ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Через линию фронта. — Знакомство с Витебском. — О чем рассказывали донесения. — Домик на Тракторной улице. — Почему нарушилась связь? — Трагедия.

По лесной дороге ехала телега, в которую была впряжена крепкая лошадь. На телеге лежала кладь. Транспорт сопровождали одетые по-крестьянски женщины, среди которых были совсем молоденькие девушки.

— Давайте споем! — предложила одна из девчат. Звали ее Дуся Суранова. Не дожидаясь ответа, она громко затянула:

По военной дороге

Шел в борьбе и тревоге

Боевой восемнадцатый год…

Песню подхватили остальные. Она вспугнула тишину пустынного осеннего леса, придала силы и бодрости женщинам. За первой песней последовала другая, третья.

…Недолго прожила Вера в Пермской области. Ее неудержимо потянуло к партизанам, мстить врагу за поруганную Родину. Никакие уговоры и доводы родных, товарищей не помогали. В конце концов ей удалось добиться своего. Вере поручили создать в оккупированном Витебске партийное подполье. Ядром подполья должна была стать группа, которая и продвигалась с песней лесной дорогой в район расположения Витебской партизанской бригады, которой командовал Михаил Федорович Бирюлин.

У Веры были документы на имя Анны Сергеевны Корниловой. Она взяла себе псевдоним подпольщицы, составленный из имен дочери и сына, фамилии мужа-героя. Так, уходя выполнять задание партии туда, где каждую минуту подстерегала смертельная опасность, патриотка постоянно чувствовала рядом с собой самых близких ей на свете.

Наряду с молодежью в группу входили белорусские коммунистки: Софья Сергеевна Панкова, Мария Степановна Яцко и Анна Петровна Иванькова. Прежде чем отправиться за линию фронта, патриотки собрались в прифронтовых деревнях на стыке Калининской и Смоленской областей. В одной из них находился Витебский обком партии.

В тыл врага группа Веры Хоружей прошла через так называемые «Витебские ворота». Примечательна их история. Ворота образовались между городами Усвяты и Велиж в результате операции, которую провели в январе тысяча девятьсот сорок второго года войска Калининского фронта совместно с витебскими, калининскими и смоленскими партизанами. Эти «ворота», протяжением до сорока километров, на флангах держались нашими частями и партизанами. Лишь в сентябре фашистам с большим трудом удалось оттеснить партизан от линии фронта и закрыть брешь в своей обороне. Но всю весну и лето через «Витебские ворота» шло снабжение белорусских партизан оружием и боеприпасами, осуществлялась живая связь. Витебские партизаны очистили от оккупантов значительную территорию родной области. Среди населения освобожденных районов была проведена запись желающих сражаться в рядах Советской Армии. Пятитысячная колонна добровольцев прошла через «ворота», чтобы встать на защиту Родины.

То было время, когда развертывалась великая битва на Волге. В тылу врага усиливался накал партизанской войны, активизировалась деятельность подпольных партийных комитетов. Чем жарче шли бои у Волги, тем сильнее наносили белорусские партизаны удары по коммуникациям и опорным пунктам противника. В августе — октябре они пустили под откос вражеских эшелонов в три раза больше, чем за весь первый год войны.

…Группа Хоружей все дальше и дальше углублялась в витебские леса, не встречая ни одного фашиста. Эти места значились на картах германского командования как завоеванные, но оккупанты боялись сюда нос сунуть. Здесь советские люди ходили не таясь: территорию контролировали партизаны. Уже прошли Заполье, Сазаны, Будницу, Штаново, Плоты. Скоро и торфоразработки, а там рукой подать до штаба бригады. По пути партизанки повидали немало белорусских деревень и хуторов, дотла сожженных гитлеровцами в первую военную зиму. Часть жителей разбежалась, другая бедствовала, живя в землянках.

— Вот они, «новые порядки» фашистов! — кипела Вера, глядя на ряды торчащих обгорелых труб.

Страшной болью щемило сердце при виде полуголых, исхудавших ребятишек. Лаская двух малышей, несмело вышедших из землянки — около нее остановились на отдых партизанки, — Вера задумалась. Вспомнилось расставание с детьми, матерью, сестрой. Когда Вера объявила о своем отъезде на фронт, Надя возмутилась:

— Как же ты поедешь? Ты мать, имеешь обязанности перед своими детьми! Разве ты так мало любишь Аню и Сережу?

— Я их люблю больше своей жизни, но пойми, сестрица моя родная, я же не только мать, я коммунистка. Разве я имею обязанности только перед моими двумя детьми? А миллионы других — белорусских, украинских, литовских, эстонских детей, которых пытают фашисты, бросают живыми в огонь, закапывают в землю? Кто же должен их спасти? Разве перед ними нет у меня обязанностей? За всех детей на свете отвечает коммунистка. И, наконец, что будет с моими, с твоими детьми, если мы не победим, не прогоним фашистских оккупантов?

А вот старая мать сразу оценила поступок своей беспокойной дочери:

— Делай, доченька, так, как тебе приказывает совесть. А о своих малютках не кручинься, вырастим. Только возвращайся живая…

Штаб партизанской бригады и горком партии находились в восьми-десяти километрах от Витебска. Стояли в ближайшем лесу, за Западной Двиной. Хоружая сразу же начала готовиться к подпольной работе в городе. Там действовало несколько групп, связанных с лесом. Кроме того, у партизан имелись на учете десятки надежных товарищей. Их нужно было перепроверить и привлечь к активной работе. Все это предстояло выполнить Вере и группе подпольщиков.

Первыми в Витебск пошли Дуся Суранова и Тоня Ермакович. Их повела Клава Болдачева, носившая партизанское имя «Береза». Через два дня Болдачева и Ермакович благополучно вернулись, а Суранова осталась у своего дяди, чтобы подыскать Вере Хоружей надежную квартиру.

Тем временем Вера закончила подготовку к сложной работе в условиях фашистской оккупации, где за каждый промах неминуемо пришлось бы расплачиваться жизнью. Было установлено несколько вариантов шифра для переписки. Отобрано более ста адресов. Выработаны действия связных между городом и лесом. Вере все это пришлось запоминать, записывать было нельзя. И вот 1 октября Тоня Ермакович повела Веру в Витебск.

В ночь после ее ухода советская авиация бомбила районы скопления фашистских войск в городе. 3 октября Тоня доставила от Веры первое письмо:

«Пока ей тут делать нечего. Пусть она придет в следующее воскресенье. Обстановка очень сложная. Много нового, интересного. Немцы переносят все под землю. Под городом строятся капитальные сооружения… Результаты вчерашнего налета еще неизвестны. Сообщу. Почва для работы подготовлена прекрасно. Как я рада, что я уже здесь».

С этого дня в штаб партизан через связных регулярно стали поступать донесения Веры Хоружей. Ее наблюдательность, непосредственное общение с людьми давали богатейший материал о городе, изнывающем под пятой оккупантов. Характерным для стиля донесений Веры являлись их конкретность, уменье в отдельных жизненных фактах видеть существо дела, вовремя раскрыть общую картину положения.

Уже в третьем своем письме от 18 октября она сделала следующие принципиальные выводы о настроениях населения: «…Сегодня главное — это все общая безграничная ненависть к немцам… Многие думают, что теперь вести борьбу невозможно и нецелесообразно ввиду верной гибели. Что борьба будет иметь смысл тогда, когда приблизится Красная Армия. Но страшная действительность корректирует эти взгляды и заставляет действовать сегодня».

В донесении сообщалось, что накануне ночью «нечаянно» столкнулись два поезда. На лесозаводе № 13 и фанерной фабрике, выполняющих срочные военные заказы, систематически ломаются станки. На строительстве укреплений вдруг обвалилась земля, задавило солдата-конвоира.

Вера поселилась в небольшом доме на Тракторной улице, 4, в семье Воробьевых, где главенствовала замечательная русская женщина, 73-летняя советская патриотка Мария Игнатьевна, которую все любовно звали бабушкой Машей. С ней жили сын, коммунист, Василий Семенович, его жена Агафья Максимовна и двое их детей. Воробьевы радушно приняли Веру, активно помогали в ее работе. В доме снимала угол кандидат в члены партии Анна Васильева, работавшая поваром.

На этом же участке стоял еще один дом. В нем жила дочь Марии Игнатьевны Зинаида Семеновна с мужем Сергеем Даниловичем Антоновым и дочерью Валентиной. Эта семья также была вовлечена Верой в антифашистскую деятельность.

Каждый день на улицах города, в общественных местах гитлеровцы проводили облавы, а ночью устраивали массовые обходы по домам, проверяли документы у всех жильцов. Вовсю велась антисоветская пропаганда. В такой обстановке Вера ходила по адресам: выявляла людей, налаживала связи. Она внимательно слушала, что говорили прохожие на улицах, осторожно вступала в разговоры. Все видела, все запоминала, оставаясь в тени.

Однажды, как только стемнело, раздались оглушительные взрывы. Застучали зенитки. Дом сотрясался от ударов. Наскоро одевшись, все выбежали во двор. По небу метались лучи прожекторов. Заглушая пальбу, высоко в небе гудели самолеты. Они летели поодиночке, через короткие интервалы. Свист бомб, взрывы. Взметнулось пламя пожаров.

— Летите, летите, родненькие, — взволнованно подбадривала бабушка Маша летчиков, как будто они могли ее услышать.

Несколько лучей «схватили» бомбардировщика. На крыльях блеснули и погасли красные звезды. И сразу к нему потянулись светящиеся трассы. В отсветах лучей видны были разрывы снарядов.

— Поднимайся вверх, золотце мое! — переживала старушка. Самолет вдруг сделал маневр, и лучи потеряли его. Советский бомбардировщик вышел из опасной зоны.

— Ушел, ушел, соколик!

А через два дня связная принесла в лес от Веры донесение: «Разрушен и сожжен штаб дивизии. На аэродроме сгорел склад снарядов и два самолета. Бомбы попали в офицерский дом, в офицерскую столовую, на полотно железной дороги возле полоцкого виадука… Почему мало бьют аэродром? Теперь там постоянно 60–70 самолетов. Возле сгоревших домов лежат прикрытые соломой горки снарядов (несколько десятков). Надо скорее бомбить бомбохранилище (вместимостью до 700 бомб), потому что его хотят рассредоточить».

Полученные от Веры данные обрабатывались, затем передавались по радио на Большую землю. И снова ночью дрожала земля в Витебске.

6 ноября Клава Болдачева доставила в отряд очередное донесение Веры. Связная прошла в лес с огромным трудом. Несколько раз нарывалась на патрули. Такого еще не бывало. Видимо, оккупанты приняли энергичные меры, боясь активизации партизан в связи с наступающим Октябрьским праздником. Вскоре до отряда дошли тревожные сведения о массовых арестах «подозрительных», о провале нескольких подпольщиков.

Командование отряда решило послать в город на помощь Вере Софью Панкову. Сопровождавшая ее Клава Болдачева должна была немедленно вернуться и сообщить о том, что происходит в Витебске.

Прошли все сроки, а связная как в воду канула. Тогда в город направили Анну Иванькову со связной Любой. На другой день Иванькова принесла страшную весть: Вера Хоружая и вся семья Воробьевых арестованы.

Что же произошло с группой Веры Хоружей?

В то самое время, когда Клава Болдачева, миновав патрули, входила в партизанский лес, в домик на Тракторной улице ворвались полицаи. Они схватили и увезли находившихся в нем Марию Игнатьевну, Веру Хоружую, Дусю Суранову, Агафью Воробьеву и Анну Васильеву. На работе был арестован Василий Семенович. В доме полиция оставила засаду. К ней в лапы попали Софья Панкова и Клава Болдачева. Недели через две из полицейского участка вернулась Анна Васильева. Она осталась жить ценой предательства.

Когда через несколько дней Иванькова пришла в дом на Тракторной улице и постучалась, как было условлено, за дверью раздался женский голос:

— Кто там?

— Я к бабушке Маше на примерку, — ответила Иванькова. Это был пароль.

Дверь отворилась. На пороге вместо ожидаемой старушки стояла женщина средних лет. То была Васильева.

— Входите, входите! — заговорила она. — Марии Игнатьевны дома нет. Посидите, обогрейтесь, а я мигом за ней сбегаю.

Ничего не подозревавшая Иванькова присела. Васильева накинула на себя пальто и выскочила на улицу. Почти тотчас же из соседнего дома через двор прибежала дочь Марии Игнатьевны — Зинаида Семеновна. С плачем она бросилась к пришедшей:

— Уходите скорее отсюда! Все арестованы, и бабушка, и партизанки… Уходите, она отправилась за полицаями.

Иванькова стремглав выбежала.

— Быстрее, все арестованы! — прошептала она ожидавшей на улице связной.

Куда идти? У Любы в городе были старые знакомые. Поспешили к ним. Здесь провели тревожную ночь, а с утра стали пробираться к своим, в лес.

После мучительных допросов в декабре расстреляли семью Воробьевых и Клаву Болдачеву. Как расправились фашистские палачи с Верой Хоружей и остальными ее товарищами, не установлено. Известно, что никто из подпольщиков ни в чем не сознался, не выдал партизанской тайны. До нас дошло показание: когда после одного из допросов уводили всю избитую, окровавленную Веру, она крикнула в лицо извергам:

— Да здравствует Родина!

После этого никто не слыхал голоса замечательной советской патриотки. Может быть, мы еще и узнаем продолжение героической трагедии, разыгравшейся в конце 1942 года в застенках оккупированного Витебска.

* * *

В Москве, неподалеку от сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, между Новым и Старым шоссе приютился поселок небольших домов. В этом уютном уголке столицы в 1948 году правительство Белоруссии построило небольшой дом — дар семье Веры Хоружей.

К Хоружим лучше всего приходить поздно вечером, тогда наверняка застанешь семью в сборе. Ведь все ее члены трудятся, у каждого и дел и хлопот много. Василий Захарович — агроном-педагог, Надежда Захаровна работает в районной поликлинике медицинской сестрой, Любовь Захаровна — учительница.

Семья сдержала слово, данное Вере: вырастила ее детей. В памятном сорок втором году Надежда Захаровна выкормила грудного Сережу.

Теперь он студент физического факультета Московского государственного университета.

Вместе со всеми живет и дочь Веры — Аня. Она сама уже мать, растит маленькую дочурку Верочку. Аня закончила Тимирязевку и сейчас ведет научную работу.