3. Юм во Франции в середине 60-х годов. Последние годы жизни
3. Юм во Франции в середине 60-х годов. Последние годы жизни
В 1763 г. окончилась война Англии с Францией из-за колоний и Юм был приглашен на пост секретаря британского посольства при Версальском дворе. В течение двух с половиной лет, до начала 1766 г., он находился на дипломатической службе во французской столице, причем в последние месяцы исполнял обязанности британского поверенного в делах. В Париже Юм был сторицей вознагражден за свои былые литературные неудачи — всеобщее внимание и даже восхищение окружили его, и философ даже подумывал о том, чтобы позднее остаться здесь навсегда, от чего отговорил его, впрочем, Адам Смит.
Возник своеобразный социально-психологический парадокс: и французские просветители-материалисты, и их идейные антиподы из придворно-аристократической клики горячо приветствовали труд Юма по истории Великобритании. Королевский двор проявил к Юму симпатии потому, что тот в своих трудах частично реабилитировал Стюартов, и эти симпатии неудивительны: позднее, в годы французской реставрации, они вспыхнули вновь. Луи Бональд горячо рекомендовал французам читать исторические труды Юма, а в 1819 г. при Людовике XVIII в Париже был издан новый перевод «Истории Англии». Просветители середины XVIII в. восторгались меткой критикой, которую Юм развил в адрес религиозных фанатиков всех мастей. Вольтер и Гельвеций увидели в Юме своего союзника в борьбе против светского и церковного мракобесия.
Хотя Э. Мосснер, известный биограф Юма, ссылается в качестве причины, объясняющей указанный парадокс, на «очарование личности Юма» (84, стр. 446), однако дело было далеко не в этом. Юм еще раньше стал переписываться с Гельвецием и Монтескьё, особенно тесная дружба связала его со скептически настроенным Даламбером, началась у него переписка и с Вольтером. Лично с Вольтером Юм не встречался никогда, но это не помешало их живому взаимному интересу. Пока Юм был в Париже, были близкими и приятельскими его отношения с Руссо, а на званых обедах у Гольбаха Юм всегда был желанным собеседником.
И все это произошло в первую очередь потому, что у Юма было немало общего во взглядах с французскими просветителями: как и Гольбах, Юм придерживался фаталистических воззрений относительно психических процессов; как и Гельвеций, он полагал человеческую природу в основных своих чертах неизменной[4]; как и Вольтер, Юм считал церковь вреднейшей «гадиной», ужасным препятствием на пути прогресса.
Гельвеций и Вольтер превозносили Юма, приписывая ему авансом больше заслуг, чем их действительно у него было: они надеялись, что от скептицизма и агностицизма в вопросах религии он перейдет к атеизму, и поощряли его к этому радикальному шагу. В 1772 г. Вольтер писал Д. Муру, что он, Вольтер, является «большим почитателем» Юма. В письме от 1 апреля 1759 г. Гельвеций, имея в виду свою книгу «Об уме», обратился к Юму со словами о том, что его ссылки на Юма в этой книге делают ему, автору этой книги, особую честь. Гельвеций предложил Юму свои услуги для перевода на французский язык всех его сочинений в обмен на перевод Юмом на английский только одной книги — «Об уме». В июне 1763 г. Гельвеций писал Юму следующее: «Мне сообщили, что Вы отказались от самого чудесного в мире предприятия — написать „Историю церкви“. Подумать только! Предмет сей достоин Вас как раз в той мере, в какой Вы достойны его. И поэтому во имя Англии, Франции, Германии и Италии, [во имя] потомства я умоляю Вас написать эту историю. Примите во внимание, что только Вы способны сделать это, что много веков должно было пройти, прежде чем родился г-н Юм, и что это именно та услуга, которую Вы должны оказать Вселенной наших дней и будущего времени» (цит. по 84, стр. 484).
Гольбах называл Юма величайшим философом всех веков и лучшим другом человечества. О своей любви к Юму и о почитании его писали Дидро и де Бросс.
Французские материалисты высоко оценили критику Юмом христианской морали и отрицание Юмом религиозного учения о бессмертной душе. Они полностью одобрили и приняли на свое вооружение разящую аргументацию Юма против ортодоксально-церковной доктрины о чудесах. Особенно большое впечатление на Гельвеция, Тюрго и других просветителей произвела «Естественная история религии», которая была напечатана Юмом в Англии в 1757 г. (в составе сборника под названием «Четыре диссертации») и в небольшом числе экземпляров проникла в Париж.
Это произведение Юма было самым прогрессивным из всех его сочинений. Данную работу Юма популяризировал на континенте французский историк-просветитель Шарль де Бросс, пересказав многие ее страницы в своей книге «О культе богов-фетишей…» (1760 г.). В то время как Вольтер и Дидро в рассуждениях по поводу происхождения религии ограничивались в общем антиисторическими ссылками на случайную встречу двух социальных «атомов» — мошенника, выдумавшего веру в бога, и глупца, поверившего в эту выдумку, Юм указал на необходимо действующие источники религиозных иллюзий. Они заключаются, по его мнению, в стремлениях людей возместить недостаток естественных средств удовлетворения их потребностей искусственными, в виде обманчивых, но горячих упований на сверхъестественные силы. В этом отношении взгляды скептика Юма оказались ближе к будущим догадкам Фейербаха, чем рассуждения атеистов Дидро и Гольбаха, хотя, конечно, скептицизм Юма сам по себе был непоследовательным, а значит, и более слабым оружием в борьбе против религии, чем последовательный атеизм его друзей, собиравшихся в парижских салонах и в особняке Гольбаха на улице Ройяль.
И вообще причин для разлада между Юмом и французскими материалистами было более чем достаточно. И отношение Юма к парижским друзьям было далеко не таким, как их отношение к нему, — очень сдержанным и даже несколько ироническим. Конечно, британскому дипломату нельзя было давать волю своим чувствам и порывам. Но и чувства его были не созвучны их умонастроениям: британскому агностику было не по пути с французскими материалистами, он чурался их боевого полемического задора и страстной непримиримости к социальному злу.
В письме к Э. Милляру, своему издателю, Юм признавался, что предпочитает пойти на мировую с церковниками, чем вслед за Гельвецием ввязаться в резкую и опасную с ними перепалку. В апреле 1759 г. Юм писал Адаму Смиту, что книгу Гельвеция «Об уме» прочитать стоит, но «не ради ее философии» (16, т. 1, стр. 304). Известны иронические высказывания Юма о деизме Вольтера и еще более критические его замечания о «догматизме» «Системы природы» Гольбаха. Что касается дружеских связей Юма с плебейским идеологом Ж.-Ж. Руссо, то история их отношений чрезвычайно характерна: былые приятели превратились во врагов.
Описывая перипетии ссоры между этими двумя философами, буржуазные историки философии обычно ссылаются на неуживчивость и болезненную подозрительность Руссо и на черты барской снисходительности в поведении Юма. Но дело было далеко не в этом. Когда Руссо по приглашению Юма в начале 1766 г. приехал в Англию, то после первых недель повышенного внимания к себе он все более стал чувствовать себя одиноким. Он оказался в глубоко чуждой его идеям и чаяниям среде, и еще в одном из писем от января 1763 г. Юм жаловался на нежелательную «экстравагантность» и «непривычность» для английского читателя рассуждений женевского выходца (см. 16, т. 1, стр. 378). Да, странника из Женевы и британского скептика разделяла глубокая идеологическая пропасть, и это неизбежно сказалось на их личных контактах: идеолог английской буржуазии и французский революционный демократ навсегда утратили общий язык.
В 1766 г. Юм возвратился на Британские острова. Ему суждено было прожить еще десять лет. Первые два года из них он занимал пост помощника государственного секретаря. Яркие страницы дружбы Юма с французскими просветителями быстро потускнели в его памяти, зато он скоро оживил свои служебные связи с английскими дипломатами, что и помогло ему достичь столь высокого положения.
В 1769 г. Юм уходит в отставку и возвращается в родной город. Теперь он наконец-то смог исполнить свою давнишнюю мечту — собрать вокруг себя группу талантливых философов, литераторов и знатоков искусств, любителей естественных наук. Юм стал секретарем созданного в Эдинбурге Философского общества и занялся просветительской деятельностью. Тесный кружок деятелей науки и искусств, который сплотился вокруг Юма в эти годы, создал славу Шотландии тех лет. В этот кружок входили: профессор моральной философии Адам Фергюсон, экономист Адам Смит, анатом Александр Монро, хирург Уильям Каллен, химик Джозеф Блэк, профессор риторики и литературы Хьюдж Блейр и некоторые другие довольно широко известные в те времена, в том числе на континенте, деятели культуры. Культурный расцвет Эдинбурга во второй половине XVIII в. во многом был обязан деятельности этого кружка выдающихся ученых, послужившего базой для создания в 1783 г. Адамом Смитом и историком Уильямом Королевского научного общества в Шотландии Блэк и Робертсон были избраны иностранными членами Петербургской академии наук. В этой блестящей духовной среде вырос Вальтер Скотт.
В начале 70-х годов XVIII в. Юм не раз возвращался к работе над своим последним крупным произведением «Диалоги о естественной религии», первый набросок которых относится еще к 1751 г. Предшественником этих «диалогов» была, по-видимому, выпущенная в свет Юмом анонимно в 1745 г. брошюра по вопросам религии. Эта брошюра до сих пор не найдена. Юм так и не решился опубликовать при жизни «Диалоги…», не без оснований опасаясь преследований со стороны церковных кругов. К тому же эти преследования уже давали о себе знать: начиная с 1770 г. профессор из Эбердина Джемс Битти пять раз публиковал яростный анти-юмовский памфлет «Опыт о природе и непреложности истины: против софистики и скептицизма». Но когда с весны 1775 г. у Юма обнаружились признаки серьезного заболевания печени (оно в конце концов и свело его в могилу), Юм решил надежно позаботиться о посмертной публикации своего последнего сочинения и включил в завещание особый пункт об этом. Но еще долго его душеприказчики уклонялись от выполнения этого пункта, ибо опасались неприятностей для себя.
Юм скончался в августе 1776 г. в возрасте 65 лет. В последние месяцы перед смертью он практически вел себя как атеист: решительно отказывался принять священника и не раз аттестовал А. Смиту и другим своим друзьям всю церковную братию как скопище лицемеров и обманщиков. Незадолго до кончины Юма посетил писатель Джемс Босвелл, который записал свой разговор с ним о религии. Юм заявил, что не верит в загробную жизнь и считает ее «самой невероятной выдумкой», а верующих в нее — «подонками (rascals)».
А. Смит за несколько дней до смерти Юма обещал опубликовать его «Автобиографию», присоединив к ней сообщение о том, как философ провел свои последние дни. Это сообщение, которое одновременно было послано А. Смитом 9 ноября 1776 г. как открытое письмо издателю Юмовых сочинений Страэну, вызвало среди ханжески настроенной эдинбургской публики скандал. А. Смит писал в нем, что Юм остался верен себе и в последние часы жизни: он делил их между чтением Лукиана и игрой в вист, иронизировал над сказками о загробном воздаянии и острил по поводу наивности собственных упований на скорое падение религиозных предрассудков среди народа. В первом томе «Капитала» Карл Маркс сообщает об этом письме Адама Смита и рассказывает, в какую ярость пришло английское духовенство от публикации письма А. Смита (см. 3, стр. 631).
Эдинбургские пасторы и оксфордские теологи были крайне рассержены на А. Смита за его откровенность и выпустили в свет несколько брошюр, в которых поносили покойного философа. Особенно свирепствовал некий Д. Хорн. И еще один колоритный факт: у могилы Юма в течение недели пришлось держать стражу, дабы не позволить эдинбургским фанатикам осуществить их низкий замысел — они задумали осквернить место захоронения философа.
Философия Юма далеко не сводилась к антицерковному и до некоторой степени антирелигиозному ее измерению. Она была многоплановой, и историческая роль свойственного ей агностического миропонимания оказалась по крайней мере двойственной — реакционной в его стремлениях расшатать категорию объективной причинности и прогрессивной в критике религии и церкви.