ПИР ДУХА Портрет Ильи Глазунова

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПИР ДУХА

Портрет Ильи Глазунова

О Глазунове я и раньше слышал. Потому что это довольно известный гениальный художник современности. Когда мы договаривались о встрече, титану даже не нужно было называть номер квартиры. Глазунов сказал просто: «Новинский бульвар, дом 13». Дом 13 – уютный двухэтажный особняк, окруженный железным забором и охраняемый двумя милиционерами. Когда я позвонил в калитку, из будки вышел милиционер с папкой и начал сверять мою фамилию со списком приглашенных. Лишь после этого я степенно прошествовал к подъезду.

На пороге меня встретил сам хозяин – художник Глазунов. Несмотря на возраст (ему далеко за семьдесят), Глазунов выглядел вполне крепеньким. Он был одет просто, по-домашнему, и, как подобает хозяину, сразу же предложил гостю откушать чаю. Пока гостя вели в залу, меня так и подмывало спросить, почему художник поселился в музее и отчего мне не выдали мягкие войлочные тапки. Стараясь ничего не разбить и случайно не задеть локтем, я шел по дому, разглядывая скульптуры, картины да разные золотые канделябры.

Радушный хозяин дворца предложил мне щей или борща, но по скромности я решил ограничиться коньяком «Хеннесси» и чаем с бутербродами. Вот тут и выяснилось, что на самом деле во дворце Глазунов вовсе и не живет. Вернее, не спит, поскольку почивать предпочитает в загородной резиденции, куда вскорости и отправится. И вообще, это не дворец, а… здесь Глазунов несколько задумался, пытаясь найти лучшую дефиницию зданию:

– Я не знаю…Представительство ректора Российской академии живописи, ваяния и зодчества.

А он, Глазунов, просто ректор. Наливая в рюмку коньяку, Илья Сергеевич сказал, что как ректор получает от государства 40 долларов зарплаты. Я согласился, что это очень мало. «А мои студенты, – продолжил Глазунов, – получают 20 долларов». Я согласился, что это еще меньше. По моим прикидкам – в два раза.

Как же вы живете, Илья Сергеевич?

Оказалось, Глазунов вынужден продавать свои картины. Ему заказывают, и он рисует за деньги.

И я могу вам заказать свой портрет? Во сколько мне это обойдется?

На этот вопрос Илья Сергеевич тактично не ответил, но сообщил, что вообще-то рисует королей да президентов, правда, в последний раз нарисовал портрет нового русского бизнесмена лет тридцати, который сумел наскрести денег на оплату работы всемирно известного художника.

Еще при входе я обратил внимание, что вокруг Глазунова все время перемещаются две девушки.

– Вера, моя дочь. А это Инна, – представил их Глазунов.

«Наверное, прислуга», – подумал я, потому что Илья Сергеевич все время кричал «Инна! Инна!» и просил чего-нибудь принести – то книжку, то коньяк, то пепельницу. В такие моменты он был похож на большого ребенка. Это выглядело довольно трогательно.

А Инна, она кто? — на всякий случай уточнил я диспозицию, чтоб как-нибудь не облажаться ненароком. А то пошлешь девушку сгонять за пивом, а она окажется вовсе не прислугой. Неудобно получится.

– Инна… Как вам сказать… – Илья Сергеевич на мгновение смутился, но сразу же взял себя в руки и твердо посмотрел в мои бессовестные глаза. – Инна – женщина, которую я люблю. А она любит меня.

Женщине, которую любит большой художник Глазунов, я сразу не понравился. Сначала своей излишней скромностью. Когда она поинтересовалась, какой коньяк принести, я, чтобы не вводить хозяев в излишний расход, ответил: «Да какой не жалко». И этим смертельно обидел девушку Инну. От обиды она принесла действительно «какой-то» украинский коньяк и лишь потом, по настоянию Ильи Сергеевича, выкатила «Хеннесси». Несмотря на глубокие чувства, питаемые к ней художником, Инна называет Глазунова по отчеству и исключительно на «вы».

Строгость нравов в семье Глазунова столь велика, что даже пепельницу ему подают с налитым внутрь небольшим количеством воды. Чтоб выкуренные сигареты гасить. Я такого никогда раньше не видел и простодушно обратил внимание хозяев на то, что гасить сигареты так, конечно, удобно, но ведь недокуренную сигарету в такую пепельницу не положишь: погаснет и тут же пропитается водой! Воцарилась неловкая пауза, после которой Инна объяснила, что так подают пепельницы во всей Европе. И высказала предположение, что, будучи в Европе, я, наверное, останавливался в низкосортных отелях для бедных, раз такого не видел.

Думаю, я очень не полюбился пафосной Инне не только своею скромностию, но и… развязностью, за каковую она посчитала мою природную естественность и веселый нрав. Инна отчего-то решила, что я неподобающе веду себя с великим художником современности, хотя я держался с Глазуновым на равных и ничуть не пытался принизить исполина духа.

– Илья Сергеевич – гений, – рубила мне правду-матку Инна, ничуть не стесняясь присутствия самого Ильи Сергеевича. – А как вы себя с ним ведете! Илья Сергеевич! Не тратьте время на интервью! Вам пора работать.

– Могу уделить вам пять минут, – сухо проговорил Глазунов.

Проговорили мы больше часа. Самостоятельный мужчина!

Мне кажется, Инна полагала, что я плохо напишу о Глазунове, ругательно. Нет, сразу хочу предупредить читателя: я пишу про Глазунова хорошо, хвалебно. Работы художника Глазунова Ильи мне понравились. Я лично осмотрел несколько альбомов и нашел в них присутствие немалого таланта… а пожалуй, что и гения.

Можно сказать, что Инна и Илья Сергеевич нашли друг друга. По сердцу друг другу легли. Ведь и сам Глазунов человек пафосный до наивности. Он, например, всерьез меня уверял, что все русские цари – гении. Он и себя считает гением. Он может встать во время разговора и с чувством выкрикнуть: «Да здравствует Великая Россия!» Причем он совсем не пьет, что интересно. Все стрезва… Но с другой стороны, наивность есть одно из свидетельств гениальности, не правда ли? Все гении наивны. Но не все наивные – гении.

Гася с шипением сигареты, Глазунов долго возмущался, что в миновавший юбилей Пушкина на телевидении было много шуточных передач про гения русской поэзии.

А что, над Пушкиным уже и пошутить нельзя? — проявив некоторую наивность (свидетельство сами знаете чего), спросил я.

– Если бы вы при мне пошутили над Пушкиным, я бы вас выкинул за дверь, – серьезно ответствовал Илья Сергеевич.

Вот над Пушкиным только я и не успел пошутить. А то б не увидел картины, ради которой пришел… Мы поднялись по мраморной лестнице на второй этаж и там, в большом зале, я увидел Ее. Глазунов поставил в нескольких метрах от холста кресло, усадил меня перед картиной и велел осматривать. Во время осмотра сзади играла протяжная музыка и пел церковный хор. Я не скрывал восхищения.

Вот это да! А откуда вы взяли такой большой холст? Ведь промышленность не выпускает ткань подобных размеров.

– Сшили из нескольких, – просто ответил гений как о чем-то само собой разумеющемся. Как будто просто сшить такие огромные куски в еще больший кусок!

А где стремянка? Как вы доверху добрались, чтоб под потолком рисовать? — Я задрал голову к высоким потолкам особняка.

– Никаких стремянок! Леса были построены… Вот смотрите, на картине большевики вошли осквернять храм. Во главе комиссар.

На Свердлова похож. Это случайно или вы на Свердлова намекнули?

– Нет, просто типаж такой комиссарский… Вот они ввели проститутку для осквернения храма. Дальше лошади. Тоже чтобы осквернить. Об этом все пишут, что лошадей вводили для осквернения…

Не вижу. Где лошади?

– Вон, налево смотрите.

Я туда и смотрю.

– Вон люди с коронами на голове, рядом лошади.

Это поросенок.

– Нет, там и лошади есть, повыше, ищите… А поросенка тоже внесли, чтобы осквернить храм. На картине представлены все сословия. Вон там юродивые. А этот «Изыдите!» говорит. Там икона…

А в серединке китаец, что ли?

– Китайчонок. В революции участвовали большие и маленькие китайцы. Они ходили вместе.

Про проститутку еще расскажите подробнее, пожалуйста, я послушаю.

– Ну, в алтарь ее введут для осквернения. Ведь в алтарь женщин не пускают… Это кощунство… Для пущего осквернения в чашу многие испражнялись. Вон чаша…

А почему так много народу?

– Так в церкви обычно много народу. Бывает и больше.

А пулемет они зачем закатили? Стрелять там тесно. Залечь негде.

– Пулеметчики обычно не расставались с пулеметом. На фотографиях того времени красногвардейцы всюду, даже в Смольном, со своим пулеметом.

Вы правы! Я бы тоже свой пулемет на улице не оставил, с собой закатил, все равно он на колесиках. А то выйдешь на улицу – нет пулемета. У моего знакомого ботинки так украли. Зашел в мечеть, снял, оставил у входа. Вышел – нету. А уж пулемет тем более… Вы правильно все нарисовали. Очень талантливо и со знанием дела.

Наполнившись впечатлениями от большого, во всех смыслах, искусства я направился к выходу. Глазунов демократично пошел меня провожать. Он мне очень понравился. Я пожал его теплую руку и честно сказал, глядя в патриотические глаза:

Интересный вы мужик.

– Я не мужик, – поправил Глазунов. – Я дворянин.

Ах, в этом весь Глазунов!..