День 7699-й. 15 января 1944 года. Начало конца блокады

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

День 7699-й. 15 января 1944 года. Начало конца блокады

Наступило утро 15 января. Обычное зимнее холодное утро. Дул резкий, пронизывающий ветер, который стремительно гнал клочья темных облаков по серому пасмурному небу. В девять часов в полку была объявлена боевая тревога. Спустя 20 минут все увидели, как взлетела серия условных сигнальных ракет. И вдруг страшный удар потряс ленинградскую землю. Это открыли огонь тысячи артиллерийских батарей, начав мощное наступление, в результате которого советские войска сняли блокаду и отбросили фашистов от Ленинграда. Земля ревела, стонала, выла и извергала пламя из всех своих щелей. Оборону противника завалило густым черным дымом.

Из военного дневника Юрия Никулина: «А батареи все бьют и бьют. Вот на минуту затихнет артканонада из района Пулкова, и, как бы сменив в этой трудной работе артиллеристов, из-под подножия высот, с ревом поднимая столбы дыма, вырываются тысячи огненных стрел, летящих в сторону противника. Это дали залп сотни гвардейских минометов по долговременным огневым точкам вражеской обороны. Лес разрывов от залпа "катюш", несмотря на сплошной дым над позициями немцев, прекрасно виден простым глазом. И снова вступают в бой все новые и новые батареи».

Артиллерийская подготовка продолжалась 1 час 40 минут. Немцы, которые сначала слабо и неточно отстреливались, вскоре перестали стрелять совсем. А советское наступление только начинало разворачиваться. Над передним краем начали вспыхивать ракеты, и то одна, то другая батареи поддерживали огнем наступающую пехоту. Было 20 градусов мороза, но снег весь сплавился и покрылся черной копотью. Горячий снег… Многие деревья стояли с расщепленными стволами.

Дальнобойные орудия методично вели огонь по объектам в глубине немецкой обороны. Никулин и все его товарищи-бойцы знали, что теперь с часу на час надо ожидать приказа о выходе вперед. И такой приказ поступил рано утром 16 января. 1-я батарея сразу снялась и двинулась на новую огневую позицию. Бойцы ехали, а кругом зияли воронки, всюду лежали убитые гитлеровцы. Колонна зенитчиков медленно, но верно продвигалась вперед по разбитым дорогам вместе с тысячами автомашин, танков, повозок, людей, которые непрерывным потоком двигались по трассе вперед, туда, где гремела канонада. Ехать было опасно. Ведь несмотря на то, что советские передовые части отбросили немцев местами на шесть-семь километров, они продолжали держать под обстрелом как Пулково, так и все дороги, идущие к переднему краю. Но разрывы тяжелых снарядов, падающих то справа, то слева от дороги, не останавливали ни на минуту движение тысяч бойцов и техники вперед. К вечеру на дороге образовалась пробка.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Ночь. Темно. Поток из бесчисленного количества людей и военной техники остановился. Невозможно было сделать дальше ни шагу. На наше счастье, стояла плохая погода, и немцы не смогли применить авиацию. Если бы они начали нас бомбить, то, конечно, нам не поздоровилось бы. Наш командир Хинин сразу понял опасность такой "пробки": если утром будет летная погода, а пробка не рассосется, то нам придется прикрывать дорогу; и он дал команду всей батарее отойти в сторону от шоссе.

Наши тягачи отъехали метров на четыреста от дороги. Батарея стала окапываться. Мы, группа разведчиков, остановились около блиндажа, у входа в который лежал убитый рыжий фашист. Около него валялись фотографии и письма. Мы рассматривали фотографии, читали аккуратные подписи к ним: с датами, когда и что происходило.

Вот свадьба убитого. Вот он стрижется. Его провожают на фронт. Он на Восточном фронте стоит у танка. И вот лежит здесь, перед нами, мертвый. Мы к нему не испытывали ни ненависти, ни злости»…

* * *

До этого бойцы не спали несколько ночей, страшно устали, промокли. Из-за оттепели, наступившей внезапно, всё раскисло, кругом грязь, лужи. Никулин и еще несколько солдат зашли в пустой немецкий блиндаж, зажгли коптилку и достали сухой паек: колбасу, сухари, сахар. Начали есть. И тут увидели, как по выступающей балке спокойно идет мышь. Кто-то на нее прикрикнул. Мышь не обратила на это никакого внимания, прошла по балке и спрыгнула на стол. А потом вдруг эта маленькая мышка встала на задние лапки и, как делают собаки, начала просить еду. Юра протянул ей кусочек колбасы. Она взяла его передними лапками и стала есть. Все смотрели, как завороженные. Видимо, просить еду, нисколько не боясь людей, приучили мышь немцы, жившие еще совсем недавно в этом блиндаже.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Петухов замахнулся автоматом на незваную гостью. Я схватил его за руку и сказал:

— Вася, не надо.

— Мышь-то немецкая, — возмутился Петухов.

— Да нет, — сказал я. — Это наша мышь, ленинградская. Что, ее из Германии привезли? Посмотри на ее лицо…

Все рассмеялись. Мышка осталась жить. Когда после войны я рассказал об этом отцу, он растрогался, считая, что я совершил просто героический поступок».

Утром небо слегка прояснилось и немцы открыли сильный огонь из дальнобойных орудий. Разрывов Никулин не слышал, потому что крепко спал.

— Выносите Никулина! — закричал командир взвода.

Юру с трудом выволокли из блиндажа. Он рычал, отбрыкивался, заявлял, что хочет спать и пусть себе стреляют. Только все отбежали немного от блиндажа, как увидели, что он взлетел на воздух: в блиндаж попал снаряд. Так Юре в который раз повезло остаться в живых.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Вспоминая потери близких друзей, я понимаю — мне везло. Не раз казалось, что смерть неминуема, но все кончалось благополучно. Какие-то случайности сохраняли жизнь. Видимо, я и в самом деле родился в сорочке, как любила повторять мама.

Как-то сижу в наспех вырытой ячейке, кругом рвутся снаряды, а недалеко от меня в своей щели — Володя Бороздинов. Он высовывается и кричит:

— Сержант, иди ко мне! У меня курево есть (к тому времени я снова начал курить).

Только перебежал к нему, а тут снаряд прямым попаданием — в мою ячейку. Какое счастье, что Бороздинов позвал меня!»

Вскоре Никулин тяжело заболел и закашлял кровью. Думал, что воспаление легких, но уже после войны врачи сказали, что у него в ту пору начался жестокий туберкулез. И снова боевые товарищи — Павел Светлов, Владимир Бороздинов и Василий Петухов — спасли его. Они бегали по фронтовым дорогам, по окрестным деревням в поисках меда, масла и сала, чтобы подкормить своего ослабевшего друга. Собирали по лесам специальный мох, заваривали из него чай для Никулина. Василию Петухову удалось даже где-то раздобыть барсучий жир — говорили, что он обладает необыкновенной лечебной силой. Забота о нем солдат, его товарищей, спасла тогда Никулина от верной смерти.

Много лет спустя, в 1997 году, жена того самого Василия Петухова написала Юрию Владимировичу письмо, в котором просто сообщила, что ее муж воевал вместе с ним. Но после войны Юрий Никулин получил шесть писем от родных разных Петуховых, и каждый раз выяснялось, что речь шла не о том солдате, с которым они воевали вместе. Никулин ответил жене Петухова, но во избежание ошибки попросил сообщить, в какой части служил ее муж, какого был роста, что написано в его военном билете, когда они поженились, где он работал. Получив ответ, Никулин понял, что действительно на этот раз его нашла жена именно его фронтового друга. Правда, уже не жена, а вдова. Василий Петухов ушел из жизни через 14 лет после войны, когда ему исполнилось всего 37. Жил он в родном поселке Жуковка Брянской области. Раньше эти места входили в Смоленскую область, то есть с Никулиным они даже были земляками.

«Уважаемая Евдокия Дмитриевна! — писал Юрий Владимирович в 1997 году. — Как же я расстроился, получив ваш ответ на мое письмо, в котором вы написали, что ваш покойный муж действительно оказался моим фронтовым товарищем. Расстроился и огорчился очень по причине, что все годы, пятьдесят с лишним лет я вспоминал его, как и многих других, с кем служил и дружил. Вот два человека — ваш Василий и Павел Светлов остались для меня потерянными…

В моем альбоме есть два снимка, где мы снялись всем отделением разведки, командиром которого я был. Фотография очень темная, и вряд ли ее смогут переснять. А вот фотография, где мы с Васей, — сохранилась. Я ее отдам переснять и пошлю вам и вашим детям… Василия мы, все разведчики, звали Пеша. Это ласковое прозвище. Мы все очень любили его. Он был отличным солдатом, исполнительным и бесстрашным, верным товарищем… Идут годы, и уходят из жизни мои друзья-однополчане. В 1982 году умер в гор. Кондрово Володя Бороздинов, умер и командир связи нашего взвода Ефим Лейбович. с которым мы в нашем дивизионе впервые выступили на концерте. Наверно, это и определило после войны мою профессию клоуна…»

Прочитав это письмо, разглядывая старую фотографию с войны, маленькая внучка Василия Петухова спросила у своей бабушки: «Скажи, а кто герой — Никулин или дедушка?»

Та ответила: «Все герои. Видишь, гимнастерки и фуражки у всех одинаковые»…