ГЛАВА 38 Болезнь старца Исаакия — Любящее сердце — «Я вижу, ты очень брезгливый» — «Блаженненький» — Каверны зарубцевались

ГЛАВА 38

Болезнь старца Исаакия — Любящее сердце — «Я вижу, ты очень брезгливый» — «Блаженненький» — Каверны зарубцевались

В начале осени отца Исаакия расшиб паралич. Повредилась вся левая часть тела. Левый глаз покраснел от внутреннего кровоизлияния. Видя беспомощность старца, пчеловод сделал ему костыль, с помощью которого он смог передвигаться. После апоплексического удара пустынник уже не мог обойтись без помощника.

Все понимали: такая же участь, по попущению Божию, может постигнуть любого из них. Каждый знал, что Священное Писание учит: Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить (Мф. 7,9). Но никто не осмелился предложить старцу свою помощь, понимая, что этот крест превышает силы любого жителя пустыни. И только один больной брат, истинный раб Божий, человек любвеобильнейшего сердца, решился взять этот крест на себя. Он прежде всего перевел отца Исаакия из его тесной келейки в церковь, устроил там широкую лежанку, положил на нее разное тряпье и сделал постель с изголовьем. А для себя притащил из леса два толстых чурбака и затем принес каштановую доску-пластину, шириной чуть больше двадцати сантиметров, с острым сучком, и положил ее на чурбаки таким образом, чтобы сук этот будил его ночью для ухода за старцем. Вечером, закончив молитвенное, он ложился спать на эту узкую с сучком доску в одежде, не разуваясь. Какой-то брат однажды принес ему из города огромные лыжные ботинки с выгнутыми вверх носками, и он никогда не снимал их. Так проходили дни, недели, месяцы. Отец Исаакий в последнее время начал часто и много отхаркиваться. Больной подыскал большую жестяную баночку из-под консервов и подставлял ее старцу днем и ночью. Помогал сходить по нужде, умывал ему лицо, простирывал одежду и нательное белье, варил пищу, пек хлеб. Когда не удавалось испечь хлеб, размачивал старцу сухари.

Отец Исаакий уже потерял все зубы. Как-то раз, разжевывая деснами пищу, он ощутил, что сухарь недостаточно размок. Вынул его изо рта и держал в руке, не зная, куда положить. Больной взял сухарь и положил на стол. Через минуту — то же явление. После обеда на столе оказалась целая горсть неразмокших сухарей. Старец указал на них пальцем, думая что брат выбросит их птичкам. Но больной сгреб сухари со стола себе в ладонь и съел. Отец Исаакий удивленно посмотрел на него, ничего не сказав.

Однажды пчеловод зашел в церковку, когда страдальцы обедали. Больной брат упросил пустынника разделить с ними трапезу.

Во время обеда старец кашлянул и захотел сплюнуть. Больной быстро поднял с пола баночку-плевательницу и подставил отцу Исаакию. Тот сплюнул. После этого брат поставил ее рядом со старческой миской.

— Зачем же ты эту банку поставил на стол? — спросил пчеловод.

— Да чтобы батюшке удобнее плевать было, — ответил больной…

Обратив внимание на исказившееся лицо пчеловода, он спокойно, без раздражительности, заметил:

— Я вижу, ты очень брезгливый.

Пчеловод, не доев похлебку, поспешно вышел из церкви.

После ухода из пустыни некоторых братьев появились трудности в доставке провианта с берега озера. И тогда, по необходимости, больной брат, помимо ухода за старцем, стал ходить к приозерным монахиням за продовольствием.

Удивительно, что отец Исаакий не испытывал к своему благодетелю особой благодарности. Он даже не знал, как его зовут, и за глаза называл по-своему: «блаженненький». А простодушный пустынник ничуть не обижался… Надо заметить, что старец не знал по имени и других насельников второй поляны, за исключением одного лишь о. Илариона.

А больной брат впоследствии без всякого лечения исцелился в почти невыносимых условиях пустыни от своей долголетней болезни: обе каверны в легких зарубцевались. Над ним сбылось изречение святых Отцов: «Кто себя не жалеет — того Бог жалеет…»