часто загуливает. Еще Нади не было, гуляла напропалую. Муж терпел, как Чернышевский. Сталин не потерпел бы — он из другого теста.

Взять Надю — это мысль. Если задуматься, она предназначена ему судьбой. Когда и как это случилось?

В декабре 1900 года Аллилуевы жили в Тифлисе, у них в доме Сталин познакомился с человеком, повернувшим его жизнь. С Виктором Курнатовским. У Курнатовского был революционный талант. Он только приехал и сразу сплотил всех большевиков Тифлиса.

От него Сталин впервые услышал о Ленине. О Крупской почему-то он много рассказывал. Потом, когда Сталин в Кракове встретился с этой парой, Ленин превзошел все рассказы Курнатовского. Крупская решительно не понравилась: Сталин не любил чересчур деятельных и некрасивых женщин. Может, это чисто грузинская черта? А может, чисто мужская?

Да, конечно, хорошо бы привезти жену из Грузии. Дома говорить на родном языке… А то он уже отвык.

Надя почти ребенок. Чистый лист. В декабре 1900-го, когда он, тогда еще холостой, с Курнатовским пришел к Аллилуевым, Нади не было на свете! Появилась через девять месяцев. Ольга, жена Аллилуева, тогда, прямо при муже, то на него, то на Курнатовского вешалась. А если и Надя такая же влюбчивая, как мать?

Предназначена ему…

Ведь это он, Сталин, когда-то в Баку спас ее. Она играла на набережной и упала в воду. Он был рядом и одним движением выхватил ее из воды.

Для себя выхватил? Надя хорошенькая, умненькая девочка. И вообще — молодая, прекрасная. Дочь честного большевика Сергея Аллилуева, ничем не испорченная. Нетронутая… Не прошедшая этих вонючих царских тюрем, как прошла сестрица Троцкого, жена Каменева, Ольга. Не размокшая в ссылке, как жена Ворошилова, Екатерина — у нее, говорят, до Клима в ссылке какой-то любовник был, тоже из большевиков.

Чистая, невинная Надя. Крестница Авеля Енукидзе — не последнего человека в большевистских кругах.

Кого еще искать? Жена Сталина — дочь Аллилуева.

Такая достойна Кремля. Жаль, маленькая еще. Ничего, вырастет. Воспитается.

Наступает его время. Его ждут великие дела. Не сразу, не вдруг, но он будет первым в России. Точно выбранная женщина рядом — половина успеха. Надя чистый лист? Он напишет на этом листе все, что нужно ему.

«И будешь ты царицей мира!..»

* * *

А за стенкой Надя писала письма Алине Ивановне Радченко, жене большевика И. И. Радченко, которая опекала юную Надежду.

«Летом я лентяйничала. Пришлось мне подогнать новое, в особенности по алгебре и геометрии. Сегодня утром я ходила держать экзамен, но еще не выяснила, выдержала или нет. Вес же думаю, что выдержала по всем предметам, кроме русского сочинения, хотя тема и была легкая, но я вообще слаба на этот счет».

Май 1916 года.

«Нас скоро распустят на каникулы, а придется Рождество, наверное, провести в Петрограде. Ехать куда-нибудь долго, дорого и трудно».

Декабрь 1916 года.

«Самый трудный для меня предмет — немецкий, потому что у нас читают, а не переводят, а я совсем не обладаю немецким языком, а также французским. Наконец я достигла того, что у меня по Закону Божьему пять. Это что-то небывалое, но я всю четверть долбила назубок, что ужасно противно… Папа и мама скрипят по-прежнему».

Январь 1917 года.

«Мы сидим в классе и слушаем какой-нибудь скучный предмет, как Закон Божий, когда нужно пользоваться хорошей погодой… я очень жду лета… я поехала бы к вам, чтобы поступить кем-нибудь служить. Я думаю, что мне уже можно поступить, потому что мне скоро будет шестнадцать».

Январь 1917 года.

«А теперь у нас занятия на четыре дня прекращены, ввиду неспокойного состояния Петрограда, и у меня теперь есть время. Настоящее положение Петрограда очень и очень нервное, и мне очень интересно, что делается в Москве».

26 февраля 1917 года. Канун революции.

«…Сильно скучаем, так как движения в Петрограде нет уже четыре дня. Но после этих скучных дней настал праздник, и большой — а именно — 27-е февраля! Настроение у папы приподнятое, он весь день стоит у телефона. Сегодня приехал Авель Енукидзе и совершенно неожиданно попал прямо с Николаевского вокзала на праздник».

27 февраля 1917 года.

Лето 1917 года Надя проводит под Москвой, на даче у Радченко, как она и мечтала в письмах, а в квартире Аллилуевых этим летом несколько дней живет Ленин. И конечно, как всегда, Сталин. Вернувшись в Петроград, Надя опять пишет Радченко:

«С провизией пока что хорошо. Яиц, молока, хлеба, мяса можно достать (обратите внимание, дорогие читатели, на этот великий, так нам знакомый глагол «достать». Он вошел в жизнь вместе с революцией и за семьдесят лет власти не вышел из жизни. — Л.В.) у хотя дорого… В общем, жить можно, хотя настроение у нас (и вообще у всех) ужасное, временами прямо плачешь: ужасно скучно, никуда не пойдешь… В Питере идут слухи, что 20-го октября будет выступление большевиков, но это все, кажется, ерунда».

19 октября 1917 года.

«Живу я пока хорошо, хотя и скучно, но мы ведь всегда так жили. Занятия у нас идут плохо. Два раза в неделю выключают электричество, и, значит, занимаемся только четыре раза в неделю. Хотела купить Ив. Ив. еще папирос, но такая большая очередь, прямо беда! Надо вставать с ночи, причем даже дают (опять чудо-глагол: «дают», революционное новообразование, сразу влетевшее в речь. — Л.В.) очень мало…

Я теперь в гимназии все воюю. У нас как-то собирали на чиновников деньги, и все дают (вот тут этот глагол еще в старом значении. — Л.В.) по два, по три рубля. Когда подошли ко мне, я говорю: «Я не жертвую». Ну и была буря! А теперь все меня называют большевичкой, но не злобно, любя… А пока до свидания, мне еще надо несчастный Закон Божий учить».

11 декабря 1917 года.

Надины письма — любопытные документы пред- и послереволюционных дней Октября.

«Поздравляю с Новым годом. У нас он совсем изменил нашу домашнюю жизнь. Дело в том, что мама больше не живет дома, так как мы стали большие и хотим делать и думать так, как мы хотим, а не плясать под родительскую дудку; вообще — порядочные анархисты, а это ее нервирует. Хотя это второстепенные доводы, а главное, то, что у нас дома для нее уже нет личной жизни, а она еще молодая и здоровая женщина. Теперь все хозяйство пало на меня. Я изрядно за этот год выросла и стала совсем взрослая, и это меня радует.

Мой недостаток — стала очень грубая и злая, но я надеюсь, что это пройдет».

Февраль 1918 года.

«Я очень рада, что вы, наконец-то получили посланные мной папиросы… Возня с хозяйством мне страшно надоела, но теперь, кажется, мама меня скоро опять заменит — ей очень скучно жить без своей шумной оравы. Мы ей, конечно, страшно рады.

…в Питере страшная голодовка, в день дают (! — Л.В.) осьмушку фунта хлеба, а один день и совсем не давали. Я даже обругала большевиков. Но с 18 февраля обещали прибавить. Посмотрим!

…я фунтов на двадцать в весе убавилась, вот и приходится перешивать все юбки и белье — все валится. Меня даже заподозрили, не влюблена ли я, что так похудела».

Февраль 1918 года.

* * *

Похудеть, конечно, можно и от наступившего внезапно голода.

А можно и в самом деле — от любви. Если верить дочери Надежды Аллилуевой, Светлане, которой тогда на свете не было, но ей рассказывали все родственники, то на юную Надежду «камнем свалилась любовь к человеку, на 22 года старше, вернувшемуся из ссылки, с тяжелой жизнью революционера за плечами… к человеку, идти рядом с которым нелегко было и товарищам. А она пошла рядом, как маленькая лодочка, привязанная к огромному океанскому пароходу, — так я вижу эту «пару» рядом, бороздящую бешеный океан», — пишет Светлана.

Подобное литературное описание сегодня может вызвать у некоторых ироническую улыбку. Но нельзя и не понять Светлану Аллилуеву — она дочь. Ее право защищать родительскую честь — естественно и достойно понимания.

Что же касается фактов, то они таковы: через несколько дней после февральского 1918 года, приведенного здесь письма Нади к Алине Радченко, Надя уже в Москве. Гимназия брошена, видимо, без особенного сожаления. В Москве Надя поступает на работу под непосредственное руководство Сталина.

Юная Надя сразу же становится ему помощницей. Переехав в марте 1918 года в Москву, получив кабинет и жилье в Кремле, Сталин начинает искать помещение для своего Наркомата по делам национальностей. Как мы знаем из воспоминаний Ходасевича, помещение найти очень трудно. И Сталин решается на самозахват. Надежда уже работает секретарем в его Наркомате, она отстукивает на машинке объявление: «Это помещение занято Наркомнацем».

Сталин и Пестковский, оставивший рассказ о той истории, едут с Надиной бумажкой к облюбованной Сталиным гостинице и видят на ее дверях уже отпечатанное кем-то другое «объявление»: «Это помещение занято Высшим Советом Народного Хозяйства».

Недолго думая, Сталин срывает чужую записку и вешает Надину.

Однако сей первый блин оказался для Сталина комом — битву за помещение выиграли те, кто его первым занял.

Можно предположить, что отношения между Сталиным и Надей из отношений ребенка и доброго дяди, спасшего ее от смерти, друга и соратника отца, становятся несколько иными.

Можно предположить, что с первых дней жизни в Москве Надя становится фактической женой Сталина.

Ей только что исполнилось семнадцать.

Ему — тридцать девять.

Она — по свидетельству своего отца, родилась в сентябре 1901 года.

Он, по свидетельствам всех энциклопедий, в декабре 1879 года.

Вообще-то по закону, много позднее принятому Сталиным, такой брак недействителен: жена — несовершеннолетняя.

Если быть особенно строгими, можно и растление усмотреть.

Но тогда он еще не был полноправен издавать законы и на свой брак, видимо, смотрел иначе, чем потом на другие.

Однако не всем эти отношения виделись так просто. Одна из легенд, якобы рассказанная сестрой Надежды Анной Сергеевной, в последние годы ее жизни, по возвращении из сталинского лагеря, гласит: в 1918 году Надежда сопровождает Сталина в Царицын не как жена, а как сотрудница. Тут же и ее отец, Сергей Яковлевич. Все едут в одном салон-вагоне. Состав движется медленно, долго стоит на станциях. Одной ночью Аллилуев слышит крик дочери, кидается к ее купе, навстречу Надя с рыданиями: Сталин только что изнасиловал ее. Отец хочет застрелить насильника, но Сталин падает ему в ноги и просит руки дочери.

В силу исторической невообразимости Сталина, о нем могут возникнуть самые невообразимые легенды. По поводу этой легенды есть вопрос: почему же тогда они сразу не зарегистрировали брак?

Анна Сергеевна объясняет это тем, что Надя долго не соглашалась выходить за нелюбимого человека.

В книге же Светланы Аллилуевой «Только один год» есть строки: «Ольга Аллилуева, будущая теща, относилась к нему очень тепло… но брак дочери ее не обрадовал: она долго пыталась отговорить маму и попросту ругала ее за это «дурой». Она никогда не могла внутренне согласиться с маминым браком, всегда считала ее глубоко несчастной, а ее самоубийство — результатом «всей этой глупости».

Отговорить? Значит, Надежда хотела, стремилась, если ее приходилось отговаривать?

Есть еще точка зрения. Регистрация брака в первые годы, даже десятилетия, после революции вообще не имела значения для большевиков, в том числе руководящих. Идея свободной любви витала над ними, не становясь нормой, однако как-то влияя на жизнь и быт. Все эти регистрации объявлялись мещанством, обывательщиной, пережитками буржуазности. Другое дело, если появлялись дети. Им надо было записывать мать и отца.

Надежда Аллилуева зарегистрировалась со Сталиным, а через пять месяцев родила сына, Василия.

Вот и вся легенда.

В эйфории революции на союз Сталин — Аллилуева окружение посмотрело едва ли не с восторгом: все случилось как бы внутри одной, большой, дружной большевистской семьи!

* * *

Царицын, видимо, стал вехой в жизни юной Аллилуевой. Она прибыла туда 6 июня 1918 года в составе сталинского окружения и в сопровождении 400 красногвардейцев. У Сталина полномочия от Совета Народных Комиссаров. Чрезвычайные. По руководству продовольствием. Надя оказывается в городе, стремительно превращаемом в военный лагерь. Позднее Ворошилов назовет его «Красным Верденом».

На улицах и перекрестках красноармейские патрули.

Тюрьмы переполнены заключенными.

Фронт под Царицыном растянут на 60 километров.

Волгу бороздят два крейсера, миноносец и вооруженный пароход с орудиями и двадцатью пулеметами.

Сталин требует от центра специальных военных полномочий «для своевременного принятия срочных мер». Полномочия получены, и Сталин приступает. Он знает, падение Царицына — это путь белым, к Москве.

Один и тот же народ становится друг против друга, по обе стороны народившейся и умирающей, красной и белой идей, и стоят насмерть. Внутри каждого лагеря свои жесткие камни.

Сталин, с помощью представителя ЧК Червякова, «чистит» командование Красной Армии, арестовывает почти весь штаб военного округа, держит его на барже, которая потом «случайно» тонет. Имя Сталина в Царицыне произносят шепотом.

Медовые месяцы Нади, недоучившейся гимназистки, обагрены кровью.

Она лишь видит, что вокруг ужас, смерть, летний зной и выстрелы. При чем тут она?

О да, Надя всосала большевизм с молоком матери. Но домашний большевизм и жестокая реальность лета 1918 года так непохожи. Все говорят ей, что идет борьба за дело рабочего класса. Верит. А если не верить, то как жить?

Любовь под пулями?

Любовь революционная, жгучая, припахивающая чужой смертью, становится стереотипом?

Вот и у Раскольникова с Ларисой Рейснер. И у Клима Ворошилова с Екатериной.

Надя влюблена? Еще бы! Ее любит Сталин! Она его жена! С ума можно сойти от того, что брошено к ее ногам.

Остановить бы ее тогда и спросить: ты любишь Иосифа Джугашвили? Немолодого, угрюмого, странного человека?

Она не поймет — она любит Сталина, революционера, борца, вождя.

Разве такое трудно предположить? Легче легкого.

И Сталин, и Ворошилов, и Раскольников взяли с собой женщин на боевые позиции, рискуя… Похоже, не так уж и рисковали они своими походными женщинами, за плотным прикрытием красногвардейцев и матросов.

У Романа Гуля, описывающего оборону Царицына, есть описание Екатерины Ворошиловой, но ни слова о Наде: «В полу разграбленном, пустынном особняке горчичного фабриканта командарм Клим Ворошилов живет с женой Екатериной Давидовной. Здесь полутемная спальня, Екатерина Давидовна нарядная, изящная женщина. Она пролетает по городу на военном автомобиле».

Наверно, и Надя также?

А выше, по Волге, вместе с Раскольниковым в эти дни совершает свои подвиги Лариса Рейснер. Они встретятся с Надей в Москве 7 ноября 1918 года, на приеме в честь первой годовщины Октября. И Надежда отведает икры, привезенной Ларисой.

* * *

Вернувшись из «медового похода», Надежда Аллилуева начинает работать секретарем Ленина. Она оказывается прекрасным, исполнительным, неутомимым работником. Ленин доверяет ей самые секретные материалы.

Юная Надя, конечно же, попадает под магическое обаяние, которое отмечают все женщины, когда-либо общавшиеся с Лениным.

Ему приятно видеть возле себя милое, молодое, аллилуевское личико. Что он думает о ней и о Сталине, уже доподлинно зная ему цену? Жалеет Надежду? Или он вообще не думает ни о чем личном?

Жена Сталина — секретарь Ленина: отличная позиция для Сталина, он будет всегда в курсе всех дел.

Сталин, однако, сталкивается с тем, что его молодая жена не приносит ему с работы секретных сведений. Это поначалу нравится: крепким орешком оказалась Надя. Но бывают ситуации, когда ему необходимо знать. А она — молчит. И ничего с ней не поделаешь.

В дневнике дежурных секретарей запись секретаря Н. С. Аллилуевой: «Владимир Ильич нездоров… Мария Ильинична сказала, чтобы его ничем не беспокоить — если сам запросит об ответах, то запросить кого следует. Приема никакого, поручений пока никаких. Есть два пакета от Сталина и Зиновьева — об них ни гугу, пока не будет особого распоряжения и разрешения…»

Надежде начинает нравиться, что ей, девчонке, доверяют тайны, не должные быть известными даже Сталину. Она ощущает свою самостоятельность, отдельность от него. И это льстит ее независимому, амбициозному характеру. Коса начинает находить на камень. Особенности его натуры, волею судьбы оказавшиеся позднее заметными миллионам людей, поворачиваются к ней и придвигаются вплотную.

Надежда Аллилуева чувствует, что Ленин и Крупская, с их дореволюционным воспитанием, безусловно ближе ей, чем грубый, резкий, беспощадный муж. Она хочет думать, что любит его. Она хочет его любить. Она его любит!

Милую Наденьку, которая росла на глазах подпольщиков, властвующих в Кремле, обожают все большевики. Они радуются, что она уже большая, замужем и работает секретарем у самого Ленина.

Когда у нее случаются неприятности по работе — опаздывает, не слишком грамотна, сама признавалась в письмах: «Я вообще слаба на этот счет» — и вопрос о ней готов вот-вот подняться, Ленин берет ее под защиту. Он знает, что Надежда не манкирует своими обязанностями. У нее просто-напросто родился ребенок, она не справляется. А что касается грамотности — дело наживное. Надя не успела окончить гимназию.

* * *

Волею судьбы двадцатидвухлетняя Надежда оказывается внутри конфликта Ленин — Сталин — Крупская и ведет себя безукоризненно.

Волею судьбы она, еще с царицынских времен, свидетельница конфликта Сталин — Троцкий.

Волею судьбы она знает о своем муже такое, чего не знает никто.

Когда он выпьет, расслабится, его любимая тема разговора с ней: скоро, очень скоро вся ВЛАСТЬ будет в его руках. ВСЯ! Исполнительная и законодательная.

Она не любит этих разговоров, они кажутся ей какими-то не большевистскими. Но, может, она не права, ему виднее. Если присмотреться к ленинским соратникам, они заметно изменились после революции. Чем? Отношением друг к другу. Раньше их подозрительность была направлена на царский строй. Теперь друг на друга. И Сталин такой же. Может, даже хуже других.

Она одной из первых узнает о «Завещании Ленина», в котором он так точно, так беспощадно характеризует ее мужа. И она вынуждена самой себе сказать, что Ленин прав: Сталин груб, резок, часто несправедлив. И к ней тоже. А может быть, несправедлива она? Они такие разные. Может, они просто не понимают друг друга? Она молода, ей хочется веселиться, учиться — жить! Тут, в кремлевской клетке, она, как затворница. Под охраной, как в тюрьме со всеми удобствами. И люди вокруг старые, сорока-пятидесятилетние, озабоченные властью. Друг друга в чем-то подозревают. Скука! Скука! Скука! Ей надоели «тайны мадридского двора», как ее мать называет кремлевскую деятельность.

Но и он разочарован: лучше бы привез девушку из грузинской деревни. Все сделал для Нади: вопреки своим принципам терпит нянек и кухарок в доме, лишь бы ей было удобно. Чего ей не хватает? Каждое ее желание — закон. У мамы, что ли, с папой ей такое снилось? Дом на широкую ногу: еду, какую хочешь, выписывай — принесут. Любой театр или кино — пожалуйста. Он, правда, не всегда сопровождает, и она обижается. Ну тут уж терпи, он занят. Чего ей мало? Скрытная. В истории с «Завещанием Ленина» как себя повела? Не на его стороне. Не на стороне мужа! В общем-то, в идеале правильно, по-большевистски, но ему-то обидно, он живой человек. А в общем-то правильно.

Нервная очень. В мать: у Ольги Евгеньевны шизофрения. Теперь это Сталину доподлинно известно. Ольга ходит в кремлевскую спецполиклинику, и ему оттуда докладывают. Очень нервная Надежда. Несколько раз такие истерики закатывала — упаси Бог.

Права была его мать: девушка из грузинской деревни лучше всего подходила бы ему в жены. Как Екатерина, первая жена.

Троцкий в своих воспоминаниях называет Екатерину Сванидзе «молодой, малокультурной грузинкой» — однако известно: у этой девушки из грузинской деревни до 14 лет были домашние учителя, брат ее учился в Берлине.

Психология революционеров-большевиков, построенная на классовом подходе, заведомо определяла: если человек из деревни, значит, беден и малокультурен.

И то и другое в реальной жизни необязательно: бедность притбилисской деревни с бархатным климатом вообще сомнительна, а что касается культуры, то человечеству еще предстоит разобраться, не взято ли лучшее в культуре любого народа у его прародителя, возделывавшего землю?

Жена Троцкого Наталья Седова оставила свои воспоминания о маленьком Яше, сыне Сталина от Екатерины Сванидзе:

«Яша — мальчик лет 12-ти, с очень нежным, смуглым личиком, на котором привлекают (внимание) черные глаза с золотистым поблескиванием. Тоненький, скорее миньятюрный, похожий, как я слышала, на свою умершую от туберкулеза мать. В манерах, в обращении очень мягок. Сереже, с которым он был дружен, Яша рассказывал, что отец его тяжело наказывает, бьет — за курение. «Но нет, побоями он меня от табаку не отучит». «Знаешь, вчера Яша провел всю ночь 2 коридоре с часовым, — рассказывал мне Сережа. — Сталин его выгнал из квартиры за то, что от него пахло табаком».

Однако Бухарин рассказывал Троцкому нечто вроде бы противоречащее воспоминаниям Натальи Седовой. Троцкий пишет:

«Только что вернулся от Кобы, — говорил он мне. — Знаете, чем он занимается? Берет из кроватки своего годовалого мальчика, набирает полон рот дыму из трубки и пускает ребенку в лицо…

— Да что вы за вздор говорите! — прервал я рассказчика.

— Ей-богу, правда! Ей-богу, чистая правда, — поспешно возразил Бухарин с отличавшей его ребячливостью. — Младенец захлебывается и плачет, а Коба смеется-заливается: «Ничего, мол, крепче будет…»

Бухарин передразнил грузинское произношение Сталина.

— Да ведь это же дикое варварство?!

— Вы Кобы не знаете: он уж такой, особенный…»

«Годовалый мальчик» — это, конечно, Василий Сталин.

Странные картинки, не так ли? Эта странность на уровне быта, попадая на уровни управления страной, получает поистине неограниченные возможности.

Сталин все чаще вспоминает Екатерину. Иосиф Иремашвили в уникальных воспоминаниях о молодых годах Сталина приводит его слова, сказанные на похоронах первой жены: «Это существо смягчало мое каменное сердце; она умерла — и вместе с ней последние теплые чувства к людям».

При всем, что мы знаем о каменном сердце Сталина, я искренне сомневаюсь в его «каменности» — жестокие люди сентиментальны. Много примеров тому оставил Сталин. Отношение к дочери. Думаю, и к Надежде было у него сентиментальное чувство. Особенно поначалу. Чувство, споткнувшееся о ее самостоятельный и нервный характер.

После смерти Ленина его бывший секретарь, Надежда Аллилуева, идет работать в журнал «Революция и культура». Не имея никакого образования, кроме шести классов гимназии и секретарских навыков, приобретенных в ленинской канцелярии, она не без успеха познает редакционную работу.

Любую работу будет делать она, лишь бы не сидеть в кремлевских стенах с детьми и по ночам в застольях с мужем.

Проблема детей решается просто — няня, экономка, ребята-чекисты из охраны на подхвате.

Застолье обязывает. Она не пьет и вообще не любит, не выносит пьющее застолье. Ну не выносит! Такая натура. Что поделать? А Иосиф Виссарионович обожает застолье. В силу национального характера и таких внезапно открывшихся неограниченных возможностей пить сколько и что душе угодно. Ничего не поделаешь, любит.

Кто-то должен уступить. Она уступает, уступает, уступает, уступает… И срывается, убегает вместе с детьми к родителям.

Разве девушка из грузинской деревни так поступила бы?

Сталин возвращает жену домой. Стыдно, что люди скажут. Хоть бы его-то не позорила — весь на виду.

После ленинской смерти стремительно нарастает его влияние в партии, его сила в правительстве, его отлично организованная популярность в народе. Уже широко понесли сталинские портреты по праздничным площадям. Все вокруг вертятся, боятся, уважают, понимают, а дома понимания нет. Обидно. Ведь дом — это крепость. Что он за вождь без хорошего тыла? С врагами как справиться? А врагов полно.

Она все реже соглашается с ним. Какие враги? Те же самые большевики, ленинцы, партийцы! Ну какой враг Троцкий? Он просто самовлюбленный индюк. Впрочем, очень дельный и талантливый — все говорят. Каменев вообще золотой человек. И Зиновьев тоже. И Николай Иванович Бухарин, душка. Почему они все ссорятся, ссорятся, не могут договориться? Ведь общее же дело. Как Ленина не стало, они словно с цепи сорвались в один клубок.

Сталин победит. Она чувствует это. Чувствует без радости. Со страхом. Почему? Трудно объяснить. Надежда Сергеевна не хочет крови. Она ее видела. В Царицыне. Правда, со стороны, но она не хочет…

В доме живет сын Сталина от первой жены, Яков. Очень славный мальчик. И сын погибшего Артема живет у Сталина. В Кремле все стали усыновлять, удочерять детей-сирот.

Надежде Сергеевне чужие дети не мешают, они для нее как свои. Даже лучше. Они уже большие. Ей нравятся большие дети. С маленькими она не находит языка. Со своими малышами — Светланой и Василием — строга. Сталин излишне мягок. Странно: такой жесткий — мягок с детьми. А еще Сталин!

Споры, как воспитывать детей, у Сталина и Аллилуевой перерастают в ссоры. В итоге оба не воспитывают, а портят. Слишком много народу крутится между родителями и детьми: няньки, слуги, охранники, но выхода нет — жизнь летит по заведенному механизму кремлевского быта.

* * *

Ноябрь двадцать седьмого года. Тяжелая, мрачная осень. Этот месяц всегда труден для Надежды Сергеевны. Она давно заметила — в ноябре ей плохо, настроение ужасное. Жизнь вокруг не способствует веселью. Идет последняя схватка Сталина с Троцким. Из партии исключают многих деятелей оппозиции. Среди них люди, милые сердцу Надежды Сергеевны.

Она ничего не понимает.

Она ничего не понимает?

Она понимает все!

Сталин успешно проводит свою линию. В редкие минуты семейного мира Надежда Сергеевна пытается поговорить с ним. Он отмахивается — не женское дело. Не лезь куда не просят. Вечером будут гости, позаботься о столе.

Пьющий муж с его похмельным поздним утром, с чувством вины за вчерашнее, заглушающим все другие чувства, вполне управляем. Она знает это, но ей некогда. К тому же она на пределе — вот-вот сорвется. За столом срывается все чаще. И словами, словами его! Хуже, чем ладонью по щекам. Он лишь краснеет, но молчит при людях. И каждое слово запоминает, а потом возвращает. Наедине.

Почему она не может его понять и стать рядом?

В ноябре двадцать седьмого года кончает с собой видный дипломат Иоффе. Да, конечно, все знают, он болен, обречен, но мог бы еще и пожить. Все знают, что он — троцкист, вместе Троцким подписывал мирный договор в Брест-Литовске.

Самоубийство в ноябре…

Надежда Сергеевна хорошо знала Иоффе, уважала его. Она идет на его похороны.

Иоффе провожают толпы народу. Среди них Троцкий. Много молодежи. Поют военные песни времен гражданской войны, где звучит имя Троцкого. На кладбище выступают Троцкий, Каменев, Зиновьев. А в первом ряду слушает их жена Сталина. Она слышит, как Зиновьев, сбившись с похоронного тона, над гробом Иоффе клеймит преступления ее мужа, предающего интересы партии. Слушает молча. А что творится в ее душе — кто скажет? Никто.

Митинг окончен. Надежда Сергеевна в сопровождении охраны выходит из ворот Новодевичьего кладбища. У ворот строй солдат, вызванный из казарм для поддержания порядка. Какой-то юноша из окружения Троцкого кричит солдатам: «Красноармейцы! «Ура!» вождю Красной Армии товарищу Троцкому!» В ответ тишина. Троцкий видит это. Стоит, потупясь. Идет к машине. Аллилуева тоже видит это. Идет к машине. Она знает — Сталин победил.

Победа не радует ее.

Почему она не может стать рядом со Сталиным? И быть его вторым «я», такой же жестокой всепобеждающей силой?

Вот ведь и Ольга рядом с Каменевым. И Екатерина во всем поддерживает Клима. И Наталья — за Троцкого. Почему Надежда другая? Кто скажет? Почему она не может, не хочет его поддерживать? Не видит за ним правды? А за другими, что ли, правда есть? Нет ее. Неужели она в самом деле шизофреничка, как он крикнул ей во время последней ссоры?

— А ты параноик, — отдала она ему, — у тебя повсюду враги!

И он смолчал.

* * *

Надежда Сергеевна оставляет журнал «Революция и культура», идет учиться в Промакадемию. Хочет стать специалистом по химическим волокнам.

Вне стен Кремля все интересно. Даже трудности в учении по-своему легки. Она старается не выпячивать в Академии, кто она такая. К зданию Академии на «форде» не подъезжает.

Останавливает машину за квартал, идет пешком, требуя от охраны не маячить слишком близко. Ей кажется, что вокруг никто не знает, чья она жена.

Зачем ей эта иллюзия? От природной скромности? Или от стыда: чья она жена? Последнее столь же маловероятно, сколь и возможно.

Будучи психологически разорванной между своей и сталинской правдой, Аллилуева умом все более и более уходит в сторону противников своего мужа. И сердцем тоже.

Можно ли представить себе Надежду Константиновну в такой ситуации? Ни в коем случае: Ленин прав, даже когда он неправ. А неправым он не бывает. Конечно, Надежда Константиновна не так глупа, чтобы настолько идеализировать своего вождя. Самой себе, во тьме ночной она наверняка признавалась во многом.

Недаром, по свидетельствам близких, она называла «ражью» его порой излишне эмоциональное, возбужденное состояние, до конца хорошо известное лишь ей. Но люди никогда не узнают ее несогласий с ним. Она сведет все несогласия воедино, она подправит его так, что и он не заметит, где она его подправила. Она заслонит собою любой его промах. Она объяснит себе и другим необходимость любого ленинского террора.

Аллилуева другая.

Связывало ли обеих Надежд что-нибудь? Такая разница возрастов. Сложно все было. Сталин третировал Крупскую. Аллилуева, наверно, сочувствовала ей. Но Крупская сама могла быть не слишком понятна Аллилуевой. Мог отвращать ее воинствующий атеизм. Надежда Сергеевна все больше и больше обращалась к Богу. Это приносило кратковременное успокоение мятущейся душе. Она стала ходить в церковь. Все вокруг заметили это.

Христианские настроения Аллилуевой подтвердила мне недавно сноха Каменева, Галина Сергеевна Кравченко:

— Надежду Аллилуеву я часто встречала в начале тридцатых в мастерской для высших чинов Кремля, их жен и детей. У нас с ней была общая портниха. Не могу сказать, чтобы мы были близко знакомы. Сидели в мастерской, ждали, когда вызовут на примерку.

Какая она была? На мой взгляд, очень неинтересная. Серая. Скучная. И вкус ее мне, любившей всякие экстравагантности, не нравился, скучный.

Выглядела Аллилуева старше своих лет. Пожалуй, — можно было дать под сорок. Если у молодой жены старый муж, они с годами сравниваются в возрасте.

Аллилуева была очень верующая. Да, да, не удивляйтесь, она в церковь ходила. Все знали и много говорили об этом. Ей, видно, разрешалось, что другим партийцам запрещалось: она состояла в партии с восемнадцатого года. Вообще, заметно было, что она немножко «того». Как теперь говорят, с фиалками в голове.

* * *

Начались первые процессы тридцатых годов. В «процессе Промпартии», охватившем многие отрасли советской промышленности, были так или иначе «замешаны» многие преподаватели академии, где училась Аллилуева. Она умела быть в хороших отношениях со сталинскими врагами. И чем дальше, тем больше.

Она явно не хотела быть хозяйкой, заниматься детьми, и они росли как трава.

Все это Сталину решительно не нравилось. И вообще его характеру претили самостоятельные женщины.

* * *

Бывший секретарь Сталина Бажанов, ушедший за границу, описал много деталей сталинского быта. Он вспоминал кремлевскую квартиру вождя: перед дверью постоянный часовой, в маленькой передней солдатская шинель и фуражка Сталина, а в четырех комнатах квартиры простая мебель. Бажанов рассказывает, что поначалу еду в дом приносили из столовой Совнаркома, а потом повара стали готовить дома — Сталин боялся отравления.

«В своей семье, — писал Бажанов, — он держит себя деспотом. Целыми днями он соблюдает у себя высокомерное молчание, не отвечая на вопросы жены и сына».

Он же рассказывал о том, что Сталин, если не в духе, а это случалось часто, молчал за обедом, и все молчали. После завтрака Сталин обычно сидел у окна в кресле. С трубкой.

«Раздается звонок по внутреннему телефону Кремля.

— Коба, тебя зовет Молотов, — говорит Надежда Аллилуева.

— Скажи ему, что я сплю, — отвечает Сталин».

Многое видно в фигуре Аллилуевой, зовущей мужа к телефону. Молодая женщина живет в атмосфере вранья по малым мелочам. А если она живет в такой атмосфере, то и сама должна лгать. Отвечать, что его нет, когда он есть. Вряд ли Молотов хочет сообщить Сталину о прилете грачей. Наверно, важный вопрос.

Для Надежды Сергеевны, «всосавшей большевизм с молоком матери», революционер, слуга народа, способный на мелкое вранье, вряд ли долго будет предметом восхищения и душевной любви.

Аллилуева уже второй десяток лет — женщина Кремля из верхнего «эшелона» ВЛАСТИ и несколько лет — первая леди королевства, некоронованная царица советского типа: без короны, но с царскими возможностями. Глаголы «достать» и «дают», применительно к продовольствию, ею крепко забыты. Как ни храни старые Скромные платья с заплатками, которые просто жаль выбросить от чувства ностальгии по своей молодости, факт остается фактом: она может позволить себе многое — она жена Сталина. И этим все сказано.

Однако не все.

* * *

Был праздник — седьмое ноября 1932 года. Пятнадцатая годовщина со дня Октябрьской социалистической революции. Сначала парад, потом демонстрация трудящихся. На трибуне Мавзолея — все правительство во главе с товарищем Сталиным. На нижней трибуне, среди ответственных лиц с женами и зарубежных гостей праздника, стояла Екатерина Лебедева, жена заместителя начальника военного отдела ЦК ВКП(б) Алексея Захаровича Лебедева, героя гражданской войны. Она стояла рядом с мужем и испытывала ставший привычным для — советского человека в этот день прилив энтузиазма. Знаете чувство, когда при виде торжеств на Красной площади — ком в горле? Кто постарше — знает.

— Аллилуева, Аллилуева, жена Сталина, жена… — прошелестело по трибунам. Глаза Екатерины Лебедевой заметались по колоннам демонстрантов, и она увидела: «Надежда Аллилуева шла со своей Промакадемией в первом ряду, под знаменами. Она сразу же бросалась в глаза — высокая, в распахнутом пальто, хотя было холодно. Она улыбалась и смеялась, что-то говорила своим спутникам, смотрела в сторону Мавзолея, махала рукой, ее белое мраморное лицо было прекрасно. Взмах руки был царственный. Она была вся… лучезарная».

Под крики здравицы товарищу Сталину, его жена, Надежда Сергеевна, прошла Красную площадь, свернула, оторвавшись от своих спутников, в хорошо знакомые ей Спасские ворота и, сопровождаемая группой охраны, вышла на нижние трибуны, стала на заранее приготовленное ей место, рядом с Никитой Хрущевым. Холодало. Она поеживалась, запахнув пальто, и все посматривала вверх на Мавзолей. С нижней трибуны ей был виден Сталин, и она говорила Хрущеву, что волнуется, как бы он ни простудился, он такой упрямый, она умоляла одеться потеплее, но он не слушается.

Обычные стереотипные волнения заботливой жены…

На следующий день был вечерний прием в честь праздника, завершившийся для узкого кремлевского круга вечеринкой в квартире Ворошилова, откуда Сталин и Надежда Сергеевна вернулись домой не вместе и в разное время. Она пораньше, он очень поздно.

Они спали порознь: она — в спальне, он — у себя в кабинете или в маленькой комнатке при столовой, возле правительственного телефона. Этот телефон стал обязательным приложением к главе правительства и партии. Он мог зазвонить в любую минуту, но звонить могли только особо доверенные люди, в особо экстренных случаях. Наверно, поэтому цвет телефона был определен раз и навсегда — КРАСНЫЙ.

Обычно по утрам экономка будила Надежду Сергеевну. Так должно было быть и на сей раз. Экономка нашла Аллилуеву лежащей на полу возле кровати в луже крови. Рядом маленький пистолет «вальтер», привезенный ей в подарок братом Павлом из-за границы. Испуганная экономка позвала няню. Надежда Сергеевна была уже холодная. Вдвоем женщины уложили ее на кровать. Они побоялись разбудить Сталина, спящего в нескольких метрах возле красного телефона. Позвонили Авелю Енукидзе и Полине Молотовой. Они пришли. Разбудили Сталина.

Он вышел в столовую и услышал: «Иосиф, Нади больше нет снами».

Так рассказывали все очевидцы своим домочадцам и позднее Светлане, дочери Аллилуевой и Сталина.

Самоубийство в ноябре…

* * *

Чем дальше уходит время, тем все запутаннее и непонятнее клубок противоречий, приведших Надежду Аллилуеву к трагическому концу. Вопреки немногочисленным и кажущимся достоверными фактам, он обрастает множеством сплетен, слухов, легенд и мифов. Новые поколения приносят новое отношение к этому печальному событию.

Я уверена, что история никогда не разберется с узлом «Сталин и Аллилуева», как бы доказательны ни были все новые и новые открытия. Другие поколения увидят пьесы и фильмы об этой загадочной паре столетия: девушка и деспот. Много мыслей это породит. Много чувств будет высечено мыслями. А если человечеству суждено не погибнуть, сквозь десятки столетий эта история, быть может, и обрастет чертами божественности. Кто знает?

Вранье началось сразу. 10 ноября в газете «Правда» появился следующий некролог:

Н. С. АЛЛИЛУЕВА

«В ночь на 9 ноября скончалась активный и преданный член партии тов. Надежда Сергеевна Аллилуева.

ЦК ВКП(б)».

И сразу же за этим траурным сообщением крупным шрифтом заголовок:

«ДОРОГОЙ ПАМЯТИ ДРУГА И ТОВАРИЩА НАДЕЖДЫ СЕРГЕЕВНЫ АЛЛИЛУЕВОЙ

Не стало дорогого, близкого нам товарища, человека прекрасной души. От нас ушла еще молодая, полная сил и бесконечно преданная партии и революции большевичка.

Выросшая в семье рабочего-революционера, она с ранней молодости связала свою жизнь с революционной работой. Как в годы гражданской войны на фронте, так и в годы развернутой социалистической стройки, Надежда Сергеевна самоотверженно служила делу партии, всегда скромная и активная на своем революционном посту. Требовательная к себе, она в последние годы упорно работала над собой, идя в рядах наиболее активных в учебе товарищей в Промакадемии.

Память о Надежде Сергеевне как о преданнейшей большевичке, жене, близком друге и верной помощнице тов. Сталина будет нам всегда дорога.

Екатерина Ворошилова, Полина Жемчужина, Зинаида Орджоникидзе, Дора Хазан, Мария Каганович, Татьяна Постышева, Ашхен Микоян, К. Ворошилов, В. Молотов, С. Орджоникидзе, В. Куйбышев, М. Калинин, Л. Каганович, П. Постышев, А. Андреев, С. Киров, А. Микоян, А. Енукидзе».

Что можно понять из этого общепринятого набора стандартных газетных соболезнований? Умерла. От чего? Болела? Несчастный случай? Ни слова о причине смерти. О покойной, о женщине, жене первого человека в государстве — как о бесполом существе: преданность партии, революционная работа. Лишь одна деталь, но характерная: женские имена и фамилии подписавших некролог даны полностью и вынесены перед мужскими фамилиями — лишь это говорит о том, что ушло из жизни существо женского пола.

Далее, в заметке-соболезновании от руководства Промакадемии им. товарища Сталина, где училась жена Сталина, появляется фраза — намек на причину смерти — фраза так и оставшаяся во всем некрологе единственной: «…болезненное состояние не могло приостановить ее большевистского упорства в учебе».

Как хотите, понимайте. Может, она была больна и продолжала учиться, надорвалась и умерла от этого?

Почему же все-таки нет медицинской заключения? Ведь жена Сталина, не кто-нибудь!

А слухи ползли, ползли под звуки траурных маршей.

Убита,

застрелена,

самоубийство…

«Правда» от 11 ноября уже как бы несколько пришла в себя. В соболезнующих заметках появляются более раскованные слова: «умер молодой, скромный и преданный боец великой большевистской армии. Умер в пути, в походе, на учебе». Но опять все в мужском роде. Газета решительно поворачивается от умершей к «пострадавшему». Все соболезнования адресованы лично товарищу Сталину: «Мы, близкие друзья и товарищи, понимаем тяжесть утраты товарища Сталина со смертью Надежды Сергеевны, и мы знаем, какие обязанности это возлагает на нас в отношении к товарищу Сталину».

Какие?..

В траурных репортажах рассказывается о торжественном карауле, в котором стоит и товарищ Сталин, но в последнем репортаже с кладбища ни слова нет о том, что на кладбище Сталин присутствовал.

Его там не было.

Несколько дней идет, убывая, траурная аллилуевская нота на страницах «Правды».

А в газете от 16 ноября особо выделенный материал:

«Дорогой Иосиф Виссарионыч,

эти дни как-то все думается о вас и хочется пожать вам руку. Тяжело терять близкого человека. Мне вспоминается пара разговоров с вами в кабинете Ильича во время его болезни. Они мне тогда придали мужества.

Еще раз жму руку.

Н. Крупская».

Боже мой, почему мне так много видится за этой соболезнующей записочкой? Все в ней продумано, выверено, вычислено, высчитано — все многозначно.

Это «ы» в его отчестве она употребила не зря. Редактор, конечно же, не осмелился исправить «ошибку», а может быть, и сам автор не разрешил ничего исправлять?

Многие, знавшие Крупскую, отмечали индивидуальность ее языка: «я тогда была неписучая», «это ведь и титечному ребенку ясно». Эдакая симпатичная инфантильность, нарочитость, претенциозность исключительности: Крупской можно то, чего нельзя другим.

Думаю буква «ы» в слове Виссарионыч — тоже из ряда ее неологизмов. Всего лишь буква, но говорит о многом: Надежда Константиновна, как никто, имеет право на фамильярность с ним в государственном масштабе, потому что она — Крупская, а он всего лишь Сталин.

В тяжелую для него минуту она фамильярностью этого «ы» как бы подчеркивает свое к нему отношение: не сверху, не свысока, а с высоты.

Наверно, Крупская имеет свое мнение о самоубийстве и даже, может быть, об убийстве, но, не располагая никакими другими возможностями, выражает свое подлинное к нему отношение, обращаясь на «вы» с маленькой буквы. Все остальные пишут ему: «Вы».

«Тяжело терять близкого человека».

Это о нем, но и о ней. Эти слова должны напомнить ему, что ОНА потеряла ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА ЛЕНИНА!!!

А две последние фразы вообще образцы многозначной прозы, если вернуться к отношениям Сталина и Крупской перед смертью Ленина.

Она напоминает ему «пару разговоров в кабинете Ильича», понимая, что он вспомнит не их, а грубый разговор с нею по телефону.

Почему она хочет от него этого воспоминания? А если она живет с сознанием, что Сталин отравил Ленина?

Можно ли жить с таким сознанием и продолжать делать общее дело вместе с «отравителем»?

Я не сторонница сплетни об отравлении Ленина Сталиным, но я знаю, что Надежда Константиновна может вынести все, она воплощает идею, и нет земной силы, способной помешать ей.

Не дает ли она ему понять: «Никто не забыт, ничто не забыто»?

Маловероятно? Кто докажет?..

В газете «Известия» о смерти и похоронах Аллилуевой материала меньше, и весь он как бы поживее. Даже в одном из номеров Надежде Сергеевне посвящены стихи Демьяна Бедного с такими строками:

У смерти есть свое жестокое коварство;

Щадя нередко тех, кто стар, и слаб, и хил,

Она разит того, кто полон юных сил,

Кто был, казалось, так далек от входа в царство

Воспоминаний и могил.

Если принять во внимание, что придворный поэт Кремля, Демьян Бедный, не мог не знать хотя бы двух главных версий смерти Надежды Сергеевны, то для кого этот стишок?

Для народа, которому нечего знать лишнее: смерть сразила молодую. И хватит вам. Восторгайтесь стихами как таковыми.

* * *

Приступая к работе над этой книгой, заранее зная, что глава об Аллилуевой будет трудной и полной всяческих противоречий, я, как говорится, «прыгнула с обрыва». По ноль девять узнала телефон справочной КГБ и позвонила:

— Мне нужен отдел, в котором хранится дело о самоубийстве Аллилуевой-Сталиной.

Трубка помолчала и выдала без комментариев обычный семизначный номер. По этому номеру мне дали еще номер. И так далее. Может быть, на пятый раз я попала, не знаю куда, но куда надо. Очень доброжелательный молодой мужской голос расспросил меня. Оказывается, он даже мои стихи знает. Попросил позвонить через неделю. И я получила ответ:

— ДЕЛА АЛЛИЛУЕВОЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. СТАЛИН ОТДАЛ ПРИКАЗ НЕ ВОЗБУЖДАТЬ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ НИКАКИХ УГОЛОВНЫХ ДЕЛ.

Что значил этот ответ? Он давал мне возможность предполагать все, что угодно. И я начала свой поиск.

Слухов, легенд и сплетен так много, что их стоило бы классифицировать.

Было две версии смерти Аллилуевой: убийство и самоубийство. В первой три предположения: убита самим Сталиным, убита охранниками, убита сообщниками. Каждая версия распадается еще на несколько. Вот основные:

«Сталин сам убил ее из ревности. Она завела роман со своим пасынком Яковом. Он застал их. С ней расправился на месте, а сыну сказал, что отомстит позднее. Поэтому-то он и Якова из немецкого плена не вызволил».

«Сталин убил ее как своего политического противника. Она возмущалась его политикой, коллективизацией, а он не мог этого слушать — правда глаза колет».

«Сталин приказал ее убить, чтобы самому не марать рук, узнав, что она политически изменила ему — вошла в группу врагов народа, была такая группа «девяноста двух».

«Она действительно была в оппозиции, входила в группу, враждебную Сталину. Сообщники, боясь, что она предаст их, убрали ее».

«Сталин приказал охране ее убить, она надоела ему ревностью, и вообще, они уже давно не жили как муж и жена. Она мешала ему жить, как он хотел, — пить вино и гулять с балеринами».

«В Аллилуеву стреляли — спасти ее было невозможно. Истекающая кровью, она сказала: «Это Иосиф. Не простил, что я заступилась за Надю Крупскую, когда она просила миловать. Своей рукой, сам…»

В этой невозможной версии меня, конечно же, привлекло появление имени Надежды Константиновны рядом с трагедией другой Надежды.

Версия самоубийства:

«Она покончила с собой, потому что хотела наказать его за хамство, грубость, пьянство и разврат. В эту ночь она узнала, что он был с другой женщиной, и не выдержала».

Сообщая слухи, я не даю им оценок. Могу лишь сказать, что все они представляются мне далекими от истины.

Послушаем лучше людей, знавших Аллилуеву и Сталина:

«Ревность, конечно. По-моему, необоснованная. Парикмахерша была, к которой он ходил бриться. Супруга этим была недовольна… Такая молодая… У нас была большая компания после 7 ноября на квартире Ворошилова (по другим сведениям: 8 ноября в ГУМе, по третьим — в Большом театре. — Л.В.). Сталин скатал комочек хлеба и на глазах у всех бросил этот шарик в жену Егорова (подругам сведениям, в жену Тухачевского, по третьим — в артистку Большого театра. — Л.В.). Я это видел, но не обратил внимания. Будто бы это сыграло роль. Аллилуева была, по-моему, немножко психопаткой в это время. На нее это действовало так, что она не могла уж себя держать в руках. С этого вечера она ушла вместе с моей женой, Полиной Семеновной. Они гуляли по Кремлю. Это было поздно ночью, и она жаловалась жене, что вот то ей не нравилось, это не нравилось… Про эту парикмахершу… Почему он вечером так заигрывал… А было просто так, немножко выпил, шутка. Ничего особенного, но на нее подействовало. Она очень ревновала его. Цыганская кровь. Полина Семеновна осуждала ее поступок, говорила: «Надя была неправа. Она оставила его в такой трудный период». Это — записанное Феликсом Чуевым свидетельство Молотова, ближайшего соратника Сталина. Общеизвестно, что Молотов был на стороне своего вождя. В его словах слышно осуждение Аллилуевой. Но он сидел за столом вместе с ними в тот вечер, он знал больше других. Ему было что сказать и что скрыть.

«В самый разгар сплошной коллективизации, голода в деревне, массовых расстрелов, когда Сталин находился почти в полном политическом одиночестве, Аллилуева, видимо, под влиянием отца, настаивала на необходимости перемены политики в деревне. Кроме того, мать Аллилуевой, тесно связанная с деревней, постоянно рассказывала ей о тех ужасах, которые творятся в деревне. Аллилуева рассказывала об этом Сталину, который запретил ей встречаться со своей матерью и принимать ее в Кремле. Аллилуева встречалась с ней в городе, и настроения ее все укреплялись. Однажды, на вечеринке не то у Ворошилова, не то у Горького, Аллилуева осмелилась выступить против Сталина, и он ее публично обложил по матушке. Придя домой, она покончила самоубийством».

Так хотелось видеть эту трагедию Троцкому из его мексиканского далека.

«Она кричала в тот вечер перед смертью: «Я вас всех ненавижу! У вас какой стол, а народ голодает!»

У нее было большое разочарование в политике, которой она увлекалась сначала. Разочарование, как шок. Вроде бы Буденный кому-то рассказывал, что Сталин поздно ночью вошел в комнату и увидел, что тяжелая бордовая штора на окне колышется.

Ему показалось, что за шторой кто-то есть. Он всегда боялся врагов, нападения, боялся, что его убьют, маньяк был и пальнул в шевелящуюся штору. А за шторой стояла Надежда Сергеевна. Что она там делала, неизвестно, просто, может, стояла и думала, глядя в темноту ночи. Вот и получилось, что он ее случайно убил», — снохе Каменева, Галине Сергеевне Кравченко, тайна смерти Аллилуевой запомнилась в такой интерпретации.

«В ноябре 1932 года, придя домой из института, я застала там Н.И. (Николая Ивановича Бухарина. — Л.В.). Он пришел сразу же после похорон Надежды Сергеевны Аллилуевой — жены Сталина. Я увидела его взволнованного, бледного. Они тепло относились друг к другу, Н.И. и Надежда Сергеевна; тайно она разделяла взгляды Н.И., связанные с коллективизацией, и как-то улучила удобный момент, чтобы сказать ему об этом. Надежда Сергеевна была человеком скромным и добрым, хрупкой душевной организации и привлекательной внешности. Она всегда страдала от деспотического и грубого характера Сталина. Совсем недавно, 8 ноября, Н.И. видел ее в Кремле на банкете в честь пятнадцатилетия Октябрьской революции. Как рассказывал Н.И., полупьяный Сталин бросал в лицо Надежде Сергеевне окурки и апельсиновые корки. Она, не выдержав такой грубости, поднялась и ушла до окончания банкета. Они сидели друг против друга, Сталин и Надежда Сергеевна, а Н.И. рядом с ней (возможно, через человека, точно не помню). Утром Надежда Сергеевна была обнаружена мертвой. У гроба Надежды Сергеевны был и Н.И. В такой момент Сталин счел уместным подойти к Н.И. и сказать ему, что после банкета он уехал на дачу, а утром ему позвонили и сказали о случившемся. Это противоречит тому, что сообщает Светлана — дочь Надежды. Не хотел ли он в разговоре с Н.И. отвести от себя подозрение в ее убийстве? Было ли это убийство или самоубийство, мне неизвестно. Н.И. убийства не исключал. Как рассказывал Н.И., первым, кто увидел Надежду Сергеевну мертвой, кроме няни, пришедшей ее разбудить, был Енукидзе, которому няня Светланы решилась позвонить, побоявшись сказать об этом первому Сталину. Не это ли послужило причиной того, что А. С. Енукидзе убрали раньше остальных членов ЦК?

Н.И. рассказывал, что перед закрытием гроба Сталин жестом попросил подождать, не закрывать крышку. Он приподнял голову Надежды Сергеевны из гроба и стал целовать.

«Чего стоят эти поцелуи, — с горечью сказал Н.И., — он погубил ее!»

В печальный день похорон Н.И. вспоминал, как однажды он случайно приехал на дачу Сталина в Зубалово в его отсутствие; он гулял с Надеждой Сергеевной возле дачи, о чем-то беседуя. Приехавший Сталин тихо подкрался к ним и, глядя в лицо Н.И., произнес страшное слово: «Убью!»

Н.И. принял это за шутку, а Надежда Сергеевна содрогнулась и побледнела», — рассказывает Анна Михайловна Ларина-Бухарина в своей книге «Незабываемое».

«Я никогда, конечно, не видела жену Сталина, но Семен Михайлович, вспоминая ее, говорил, что она была немного психически нездорова, в присутствии других пилила и уничижала его. Семен Михайлович удивлялся: «Как он терпит?!» — говорит сегодня вдова маршала Мария Васильевна Буденная. — Сталин жаловался, когда это случилось, Семену Михайловичу: «Какая нормальная мать оставит детей на сиротство? Я же не могу уделять им внимание. И меня обездолила. Я, конечно, был плохим мужем, мне некогда было водить ее в кино».

Это сдерживание себя, эта страшная внутренняя самодисциплина и напряжение, это недовольство и раздражение, загоняемое внутрь, сжимавшееся внутри все сильнее и сильнее, как пружина, должны были в конце концов неминуемо кончиться взрывом, — пружина должна была распрямиться со страшной силой…»

— Так и произошло. А повод был не так уж значителен сам по себе, и ни на кого не произвел впечатления, вроде «и повода-то не было». Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете в честь XV годовщины Октября. «Всего-навсего» отец сказал ей: «Эй ты, пей!» А она «всего-навсего» вскрикнула вдруг: «Я тебе не ЭЙ!», и встала, и при всех ушла вон из-за стола». — Так видится трагедия и тайна смерти матери Светлане — дочери Сталина и Аллилуевой, — которая тогда была еще шестилетним ребенком и знает то, что видел Молотов, по рассказам самых разных людей.

«Я с глубоким уважением относился к Надежде Аллилуевой. Она так отличалась от Сталина! Мне всегда нравилась в ней скромность… Потом Надя покончила с собой. Она умерла при загадочных обстоятельствах. Но как бы она ни умерла, причиной ее смерти были какие-то действия Сталина… Ходил даже слух, что Сталин застрелил Надю… Согласно другой версии, которая представляется мне более или менее правдоподобной, Надя застрелилась из-за оскорбления, нанесенного ее женскому достоинству…» — это говорит Хрущев, сослуживец Надежды по Московскому городскому партийному комитету, в то время еще не вхожий в высшие коридоры власти.

Как видим, слухи и домашние и партийные легенды более или менее совпадают, не слишком много разноголосицы. Современники дополнили нескладывающуюся картину новыми сообщениями: у Аллилуевых по линии матери была плохая наследственность — Ольга Евгеньевна страдала психическим расстройством. Оно же постигло и Анну, старшую сестру Надежды Сергеевны, правда, она прошла через сталинскую тюрьму и одиночку и после этого заболела.

Страшные судьбы постигли всех Аллилуевых, кроме вовремя умершего Сергея Яковлевича, отца семейства.

Отца…

Много лет я держу в памяти совершенно невероятную историю, рассказанную мне в юности, в середине пятидесятых, одной старой большевичкой, бывшей слушательницей института «Красной профессуры». Она просила никогда не упоминать ее фамилии, уверяла, что ничего не боится, сейчас за это не посадят, — говорила она, — но просто стыдно, что с ее именем может быть связана такая информация. Даже не знала как ее назвать. Позорной, что ли? Какой-то нечеловеческой. Даже звериной.

Должна сказать, что спустя много лет, сегодня, собираясь рассказать услышанное от старой большевички, я испытываю то же чувство: мне стыдно, что с моим именем может быть связано обнародование этого предположения. Маловероятного. Ужасающего. Чудовищного.

Но «говоря — говори».

Я не записывала рассказа старой большевички, поэтому не имею права на прямую речь. Она сообщила мне, что у нее была в начале тридцатых знакомая девушка из семьи старых большевиков, которая дружила с Надеждой Аллилуевой. Аллилуева часто жаловалась подруге на грубость и равнодушие Сталина. Они были тогда чужды друг другу. Сталин, по словам Аллилуевой, много пил, просто спивался, а ей пить нельзя, у нее по наследству от матери очень слабая психика, и она вообще пить не любила. Он при всех заставлял, ну, как это грузины заставлять умеют, она злилась, дерзила ему. Оставшись наедине, он, пьяный, был невыносим. Она иногда готова была убить его.

И разговоры о женщинах. Пошлые. Она не ревновала, нет. Они ее достоинство оскорбляли, эти пьяные мужские бредни. Он, пьяный, колобродил целыми ночами, а потом спал до полудня — и все это раздражало ее. Стыдно было: вокруг кричат «великий Сталин!», а она такого «великого» видит! И дети не радовали. Она было начнет заниматься ими, он грубо вмешивается. У нее опускаются руки. Она чувствует, что уходят ее лучшие годы куда-то в песок или в помойную яму.

Аллилуева рассказывала это подруге откровенно и даже плакала. Она была очень экспансивна. Говорили, что у нее случаются сильные психические срывы. Отец этой девушки, старый большевик, бывал у Сталина в доме, он видел многое из того, о чем говорила Аллилуева, и даже рассказывал, что Надежда Сергеевна сама публично одергивала выпивающего Сталина. Даже оскорбляла его.

Однажды, это было примерно за неделю до седьмого ноября, Аллилуева сказала своей подруге, что скоро с ней случится что-то страшное. Она проклята от рождения, потому что она — дочь Сталина и его жена одновременно. Этого не должно быть в человечестве. Это кровосмешение. Сталин якобы сам сказал ей это в момент ссоры. Бросил в лицо: мол, то ли от меня, то ли от Курнатовского. А когда она остолбенела, пытался поправить положение: пошутил, мол.

Она прижала к стенке свою мать, которая в молодости хорошо погуляла, и та призналась, что действительно была близка со Сталиным и со своим мужем в одно время, вроде бы то ли в декабре 1900-го, то ли в январе 1901-го, и, если честно, не знает, от кого из них родилась Надя, хотя, конечно, она на законного отца похожа, значит, от него.

Аллилуевой все же стало казаться, что она — дочь Сталина, а значит, сестра своих дочери и сына. В общем какой-то бред. Дьявольская история.

В последние дни своей жизни она считала, что таким, как она, проклятым, не место на земле.

Девушку эту, подругу, после самоубийства Аллилуевой никто нигде больше не видел.

Какое-то древнее сочинение…

Хочется думать, что это выдумка.

Царь Эдип наоборот? Или пример Лота с дочерьми?

* * *

Он откровенно оплакивал ее. И себя. Все окружающие описывали его страдания.

Искал причину ее смерти в дурных влияниях других людей.

В себе искал — не уделял внимания, не водил в кино.

Возмущался — как могла она оставить его в такую тяжелую минуту. Он как раз начинал свои расправы с «врагами народа».

Возмущался — оставила ему детей, зная, что он не может уделять им много внимания. Хотела наказать его? Наказала?

Больше не женился. Разговоры о женщинах из семьи Кагановича напрасно волнуют воображение желающих кое-что узнать из личной жизни Сталина.

Майя Лазаревна Каганович, которую сегодня называют «невенчаной женой Сталина», сказала мне, видимо, привычно при этом вопросе поеживаясь: «Ой, это такая чушь! Когда пошел этот слух, я была пионеркой. Мы в семье страшно боялись, чтобы до Сталина не дошло».

Ходили слухи о сестре Кагановича, враче, Розе. Даже в книге Стивена Кагана, якобы племянника Кагановича, «Кремлевский волк», вышедшей на Западе и перепечатанной у нас, Роза описана пышно.

— Кто такая Роза Каганович? — спросила я Серафиму Михайловну, сноху Кагановича.

— Не было такой.

* * *

Надежда Сергеевна оставила Иосифу Виссарионовичу предсмертное письмо, содержание которого, кроме него, кажется, никому не стало известно. Что было в письме? Легко предположить.

Любая жена, получив экстремальную предсмертную возможность выложить все, что скопилось у нее за пятнадцать лет совместной жизни, напишет самое главное: о его преступлениях перед нею и его преступлениях вообще.

В сущности, разница между обидами жены печника и жены Сталина лишь в формах подачи своих обид.

Как и разница между печником и Сталиным лишь в поворотах судьбы и в возможностях самовыражения.

* * *

Самоубийство верующих противоречит законам церкви. Православная церковь не отпевает самоубийц.

Но, может быть, для большевички Аллилуевой Бог и церковь не были одно и то же? Трагедия ее одинокой души, возможно, состояла в несоответствии попытки обращения к Богу с невозможностью порвать с богопротивным миром.

В прежние времена царица, пришедшая к конфликту с царем, могла постричься в монастырь. И там найти себе успокоение. Монастыри в дни «царствования» Аллилуевой крушили по всей России. Тихий, далекий, угличский Апихарский монастырь, где она могла бы хорошо укрыться, разгромили как раз в тридцать втором. Но Аллилуева не монашеского типа женщина. Поэтому ушла из этого мира, как и пришла в него: загадочно.

Можно ли представить себе радом с Лениным женщину, подобную Надежде Аллилуевой?

Нет.

Можно ли представить себе радом со Сталиным женщину, подобную Крупской?

Пожалуй, если омолодить и окрасиветь ее, можно.

Что из этого следует? Да то, что мужской властвующий мир не терпит рядом с собой женского «Я», не сливающегося с ним. И убирает его, то ли своей рукой, то ли ее собственной. Как получится.

Две Надежды…

Надежда Сталина несла совершенно другое предназначение, чем Надежда Ленина.

Не старая дева, не «синий чулок», а полудевочка, полуребенок.

Не из тюремных лишений и ссылок, а из теплого дома, наполненного детьми.

Не бездетность, согреваемая общесоюзной любовью к детям, а материнство, охлажденное мелкими необходимостями и партийной суетой.

Не подчинение мужу своих чаяний и недюжинных способностей, а неподчинение мужу своих чаяний и скромных способностей.

Не долгая жизнь с иллюзиями цели, а ранняя смерть без иллюзий о великих целях.

Крупская — надежная Надежда. Женщина времени рождения эпохи.

Аллилуева — безнадежная Надежда. Женщина времени перерождения эпохи.

Самоубийство Аллилуевой — бесполезный протест против тирании мужчины над женщиной.

Бесполезный сигнал тревоги человечеству о надвигающейся опасности, исходящей от ВЛАСТИ.

Голос совести в душе кремлевской жены, не желающей думать одно, а делать другое.

Вылет из золотой клетки Кремля на простор бессмертия.

Психология самоубийцы всегда будет волновать оставшихся на земле. Попытки анализа мало что дают. Есть лишь одно сходное во всех случаях обстоятельство: самоубийца до последней минуты не уверен, что поступит именно так.

Останься Вероника Полонская с Маяковским, он был бы жив? Помирись Марина Цветаева с сыном до его выхода из дому, она не повесилась бы?

Войди Сталин с нежными словами, и Аллилуева была бы жива?

Если это самоубийство…

* * *

Ее уход из жизни развязал ему руки. Многие гадают и предполагают: не уйди она сама, он ликвидировал бы ее вместе с другими «врагами народа»?!

Думаю иначе.

ОНА СОВЕРШИЛА БЫ СВОЮ ВЕНДЕТТУ, И ЕГО НАШЛИ БЫ ОКРОВАВЛЕННЫМ В ВАННЕ.

Шарлотта Корде, не сотворившая своего поступка?

А если бы она действительно убила его, где были бы мы теперь? Там же?