1. Послевоенный Лондон
«Белоостров» в караване других судов входил в Темзу во время прилива, когда вода в реке течет вспять, из океана в ее верховье. Уровень воды поднялся на несколько метров, наш пароход с помощью буксира зашел в док и за ним закрылись шлюзы.
Нас встретил представитель советского консульства и отвез в гостиницу. Это был страшно обшарпанный, грязный, старый отель, частично разрушенный бомбой при налете немецкой авиации во время войны. Нас привели в мрачную комнату с пожухлыми обоями, давно не стиранными занавесками. Кругом — пыль и грязь. Сотрудник консульства объяснил, что в Лондоне много жилых домов и гостиниц разрушено бомбардировками. Жилья не хватает. Все отели переполнены. Они целую неделю искали для нас номер и ничего не могли подыскать, кроме этого. Пришлось покориться судьбе.
На следующий день я пришел на прием к послу Георгию Николаевичу Зарубину. Он определил мой участок работы в группе по внутренней политике Англии, а потом я затронул вопрос о жилье. Посол подтвердил, что это очень серьезная проблема, но сказал, что дал указание консульским работникам найти для моей семьи в ближайшие дни что-нибудь получше. В отеле были не только плохие условия, но и высокая плата за проживание. Через неделю нам представили новое жилье — большую комнату в двухэтажном деревянном доме, который во время войны был также разрушен и около двух лет пустовал. Полгода назад предприимчивое руководство нашего торгпредства купило его, сделало косметический ремонт и стало селить там советских командированных. Но и в этом доме мы прожили всего два месяца. В нем было каминное отопление и затхлый воздух с запахом гнили и пыли. Утром мы всегда вставали с больной головой.
Затем по объявлению в газете мы нашли дом, в котором пожилая английская чета, проживавшая в трехкомнатной квартире, сдавала две просторные меблированные комнаты за 33 фунта стерлингов в месяц. Хотя это было дорого для нас — моя зарплата составляла 90 фунтов в месяц, — комнаты, чистые и уютные, так нам понравились, и нам так захотелось пожить в приличных условиях, что мы перебрались сюда. На этом наши переезды не кончились. Жена скоро начала жаловаться, что ей не хватает денег на покупку новой одежды, необходимой во влажном английском климате. И через полгода мы решили найти квартиру подешевле. Нам повезло. Один из наших дипломатов возвращался в Москву и освобождал двухкомнатную квартиру в муниципальном доме, квартплата за которую была всегда 10 фунтов стерлингов. По дешевке мы у них купили и мебель.
Дом был трехэтажный, кирпичный, старый, не очень благоустроенный, но зато нам по карману. В этой квартире стояла старенькая ванна, а вода подогревалась газовой колонкой. Чтобы колонка заработала, нужно было в особое приспособление опустить монету в один шиллинг и нажать рычажок. Приходилось запасаться полдюжиной монет, чтобы как следует помыться. Но в общем, мы остались довольны квартирой и прожили в ней до конца командировки.
Наше материальное положение улучшилось, когда жену пригласили работать на полставки в торгпредство. Двухлетнюю дочку мы отводили на целый день в частный английский детский сам. Жена была довольна своим новым положением, работа ей нравилась: она принимала посетителей, печатал письма по-английски. Лучшей практики для закрепления английского языка и не придумаешь. Кроме того, у Зины каждый день оставалось часа четыре свободного времени для хозяйственных нужд. В детском саду Наташка быстро научилась болтать по-английски. Поэтому между собой мы стали говорить только по-английски. Дочка часто в субботу и в воскресенье с английской подружкой или одна играла с куклами в углу большого крыльца дома, а мы из окна второго этажа присматривали за ней.
В 1947–1948 гг. на основные продукты в Англии выдавались карточки, но больших очередей мы не видели. Мне запомнились две детали. В лондонских магазинах продавали мяса двух сортов: импортное из Аргентины и местное. Аргентинское мясо из-за долгого хранения в замороженном виде на пароходах-рефрижераторах, когда оттаивало, становилось серо-синим. Зато по цене было доступно всем. Местное, английское мясо отличалось высоким качеством, но стоило в 4 раза дороже, и его покупали только состоятельные семьи. Сахар и чай продавали также по карточкам, Норма чая считалась весьма приличной, а сахара — маленькая. Англичанам же, которые пьют очень крепкий чай 4–5 раз в день, наоборот, не хватало чаю, а сахар оставался. Поэтому жена каждый месяц производила обмен с соседкой — англичанкой излишков нашего чая на их излишки сахара.
В те годы жизненный уровень англичан, как они говорили, резко упал. Средняя семья тогда жила очень скромно. По сравнению с американцами, британцы хуже питались, хуже одевались и очень мало могли себе позволить тратить на культурные нужды.
В 1947–1950 гг. у власти находилось лейбористское правительство, которое в своей внешнеполитической деятельности покорно следовало за антисоветской политикой правящих кругов Соединенных Штатов — военным, политическим и экономическим центром капиталистического мира в то время. Роль Великобритании, особенно в области мировой экономики, сильно уменьшилась в результате второй мировой войны. Поэтому она стала младшим партнером в американо-английском альянсе, хотя это больно ущемляло гордых британцев. Но положение обязывает, и консерваторы полностью поддерживали внешнюю политику лейбористов. Под давлением Вашингтона лейбористское правительство проводило политику «сдерживания» коммунизма. Власти резко сокращали традиционные экономические и торговые связи с Советским Союзом.
Каждые два-три месяца английское министерство торговли по договоренности с Америкой публиковало постановление на нескольких страницах с длинными списками машин, приборов, отдельных изделий машиностроительной промышленности, которые запрещалось продавать СССР. Все это было направлено на замедление процесса восстановления советской экономики.
А теперь небольшой экскурс в историю наших взаимоотношений с Англией. На протяжении столетий, боясь как бы Россия не стала сильной в политическом и военном отношении, Лондон в своей внешней политике преследовал цель, во-первых, по возможности добиваться, чтобы народы России были разъединены, а, во-вторых, замедлить ход ее экономического развития. Еще в середине XVI века, когда Иван Грозный провозгласил себя царем всея Руси и стал вести борьбу за национальное объединение, Англия долгое время продолжала свою торговлю с отдельными княжествами.
Во время поездки в Голландию и Англию в 1697–1698 гг. Петр I нанял более тысячи голландских и английских корабельных мастеров и моряков, помощь которых была нужна ему при создании русского флота. Царь договорился, что правительства этих двух стран будут принимать русских моряков на практику в их флотах. Вскоре, однако, Голландия и Англия увидели в этих действиях русского царя угрозу их владычеству на морях и приняли меры, чтобы не выполнить достигнутые соглашения.
В 1703 г. русский посол в Голландии А.А. Матвеев, донося об отказе местных властей принять на морскую практику четырех тысяч русских солдат и матросов, писал, что «им то дело не надобно, чтобы наш народ морской науке обучен был». В эти же годы англичане обрабатывали русский моряков, чтобы они не возвращались на Родину, а парламент Англии принял закон, запрещавший принимать на практику во флот русских. В 1719 году английский король приказал всем своим подданным, находившимся на морской службе в России, немедленно вернуться домой.
Еще более жесткую политику в отношении нашей страны Англия совместно со своим заокеанским партнером стала проводить со времени Октябрьской революции. Они были вдохновителями иностранной интервенции.
Черчилль и Трумэн в 1946 г. провозгласили начало «холодной войны».
Хозяева средств массовой информации Великобритании в 1947–1949 гг. постоянно вели клеветническую кампанию, лживо утверждая, что СССР вынашивает планы агрессии против стран Западной Европы. В действительности же они хорошо знали, что это не так и что усиленными темпами к развязыванию атомной войны против Советского Союза готовятся руководящие круги США при согласии Англии.
Острая политическая борьба между советскими и западными представителями развернулась на 5-й сессии Совета министров иностранных дел четырех держав — СССР, США, Англии и Франции, проходившей с 25 ноября по 15 декабря 1947 г. в Лондоне. Советскую делегацию возглавлял В. М. Молотов, а его заместителем был А. Я. Вышинский.
На заседаниях рассматривали, главным образом, вопрос о заключении мирного договора с Германией. Советская делегация предложила безотлагательно создавать общегерманское демократическое правительство. Западные делегации, возглавляемые госсекретарем США Дж. Маршалом, министрами иностранных дел Англии Э. Бевином и Франции Д. Видо противились этому, поскольку в то время в Германии были сильны антинацистские настроения.
Советская делегация добивалась, чтобы Германия как можно быстрее выплатила репарации, причитающиеся СССР в соответствии с решениями Ялтинской и Потсдамской конференций. Однако западные державы преднамеренно ставили палки в колеса, заявляя, что Германия должна вначале восстановить свою промышленность, выплатить недавно предоставленные ей кредиты западным странам и лишь затем решать вопрос о репарациях Москве.
Заседания сессии проходили в напряженной атмосфере взаимных обвинений. Иногда Молотов закуривал и молча слушал выступавших, что, по словам людей, хорошо знавших его, означало, что он нервничает. В такие моменты от советской делегации выступал Вышинский. Помню был случай, когда английский министр Э. Бевин, хваставший своим «пролетарским происхождением», отвечая Вышинскому, уколол его:
— Вы не имеете права выступать от имени советского трудового народа. Вы меньшевик. Вы выходец из буржуазии.
Вышинский немного подумал, а затем изрек:
— Да, господин Бевин, мы оба с Вами предатели. Я предал буржуазию чтобы защищать дело советских трудящихся, а Вы предали английский рабочий класс и стали защищать буржуазию.
Заседание было окончено.
Во время сессии все сотрудники советского посольства работали почти круглые сутки. В первый же день посол поручил мне ежедневно обеспечивать телефонную связь между посольством и Москвой. Я заблаговременно связался с Парижем, который дал мне линию на Западный Берлин. Далее меня подключили к Восточному Берлину. Там военный телефонист ответил, что он не может без разрешения своего капитана дать Москву. В разговоре с офицером выяснилось, что он тоже должен вначале переговорить с вышестоящим начальником и так далее. Кончилось все это тем, что я в 16 часов не получил Москву. Меня вызвал Зарубин. Когда я вошел в его кабинет, он, сидя на диване, разговаривал с Молотовым. Посол спросил, как с Москвой? Я рассказал, почему не мог получить телефонную линию. Слушавший мои объяснения Молотов заметил:
— Молодой человек, когда Вы будете вновь связываться с нашим представителем в Берлине, скажите, что это Молотов должен разговаривать с Кремлем.
Выйдя из кабинета, я по телефону помощника посла стал снова добиваться связи с Москвой. Через 2 минуты Кремль был на проводе. В последующие дни наши представители в Берлине давали кремлевскую телефонную линию через 10–15 секунд, и Молотов докладывал Сталину о только что закончившемся заседании.
Через неделю Зарубин поручил мне в 24 часа подготовить справку об английском обществе пилигримов, которое пригласило выступить с речами министров иностранных дел Англии, Франции, США и СССР на их торжественном собрании. В тот же день я попросил знакомого журналиста посетить это общество и по имеющимся материалам составить справку на 2–3 страницы, отразив в ней структуру, состав, политическую направленность этой организации. В 9 утра я получил от него текст и на его основании составил справку на одну страницу, из которой следовало, что во главе общества пилигримов стоят богатые люди, консерваторы, ратующие за прочный союз Англии и США и проводящие антисоветскую политику.
В назначенное время я вручил справку помощнику посла, который тут же зашел в кабинет и передал ее. Зарубин попросил меня подождать, пока он ее прочтет. Минут через пятнадцать помощник попросил меня зайти к послу. Как только я открыл дверь, я увидел стоявшего Молотова со справкой в руках. Он сказал, что прочитал, она составлена хорошо, но в ней нет главного.
— В справке вы не указали, принимать мне приглашение или нет, — пояснил министр. — Скажите мне об этом прямо сейчас.
Я, конечно, разволновался — ситуация была для меня крайне необычной, — но призвав на помощь все свое самообладание, спокойно ответил, что не советовал бы принимать приглашение и изложил свои мотивы. Молотов обратился к послу:
— Ну как, Георгий Николаевич, согласимся с мнением молодого дипломата?
В ответ посол лишь улыбнулся и ничего не сказал. А нарком закончил разговор словами:
— Хорошо, принимаем Ваше предложение. Общество пилигримов — компания не для нас. Только в следующий раз в материалах, подготавливаемых для руководства, всегда делайте инициативно свои рекомендации по затрагиваемому вопросу.
«Зачем Молотов разговаривал со мной?» — задавал я потом себе вопрос. То ли хотел преподать мне урок, как надо писать справку, то ли хотел дать понять послу, как надо давать поручения подчиненным. Скорее всего, и то, и другое.
Лондонская сессия Совета министров иностранных дел закончилась безрезультатно. По настоянию западных делегаций ее работа была прекращено, не была даже назначена дата созыва следующей сессии.