НА ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОТДЫХ
НА ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОТДЫХ
Как правило, разведка для человека становится занятием всей или почти всей его жизни, поэтому расставание с ней всегда болезненно и драматично. Сотрудник, в течение тридцати—сорока лет привыкший к определённому режиму и вприпрыжку, словно Буратино на театральное представления, бежавший по утрам на службу, не может покинуть её со спокойным сердцем. Перефразируя слова одного литературного героя, уйти в отставку для разведчика — это всё равно что после вкусных и острых шпикачек перейти на овсяную кашку. Далеко не всем удаётся адаптироваться к «мирной» жизни и найти в ней свою нишу.
Вообще-то и в буквальном, и в переносном смысле из разведки не уходят. В советские времена уволиться со службы до достижения выслуги лет было намного труднее, чем поступить на неё. Уважительными причинами для досрочного увольнения были две: а) несоответствие моральным и военно-дисциплинарным требованиям (аморалка, пьянка и т.п.); б) ухудшение здоровья.
Когда с лёгкой руки Главного Перестройщика в стране наступила чехарда, а «демократы» стали не только обходиться без разведки, но и шельмовать её, то для Службы наступили самые чёрные с момента её основания дни: народ повалил из неё валом, потому что никаких препятствий для ухода на «гражданку» больше не существовало. Оскорблённые бездушным отношением, не востребованные государством сотрудники в самом расцвете своей оперативной карьеры уходили в бизнес, на обслуживание «новых» русских или других ветвей власти. Потери были огромные и невосполнимые. С ними могут сравниться лишь потери, выпавшие на долю нашему научно-техническому потенциалу, вызванные утечкой кадров за границу.
Конечно, жизненную ломку выдержали не все. Но и на новом поприще большинство сотрудников разведки подтвердили свою профессиональную пригодность. Один из моих близких товарищей в звании полковника начал свою финансовую карьеру швейцаром в банке. При очередной переаттестации сотрудников банка кадровики, к своему удивлению, обнаружили его «бэкграунд» и предложили ему работу в качестве руководителя отдела. Потом он заочно получил экономическое образование, стажировался в Англии и занимает теперь пост вице-президента Внешторгбанка. Другой мой товарищ по работе стал министром обороны, третьи занимали или продолжают занимать высокие посты в российском правительстве. Всем москвичам и не только им стал известен банкир и кандидат в мэры столицы Лебедев.
Переход моего бронепоезда на «гражданские» рельсы был достаточно плавным и почти безболезненным. Сделано это было со второй пытки. Первая попытка отойти от активной службы была предпринята после возвращения из шпицбергенской командировки. Я уезжал в Баренцбург из Советского Союза, а вернулся в Россию. «Новое» Отечество приняло меня, мягко говоря, прохладно. Мы оба не были готовы к этой встрече. Посовещавшись с товарищами и с самим собой, я решил, что в разведке мне делать было больше нечего, и подал рапорт на увольнение.
Машина отчуждения сотрудников от службы работала на всех парах, и скоро мой рапорт, пройдя все этапы сбора подписей, оказался на самом важном столе. И в этот самый момент мне позвонил коллега по работе в Стокгольме и предложил потрудиться на поприще воспитания молодых кадров. После некоторых колебаний (никогда не любил педагогику) и негативного опыта при поиске своей «ниши» на «гражданке» предложение было принято. Рапорт на увольнение был порван, и я два года в нашем краснознамённом учебном заведении преподавал оперативные дисциплины на шведском языке. Результаты, на мой взгляд, были не очень ободряющие: в свой актив я смог записать составление для будущих потомков-разведчиков русско-шведского словаря оперативных терминов и несколько новых кандидатов для работы в истекающей кровью Службе.
Научно-преподавательская карьера была прервана в связи с переходом на работу в Управление внешних связей СВР. Я счастлив, что в конце службы мне была предоставлена возможность трудиться на этом поприще. Работа в УВС оправдывалась моим предшествующим оперативным опытом и логично подвела итог многолетней службе. Я смею утверждать, что моя лебединая песня не была прервана и закончилась на высокой оптимистичной ноте.
В 1996 году снова встал вопрос о продолжении службы — по времени оно совпало с окончанием контрактного периода. К этому времени у меня выходила в свет первая книга — «Иуда из Ясенева», и я смело смотрел в глаза неизвестности. Я не ошибся — писать стало моей второй потребностью. Я снова ощутил смысл жизни. Читательские отклики убеждают меня, что я не ошибаюсь.
Провожают на пенсию торжественно и буднично одновременно. Речь Большого Начальника, утверждающего, что Служба в лице увольняющегося теряет самого выдающегося своего сотрудника, вручение скромной Грамоты Директора разведки, находящееся вроде в противоречии с «вышесказанным», грустные и недоуменные лица товарищей, лихие гусарские тосты, лёгкое опьянение и комок в горле...
Самый трогательный момент при расставании со службой наступает при сдаче служебного удостоверения прапорщику на выходе. Тебя охватывает тяжёлое чувство обречённости: всё, навсегда! Потом, выйдя за ворота, ты оглядываешься, видишь редкие светящиеся глазницы окон дежурных и думаешь: «Зачем я это делаю? Они же там без меня не справятся!»
Но уже на следующий день выясняется, что разведка без нас справляется и может без нас обходиться, а мы без неё — с трудом.
Так почему же из разведки не уходят? Конкретно в моём случае разведка на первых порах стала основной темой творчества. Но и без этого я и мои коллеги продолжаем ощущать себя членами большого и благородного братства, которому отданы лучшие годы жизни. Служба о нас помнит и иногда прибегает к нашей скромной помощи. Мы все объединены в Ассоциацию ветеранов разведки и чувствуем свою ответственность за безопасность страны.
Поэтому мы из разведки не ушли.
Мы просто поменяли прикрытие.