Из писем А. В. Мифтахутдинову

Из писем А. В. Мифтахутдинову

Мифтахутдинов Альберт Валеевич — писатель.

[1973–1974].

Тов. Мифтахутдинову — Начальнику и Душеприказчику по роману. Для мнения и сведения.

1. Роман посылается «на всякий случай» и без назойливости. Посему не надо его регистрировать, рецензировать и кастрировать. Но курировать надо.

2. Высокочтимый автор берет на себя легкомысленное обязательство в течение месяца сделать из него угодную издательству вещь, которая будет более чем на 60 % отличаться от намеченной к изданию в «Современнике».

Так как издательству требуется продавать книги, то переработка сего обширного материала может идти по линии читабельности его, детективности и проч. Но в то же время дух геологической героики должен остаться. На уничтожение его я не пойду.

3. Чтобы облегчить курирование, кураж и курковзведение, я высылаю письмо Павлу Григорьевичу Морозову и Людмиле Никифоровне Стебаковой, где Вы объявляетесь душеприказчиком, а в случае моей преждевременной смерти — распорядителем еще не полученного гонорара. А засим припадаю к стопам и опять же беру твердое обязательство при необходимости представить первый экземпляр единственного для Магаданского издательства варианта.

[1974]

Юрка мне что-то говорил о странной реакции геологов на роман. Кто именно? В сем сочинении себя могли узнать лишь два человека: Изя Драбкин и Николай Ильич Чемоданов. Оба они мертвы.

Или это реакция вроде реакции пенсионеров, которые позвонили в редакцию журнала: «Мы там работали все годы, и Куваев клевещет: у нас не было трудностей, и у нас никто не ходил под кличками, это искажение действительности».

Хорошо, в редакции у телефона был умный парень, и он сказал: «Если вы действительно там были, то Куваева можно обвинять лишь в том, что он умолчал о 90 процентах действительности».

А вообще это написано о Территории, и пусть каждый ищет ее где желает.

[1974]

Вернулся я из древнего града Переяславль-Залесского, который на Плещеевом озере. Причин для поездки было много. Решил я уходить в моря, и надо было начинать с родины русского флота — Плещеева озера, где и стоит ботик Петра I. Ну и должен был я посмотреть на древние стены с двух сторон, с той стороны, с которой мы, татаре (монголы), их брали, и с той, с которой мы, русские, их защищали; Надеюсь, ты не забыл, что я из монголов?

Февраль 1975

Осталось нас трое, какие бы мотивы нас ни связывали, как бы мы друг к другу ни относились, но остались Юрка, ты и я. Понимаешь, Алик, мы все любили Витю по настоящему. В моих давних поисках нравственного примера Витя был моим старшим и лучшим другом. Витя обладал редчайшим талантом — он был Личностью. Витя выбрал труднейший вариант, он был Личностью доброты. Алик, я тебе пишу вещи, которые ты знаешь не хуже меня. Это просто ответ на казенные речи, которые произносились над гробом. Я не мог сказать свою речь, плакал я, старина, как и сейчас плачу. И потом — какие слова — Витя умер. Что говорить то!

4. Март 1975

1. Закончил сценарий для «Мосфильма» по роману «Территория». Заканчиваю сценарий для фильма, который будет сниматься на Памире. Это по рассказу «Телесная периферия» («Юность», № 2). Работаю над романом «Правила бегства». Суть его в высказывании древнего мудреца Гиллеля, которое предпослано эпиграфом к роману: «Если не я за себя, то кто за меня? Если я только за себя, к чему я?» Действие его, происходит где-то рядом с изобретенной мною страной «Территорией». Я называю Территорию «изобретенной страной», ибо это на самом деле так — прямые географические аналоги невозможны, что бы там ни говорилось.

2. В связи с пятнадцатилетием писательской организации желаю ей собственного печатного органа и достаточно объемного. Основания для этого? Северо-Восток по прежнему притягивает к себе, так сказать, наиболее инициативную часть населения. Посему именно здесь надо ожидать более вероятного, чем в иных местах, появления новых писательских имен: Ну а практика показывает, что всякое писательское имя вначале возникает где-то на месте и лишь потом становится известным всесоюзному читателю: Исключения из этого правила редки. Значит? Северо-Восток должен иметь хороший «литературный инкубатор» со здоровым нравственным климатом.

Я как-то подумал, что можно в виде компенсации за измену геологии заняться минералогией. Похожу несколько месяцев в родной вуз, поработаю с паяльной трубкой и коллекциями — восстановлю былое.

Если ты всерьез собираешь камушки, то должен знать, что камушек имеет вид и ценность, когда он большой. Есть у меня большие образцы гранатов. Один себе, один в музей «Вокруг света», один могу презентовать тебе. Но ведь тяжелый, зараза. Есть еще просто крупные кристаллы гранатов. Тебе кристалл я послал один из лучших.

Рад, что тебе понравились гранаты. А то у пижонов вначале при слове «гранат» горят глаза, потом они разочарованы — камень, видишь ли, в гранатовый браслет не вправлен. Кстати, гранат — это камень верности. Посему можешь, татарская твоя душа, подарить его жене. Один из «больших камней» я тебе оставлю. Мелочи еще много.

Знаешь, рукопись я прочел с трудом, но рецензию постарался написать максимально добросовестно. Мне плевать, на «принято — не принято», звание российского литератора обязывает в данном случае к искренности. Искренне я и написал. Я обязан предостеречь автора от мук графоманства, мне автора жаль, а не будущих редакторов и рецензентов, им за это деньги платят. Основы нету. Была бы основа, честное слово, просидел бы неделю вместо трех дней, написал бы автору лично подробнейшую инструкцию. Но.

[?]

Ты хандришь, Алька. Чувствую это по тону письма. Единственное, чем могу утешить, — это тем, что в печали созревают необходимые решения, которые потом уже не надо исправлять.