Ястребы Тель-Авива
Ястребы Тель-Авива
Где-то в 70-х не то в Ирландии, не то в Шотландии происходил финальный поединок профессиональных боксёров-тяжеловесов.
За первое место полагался необыкновенной красоты почётный позолоченный кубок, а за второе — всего лишь десять тысяч фунтов стерлингов.
Естественно, каждый из боксёров из чистого человеколюбия и благородства хотел оставить первый приз сопернику, и на этой почве у них разгорелся странный поединок.
В первом раунде боксёры продемонстрировали великолепную работу ног, так сказать, бой с тенью, и поразили зрителей шикарными хуками и апперкотами, но каждый в своём углу, так как подойти друг к другу ближе чем на три метра они боялись по выше обозначенным причинам.
Зрители быстро въехали в ситуацию и наградили смельчаков в перерыве свистом и топотом. Во втором раунде более слабонервный боксёр, выведенный из себя протестующими и улюлюкающими зрителями, сделал всё-таки небольшой шаг вперёд, чем поверг противника в глубокий нокаут.
Похоже, судьба кубка была решена. Рефери медленно считал до десяти, прекрасно понимая, что считай он хоть целый час — поверженный боксер в себя не придёт, а «победитель» в отчаянии рвал на себе короткие боксёрские волосы, будучи уверен, что ни на одном базаре больше стапятидесяти фунтов за кубок не получишь.
Наконец в последнем припадке безысходного горя он пнул ногой нахально подсматривающего из «нокаута» более удачливого конкурента, за что был моментально дисквалифицирован строгим судьёй, присудившим ему за неспортивное поведение второе место.
Вскочивший на ноги при этом известии второй спортсмен, считавший, что десять тысяч у него уже в кармане, пытаясь хоть как-то поправить ситуацию, красивым ударом положил судью в настоящий нокаут, но всё было тщетно.
На улице Бен-Иегуда в Тель-Авиве днём очень интенсивное движение. Мелькают «Мерседесы» последних марок, «Тойоты» и даже полуразложившиеся «Жигули». Как во всех жарких странах, в Израиле правила дорожного движения соблюдаются чисто формально; вот и сейчас потертый «Фиат» въехал в лакированный бок какой-то американской «красавицы», движение остановилось, пешеходы и остальные повылезавшие водители окружили место происшествия.
Владельцы столкнувшихся машин, находящиеся в разных углах этого импровизированного ринга, размахивали руками, доказывая свою правоту и поливали друг друга такими словами и выражениями, что я, хотя и не понимал ни слова, все же стал озираться по сторонам в поисках потенциальных секундантов для, казалось бы, неминуемого поединка.
Словесная перепалка продолжалась минут десять, но в рукоприкладство так и не перешла. Противники очень профессионально сохраняли дистанцию, и если один из них делал шаг вперёд, то второй тут же делал шаг назад, а вместе с ним дисциплинированно отодвигались и зрители.
Со стороны всё это напоминало хорошо отрепетированный спектакль.
Наконец, Максим Леонидов, бывший лидер питерской группы «Секрет», а в тот момент — популярный израильский певец и наш добровольный гид в Тель-Авиве, объяснил, в чём тут дело.
Оказывается, по местным законам человек, ударивший кого-либо на улице или в любой другой драке, подвергается автоматическому штрафу в тысячу шекелей (400 долларов), а если этот кто-либо при этом упадёт, то штраф удваивается. Деньги за незначительным вычетом налогов доставались потерпевшему, и вполне понятно, что любой гражданин, умеющий умножать на два, от простого щелчка по носу тут же падал наземь и в конвульсиях бился там до прибытия блюстителей порядка.
Ну как тут было не вспомнить ту потрясающую боксёрскую ирландско-шотландскую историю?!
Наши бывшие соотечественники, по эсэнгэшной привычке дающие в «табло» ближнему по любому поводу, переехав в Израиль, быстро от этого обычая избавлялись, а некоторые, пока ещё не нашедшие работу по душе, с удовольствием подставляли свою «вывеску» неопытным вновь прибывшим, обзывая их нехорошими словами. Ведь правда приятно объяснить человеку, что ты о нем думаешь, и получить вместе с легкой пощёчиной (конечно, сбивающей тебя с ног) 800 баксов?
Рассказывали, что один бывший харьковчанин, решивший таким образом подработать, приехал в аэропорт и напоролся там на бывшего одессита, промышлявшего тем же способом. Не будучи знакомы, они сначала долго и изощрённо ругались, а потом расколотили друг другу морды, причём совершенно бесплатно.
После африкано-мозамбикской жары знойное солнце Израиля не показалось таким уж страшным, правда, в это время года существовала опасность обезвоживания организма, поэтому нам объяснили, что, находясь под солнцем, положено пить как можно больше жидкости. А то какие-то два солдата не пили и засохли насмерть.
Что ж, пить так пить. Жаль, что не уточнили что именно. Ну, не важно, главное, что никто из нас не засох.
Принимали «Машину» на концертах очень хорошо, ведь в Израиле к этому моменту скопилось уже довольно большое количество понимающих по-русски граждан. Не совсем, правда, задалось с рекламой, но это не наша вина была, а принимающей стороны.
Для того чтобы расклеить на афишных тумбах рекламные плакаты, надо было немного заплатить, а организаторами концертов были наши бывшие соотечественники, не избавившиеся пока ещё от своих чудных киевских привычек. Они рассудили так: зачем платить за афишные тумбы, когда можно на стенах бесплатно развесить. А в стране специальная служба существовала, которая ночью всю лишнюю бумагу, размещённую в неположенных местах, срывала. Вот и вышел казус.
Мы с Директором сидим на пляже и этот животрепещущий рекламный вопрос обсуждаем, я говорю:
— Неужели как-то заранее проконтролировать это дело с рекламой нельзя было?
— А как тут проконтролируешь, — он отвечает, — мы — там, они — здесь. Вот скоро София Ротару должна приехать, у нее, наверное, тоже так будет. Ведь настоящая, сильная реклама знаешь каких денег стоит?!
В это время на горизонте над морем показался крошечный самолёт. На длиннющем тросе он тащил циклопических размеров плакат, на котором было что-то написано, но из-за дальности не разобрать что.
— Вон они как изощряются, — сказал Директор, — небось «Кока-кола» какая-нибудь. Тысяч пятьдесят долларов ухлопали, не меньше.
Самолёт, как нарочно, сделал небольшой вираж, чтобы протащить рекламу прямо мимо нас.
Уже можно было прочитать четырехметровые буквы «ROTARY».
Мы с ним разинули рты, смотрим друг на друга, он меня щиплет, я его: не спим ли?
Казалось, прошла целая вечность, пока самолёт не подлетел ещё ближе, и я с неимоверным облегчением прочитал маленькие буковки «club». Боже мой! Всего-навсего «РОТАРИ клуб», а мы-то напугались. Надо всегда надеяться на лучшее.
Но, конечно, самое потрясающее в Израиле — это достопримечательности, святые места.
Приятные, знающие, хорошо говорящие по-русски экскурсоводы — естественно, бывшие ленинградцы и москвичи — показывали в Иерусалиме памятные места, связанные по преданию с житием и деяниями Христа.
Вот улочка, по которой жарким полднем 33-го года Иисус нёс на Голгофу крест. Она размечена специальными плитками: именно в этих местах земля обагрилась кровью Спасителя.
Вот Гефсиманский сад, где он был арестован стражниками Пилата, а вон там — Голгофа, место распятия.
Даже нерелигиозных людей, но людей с воображением при виде Гроба Господня начинало трясти. А что говорить о тысячах верующих, прибывающих сюда со всего мира поклониться Святыням!
Наши артисты, которые стали все чаще посещать Святую землю, тоже с большим интересом осматривали храмы разных религий, соседствующие друг с другом, знаменитую Стену Плача и, наконец, сам Гроб Господень, за обладание которым воевали несколько поколений крестоносцев.
Экскурсоводы детально останавливались на исторических подробностях, на датах крестовых походов, а наши тоже в грязь лицом не ударяли и на радость экскурсоводам задавали разные вопросы, показывающие нашу твердую позицию если не в религиозной, то в исторической культуре. Так, например, один наш молодой популярный певец, женившийся[3] на королеве советской эстрады, проявил к Гробу неподдельный интерес, сбив гида с ног вопросом: «А что, правда, ОН до сих пор там лежит?»
У нас, как всегда, к сожалению, времени не хватало, чтобы все осмотреть. Пробежались по-быстренькому по основным местам, и осталось около часа — побывать у Стены Плача.
Уже на подходе стали попадаться солдаты с оружием, и вскоре выяснилось, что к Стене не пройти, так как на площади должно было состояться принятие присяги молодыми израильскими воинами.
Человек восемьсот новобранцев в аккуратной форме расположились строем перед трибуной, на которую вскоре должны были подняться старшие офицеры; говорили, что ожидают министра обороны.
Играла торжественная музыка, толпились с цветами взволнованные родители.
Надо сказать, что в Израиле отношение к армии особенное. Военная служба считается почётной не на словах, а на деле. Часто на улице можно видеть «голосующих» солдатиков (кстати, ходят они с оружием), и больше минуты, как правило, им ждать не приходится: первая же машина останавливается, любой почитает за честь подвезти своего защитника.
Солдаты и офицеры в Израиле питаются одинаково и носят одну и ту же форму — красивую и практичную. Разница только в знаках различия. И ещё: устав израильской армии не предусматривает сохранение тайны. Военнослужащий, попавший в плен, имеет право рассказать все военные секреты, если от этого зависит его жизнь. Главная его обязанность — сохранить себя для страны. С нашей точки зрения, постулат просто поразительный.
Кстати, о точке зрения. Есть такая изящная притча:
«Приходит на приём к врачу человек. В высоком колпаке. Доктор спрашивает: «Ну-с, какие у нас проблемы? Что беспокоит?»
Больной печально снимает колпак, и доктор видит, что на его абсолютно лысом черепе сидит большая лягушка. Причём она как будто приросла к коже головы пациента.
— Боже мой! Как же это произошло? — спрашивает поражённый врач, — с чего началось?
— Сначала у меня появилась небольшая бородавка на задней лапке, — вежливо поясняет лягушка».
Церемония принятия присяги обещала быть очень интересной, жаль, что времени у нас не было, но всё-таки протолкались поближе, в первый ряд.
Я стоял и, глядя на солдат, думал: «Вот они — «ястребы Тель-Авива».
С детства меня пугали Америкой, бундесвером, а уж слово «Израиль» имело прямо-таки неприличный оттенок. Что-то вроде чёрта или страшного дядьки с мешком, но сейчас, конечно, время другое, поэтому я не очень-то и забоялся.
Пора было уходить. В этот момент раздался сигнал трубы, призывающий к вниманию, и на трибуну поднялись офицеры.
Строй замер, но всё-таки сразу было видно, что солдаты эти — молодые, необученные, потому что многие из них продолжали ещё вертеться, разговаривать и озираться на вытирающих слёзы умиления родителей, а когда несколько «ястребов» заорали: «Эй, «Машина времени»! Макаревич, эй!» — стало ясно, что до настоящей дисциплины им ещё далековато.
А так вообще ничего себе страна.