ГЛАВА 35 Спрятанные продукты — Рассказ старца о Колике — Кулаком по скупе — Благочиние нечестивцев — «Вы — хуже рецидивистов» — Вот так «постницы»! — Предостережение старца Исаакия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 35

Спрятанные продукты — Рассказ старца о Колике — Кулаком по скупе — Благочиние нечестивцев — «Вы — хуже рецидивистов» — Вот так «постницы»! — Предостережение старца Исаакия

Ленивец и послушник, из новопришедших братьев, были «одного духа» и неразлучны: где один, там и другой. Когда присылалось что-либо из города благодетельными христианками для больного брата или других братьев, они, опережая всех, приходили в приозерные кельи, забирали все лучшее и поспешно уносили к себе. Как выяснилось вскоре, эти «великие подвижники» прятали сумки с продуктами в укромном месте, на которое случайно натолкнулся брат, живущий в дупле, и рассказал об этом обитателям второй поляны.

Однажды, в день полиелейного праздника, братья собрались в своей церкви для богослужения, а после службы уселись возле старца Исаакия, прося его рассказать что-нибудь на пользу души. И он стал рассказывать:

— Много лет назад, в годы моей молодости, я жил в Драндском монастыре. Но вот пришла година испытаний. Обитель закрыли. Нескольких монахов, в том числе и меня, арестовали и посадили в тюрьму. Впоследствии, когда из Москвы пришел приговор спецсовещания тройки ОГПУ, нас этапировали на золотые прииски далекой Колымы…

Работая на золотоносном полигоне, мы перевыполняли дневные нормы по намывке золота. За это нам ежемесячно выплачивали так называемое премвознаграждение, разумеется в мизерной сумме. И вот эти ничтожные рубли у нас той же ночью, а то и днем наполовину отнимали воры-рецидивисты. Однажды, собрав обычную дань, они накупили за пределами зоны кто что смог: один принес колбасы, второй тайно пронес через вахту литровую бутылку спирта, третий — рыбные консервы, четвертый — сливочное масло. Все это они приносили в барак и складывали на столе. Один из них сумел достать килограмма три яблок. Он принес их в большом кульке и тоже положил на стол. Потом достал из кулька одно яблоко и только надкусил, как вдруг стоявший рядом товарищ ударил его наотмашь по скуле, да так сильно, что яблоко вылетело изо рта и покатилось по полу.

Наступило минутное молчание. Все с недоумением смотрели на происходящую сцену. Ни с того ни с сего во время дружеской беседы один рецидивист нанес удар другому. Они стояли друг против друга, как враги. Потерпевшего звали Иваном, а того, кто ударил, — Николаем. После короткой паузы ударивший спросил:

— До тебя дошло или не дошло? Может быть, тебе еще раз подвесить?

— Не пойму, Коля, за что ты меня ударил? — вкрадчиво, но с угрозой ответил Иван.

— Ты, — ответил Николай, — гад! Соберутся все братья-воры. Сядем за стол всей нашей воровской семьей, выпьем, закусим, повеселимся. А ты что творишь, негодяй?!

Стоявший недалеко от стола уже состарившийся вор-рецидивист, по кличке «Паша-зверь», указал рукой в сторону Ивана и бросил:

— Это не вор, а хулиган!

Иван, изменившись в лице, уже смиренным тоном сказал:

— Прости, Коля, я это сделал спроста, не подумав.

— Так вот знай впредь, — ответил тот, — среди нас такого не заведено!

Однако сам Николай ничего не принес на общий стол. Когда собралась вся шайка — девять человек, они принесли с кухни ведро супа и огромную миску. Поставили все это на стол и разместились вокруг на скамейках. Николай вынул из кармана маленький стаканчик, распечатал бутылку спирта и стал этим стаканчиком разливать спирт по кружечкам, стоявшим на столе перед каждым членом их общины. Сначала налил по стаканчику. Глянул на бутылку, там осталось чуть больше одной трети. Тогда добавил еще по полстаканчика. В бутылке еще что-то оставалось. Вылил остаток в стаканчик и по капельке всем поровну разлил по кружечкам. Выпив спирт, они стали есть ложками суп из огромной миски — благочестиво, ничуть не опережая один другого. И поровну делили все, что лежало на столе, как родные братья одной семьи.

Какое же все-таки это глубокое понятие — «братство»! Вспоминая этот случай, я и поныне удивляюсь благочинию, которое увидел среди этих презираемых, отверженных миром людей. Им не была чужда и своеобразная справедливость. Хотя, казалось бы, ее совсем нельзя было ожидать от воров-рецидивистов…

И вот если беспристрастно сопоставить их братство с нашим, мы увидим, стыдно признаться, что значительно отличаемся от них в худшую сторону. А ведь нам даны такие обетования Божии: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2,9). Мы призваны к вечной жизни во Христе Иисусе! А что ожидает тех — не ведущих Бога?… Казалось бы, в первые века христианства, когда обильно изливалась Божественная благодать, должно было царить идеальное благочиние. Но, увы… Апостол Павел в своем послании обличает Коринфян: вы собираетесь так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих? Что сказать вам? похвалить ли вас за это? Не похвалю (1 Кор. 11,20–22).

А что сказать о наших — последних временах?! В одном из мужских монастырей я наблюдал такую картину: иеромонах, отслужив панихиду, взял со стола большую банку паюсной икры, содержимым которой можно было бы порадовать на праздник всю монастырскую братию, прихватил также рыбные консервы, шпроты, банки со сгущенным молоком и прочее. Отправляясь со всем этим добром в свою келью, он, кивнув на ходу на жалкие остатки, приказал:

— А это несите на общую трапезу.

Жаль, что не было там монаха, который, подобно тому Николаю, подвесил бы ему по скуле так, чтобы у того все из рук посыпалось. Может быть, после такого вразумления он понял бы, что значит братство и долг благочиния.

Нам, христианам, заповедана братская любовь. Мы же, пренебрегая этим, живем жизнью нечестивцев. Какие же мы «братья», да к тому же еще и «возлюбленные», судя по нашим поступкам?!

Не меньшее безобразие творится и в женских монастырях, где игуменьи–«постницы» не появляются даже в сестринских трапезных, потому что им на кухнях готовятся изысканные блюда для так называемого игуменского стола. И они едят отдельно от своих чад. Это вошло уже в обычай. И насельницы свыклись с этим ханжеством, считая его нормальным явлением. В Одесском женском монастыре среди монахинь проживал Христа рада юродивый Иван Петрович. Видя это нечестие, он однажды забежал на кухню, схватил с плиты кастрюльки, где готовилась лакомая пища для игуменьи с казначейшей, и сказал:

— Это варится не для людей, а для свиней.

Вышел и выбросил кастрюльку в помойную яму, обличив своим поступком игуменью, «великую постницу», вместе с казначейшей.

Несколько помолчав, отец Исаакий добавил:

— Не оказаться бы и нам, братья, за свои поступки в числе двуногих свиней, которым Господь когда-то скажет: Не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня, все делатели неправды (Лк. 13,27).