Григорий Цапурин СЛОВО О МОЕМ ДРУГЕ (Из воспоминаний об А. А. Фадееве)
Григорий Цапурин
СЛОВО О МОЕМ ДРУГЕ
(Из воспоминаний об А. А. Фадееве)
С Александром Александровичем я познакомился впервые 40 лет назад в августе 1917 года во Владивостоке.
Мы вместе с ним состояли членами Владивостокского Интернационального союза рабочей молодежи.
Вскоре после того, как организовался Интернациональный союз рабочей молодежи, его правление решило издавать свою газету. Тут же придумали название «Трибуна молодежи» и утвердили редактора.
Вся работа союза молодежи — заседания правления, выпуск газеты и т. д. — первое время, до подыскания постоянного помещения, проходила у нас на квартире.
Фадеев с головой ушел в работу по выпуску газеты. То он писал заметку в газету, то правил материал, то горячо беседовал с молодежью по острым вопросам дня.
А споров в этот начальный период жизни союза молодежи было очень много. Ведь он возник вместе с революцией. Опыта работы не было.
Почти ежедневно после работы, а иногда в выходные дни с утра и до вечера у нас собирались ребята — члены союза молодежи, в числе которых был и Александр Фадеев. Он обладал замечательными качествами революционера: в любой обстановке не унывал и не терялся. Он был весел, находчив, умел поддержать товарищей в самые трудные минуты.
Его забавные и увлекательные рассказы, анекдоты, шутки, остроты почти мгновенно убивали скуку и уныние.
Ничуть не хуже он умел и выполнять все, что ему поручалось союзом молодежи или комитетом РКП(б) Владивостока.
Так мы работали вместе с Фадеевым до июля 1918 года, т. е. до чешского переворота.
После чешского переворота во Владивостоке обстановка резко изменилась. Мы ушли в подполье.
Перед активом союза стал вопрос: как проводить работу, собрания?
Было решено устраивать время от времени собрания под видом вечерок и пикников.
Душой таких «вечерок» и «пикников» был Саша Фадеев. Здесь молодежь получала задания по распространению нелегальной газеты и прокламаций в цехах фабрик и заводов, по расклейке листовок и т. д.
Члены боевой группы учились метать гранаты.
Некоторые ребята и девчата в зиму 1918—1919 годов делали пельмени, морозили их, а потом относили в тюрьму или на гауптвахту. Здесь томились большевики, арестованные чехами и белогвардейцами.
Во всех этих делах активное участие принимал Саша Фадеев. Вот что писал он мне 31 августа 1947 года:
«Так и не могу узнать, где находится Настя, которую ты, наверное, прекрасно помнишь. В рождественские дни 1918 года мы вместе с ней делали, а потом морозили пельмени и вместе отвозили их в колчаковскую тюрьму и на чешскую гауптвахту».
В большинстве случаев пельмени делали у нас на квартире.
Кроме того, ребята и девчата часто собирали среди рабочих деньги и вещи в фонд «рабочего Красного Креста», который оказывал материальную помощь нуждающимся семьям заключенных и заключенным, у которых не было родственников и близких во Владивостоке.
После чешского переворота белогвардейщина во Владивостоке распоясалась вовсю. Начались преследования и аресты руководителей большевистских и профсоюзных организаций.
Мрачная обстановка разгула белогвардейщины усугублялась еще и тем, что в конце марта 1919 года колчаковский ставленник генерал Розанов издал приказ о призыве молодежи в армию. Это заставило нас серьезно задуматься над вопросом: что делать?
На второй или третий день после издания приказа у нас на квартире собрался актив союза, здесь был, разумеется, и А. Фадеев.
По возрасту А. Фадеев призыву в армию не подлежал, но оставаться дальше в белогвардейском логове было нельзя не только нам, но и А. Фадееву.
Нужно было немедленно искать выход из положения.
Тут, как всегда, вывел нас из создавшегося тупика Саша Фадеев. Он предложил уйти в Сучанский партизанский отряд.
Мы с радостью приняли это предложение и твердо решили его осуществить.
Один из путей в партизанский отряд лежал через тайгу, но этот путь нас не устраивал: можно было попасть в лапы белогвардейцев или японцев.
После долгих разговоров решили ехать по железной дороге на Сучанский рудник: оттуда гораздо легче попасть в партизанский отряд.
Для проезда на Сучанский рудник необходимы пропуска от коменданта Владивостока. Как достать пропуска?
В тот же день вечером, 2 апреля 1919 года, мы поделились своим планом с представителем Владивостокской подпольной организации большевиков Таней Цивилевой. Она ведала вопросом отправки людей из Владивостока в партизанский отряд.
Таня одобрила наш план и тут же поручила А. Фадееву сходить в комендатуру и получить пропуск на себя: Александру легче было это сделать — он не подлежал призыву.
Пропуск Саша получил и в тот же день передал его наборщикам — членам союза молодежи Ф. Ковалю и А. Золотухину.
4 апреля утром Таня Цивилева уже имела 100 чистых бланков пропусков, отпечатанных по образцу пропуска, полученного А. Фадеевым.
В тот же день вечером мы все получили пропуска у Тани на вымышленные фамилии: Фадеев — на фамилию Булыги, я — на фамилию Карагулина Дмитрия.
Вручая пропуска, Таня строго предупредила нас о соблюдении конспирации. Вместе с нами в поезде, сказала Таня, поедет житель деревни Бархатная. Цивилева обрисовала подробно его наружность и предупредила, что к нему никто из нас не должен подходить и разговаривать.
— Вы должны, — сказала Таня, — садиться в тот вагон на ст. Первая речка, в который сядет ваш проводник, но только в разные купе. Когда пересядете в вагон узкоколейной железной дороги, можете заговорить с ним.
Ночь с 5 на 6 апреля наш поезд простоял на ст. Шкотово: колчаковские сатрапы боялись налета партизан, трусили ехать ночью.
Эту стоянку они использовали для проверки пропусков у пассажиров.
Как сейчас помню, я спал в купе на второй полке. Слышу сквозь сон, кто-то трясет меня за ногу. Когда я проснулся, то увидел, что в купе стоит колчаковский офицер и вооруженный солдат с фонарем «летучая мышь». Офицер потребовал предъявить ему пропуск. Я подал свой пропуск. Офицер внимательно осмотрел его и показал женщине с ребенком, сидевшей на нижней полке.
— Вот какой пропуск надо иметь для проезда на Сучан, а у вас его нет.
Возвращая мне пропуск, он приказал солдату увести женщину в комендатуру.
Этот случай мы потом долго вспоминали и смеялись над тем, что наши пропуска могут «служить образцом» колчаковцам.
Утром 6 апреля, как только рассвело, наш поезд двинулся со ст. Шкотово и через час прибыл на конечную станцию ширококолейной железной дороги. Здесь мы слезли и, перейдя перевал пешком, пришли к станции узкоколейной Сучанской железной дороги. На станции уже стоял пассажирский поезд. Следуя за нашим проводником, мы все сели в тот вагон, куда сел и он.
До отправки мы соблюдали конспирацию, но как только поезд тронулся, познакомились с нашим проводником. Пока ехали до ст. Бархатная, где нам нужно сходить, мы уже кое-что узнали от проводника о Сучанском партизанском отряде.
Путь от ст. Бархатной шел по проселочной дороге.
День начинался погожий, ясный. На небе ни облачка. Виднелись подснежники, ранние цветы, зелень. Слышалось пение птиц. Дышалось легко.
Как-то не верилось, что сегодня мы будем в партизанском отряде.
Дорогой нам скучать не пришлось. Саша Фадеев занимал нас разными рассказами, анекдотами.
Так незаметно, разговаривая, мы подошли к окраине деревни Казанка, что на правом берегу реки Сучан.
Неожиданно для нас из придорожных кустов раздался окрик: «Стой! Руки вверх!» И тут же показались два человека с винтовками и подсумками на ремнях.
На головных уборах выше козырька у них были нашиты красные ленточки. Это нас успокоило.
Один из них предложил следовать на заставу. Мы только тогда окончательно опомнились, когда вошли в помещение заставы.
Объяснив начальнику заставы, кто мы, откуда прибыли и куда направляемся, попросили его переправить нас через реку Сучан в штаб отряда.
Начальник позвонил в штаб отряда. Рассказал о нас все, что ему было известно из наших слов, затем приказал одному из партизан переправить нас в штаб отряда, расположенный в деревне Фроловка.
Через час мы уже были в штабе Сучанского партизанского отряда.
Всего только два дня назад мы с оглядкой ходили по улицам Владивостока, рискуя быть схваченными, а тут совсем иной край, другой воздух и дышится совсем по другому. Это наш, Советский край.
Через несколько минут в школу, где помещался ревком и штаб отряда, набралось много народу. Здесь оказалось несколько товарищей, которых мы знали еще по Владивостоку, в частности Тамару Головкину. Почти до утра проговорили о Владивостоке.
Через несколько дней штаб отправил трех ребят в отряд — на фронт. Меня оставили пока при штабе, поручив выпускать газету.
Саша Фадеев — Булыга — штабом отряда был направлен в сторону Хабаровска для установления связи с оперирующими там партизанскими отрядами.
С этого момента я потерял связь с Сашей Фадеевым.
Прошли года. И вот в 1931 году, после столь долгой разлуки, мне посчастливилось встретиться с А. А. Фадеевым. Произошло это так.
Я учился тогда в Ленинградском институте механизации и электрификации сельского хозяйства.
В июне или июле 1931 года я узнал от проживающих в Ленинграде дальневосточников о том, что на днях в филармонии состоится наш вечер воспоминаний, на котором в числе других выступит писатель А. А. Фадеев. Он прочтет главы из своей книги «Разгром».
Этому известию я был несказанно обрадован. Я снова встречусь с другом своей юности Сашей Фадеевым!
Вот и наступил долгожданный день, когда назначен наш вечер воспоминаний!
День этот для меня показался целым годом. Я злился на то, что день так долго тянется. В филармонию пришел одним из первых.
Я с громадным нетерпением ждал выступления А. А. Фадеева. Наконец на сцену выходит Фадеев!
В зале поднялась шумная, долго не смолкающая овация и крики приветствия. Присутствующие стоя приветствовали своего товарища, бывшего партизана.
Эта сцена сохранилась в моей памяти со всеми мельчайшими подробностями.
На нем была черная гимнастерка со светлыми пуговицами, такого же цвета брюки галифе, широкий офицерский ремень и сапоги.
Пока зал приветствовал Фадеева, он, улыбаясь, стоял около небольшого круглого столика с книгой в левой руке, и как только в зале наступила тишина, Фадеев сел и начал читать.
Я настолько был поглощен мыслью о предстоящей беседе с Фадеевым, что даже не заметил, как он кончил читать.
В зале снова поднялась овация.
Тут я не вытерпел и побежал на сцену. Я совсем забыл о том, что нахожусь на виду, в общественном месте, и громко закричал: «Здорово, Саша!» — и бросился к нему. Мы крепко обнялись и поцеловались.
Придя в себя, мы отошли в сторону и стали наперебой расспрашивать друг друга о Владивостоке, об общих знакомых и т. д.
Расставаясь, мы оба позабыли дать друг другу адреса.
И только в начале 1946 года из центральных газет я узнал, что А. А. Фадеев находится в Москве. Я написал ему письмо в адрес Союза писателей СССР. Через месяц-полтора получил ответ, и с этого дня мы с ним переписывались до последних дней его жизни.
Впоследствии, бывая у Фадеева, я каждый раз видел на его письменном столе горку писем из разных мест нашей страны.
Ему писали его коллеги, старые и особенно молодые писатели, желающие получить от него товарищеские указания по волнующим вопросам, а также писали избиратели о своих нуждах, как своему депутату.
Вот что он пишет в одном из своих писем 31 августа 1947 года:
«Дорогой Гриша!
Не обижайся на меня за то, что я иногда месяцами не отвечаю на твои письма, это объясняется исключительной занятостью. Этот год был трудным для меня. В Союзе писателей у нас коренная перестройка, работы так много, что спишь 5—6 часов в сутки. Я очень много, кроме того, был в разъездах: был в Чехословакии, в Англии, ездил в Латвию, болел. Если учесть всю мою служебную переписку и большое количество депутатских писем, у меня почти не остается времени на личную переписку».
В этом же письме А. А. Фадеев, отвечая на мой вопрос, дает такой дружеский совет:
«Я лично, опираясь на собственный опыт и на опыт других литераторов, как начинающих, так и «кончающих», не советовал бы тебе бросать работу и приниматься за литературные дела до тех пор, пока ты не напечатаешься и не только будешь уверен в собственных творческих силах, но и получишь общественное признание. Литературный труд обманчив: всякий пишущий человек, от самого маленького до самого крупного, не имеет ясного представления о собственных способностях, часто склонен их преувеличивать, хотя и не менее часто переживает горькие муки сомнения. Вот почему я просил тебя и раньше и прошу теперь прислать мне все написанное тобой.
Я дам тебе подробный разбор твоих рукописей, можешь не сомневаться, ответ мой будет дружественным и прямодушным».
И он действительно очень подробно познакомился с моими рукописями и разобрал их.
3 ноября 1955 года я получил от Саши Фадеева большое письмо, датированное 28 октября того же года.
Я написал ему ответ.
Но вот 13 мая 1956 года утром радио сообщило не только для меня, но и для всех, кто знал А. А. Фадеева, печальную весть о его трагической смерти.
Эта смерть вырвала из наших рядов одного из крупнейших писателей нашего времени, известного своими произведениями не только народам Советского Союза, но и всем честным людям мира.