А. Михеев ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ
А. Михеев
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ
В. В. Журавлев
Пожелтевший листок фронтовой газеты от 23 июля 1942 года. Скупые строчки рассказывают:
«Советский самолет был подожжен огнем зенитной артиллерии противника. Пламя все больше распространялось, обжигая лица отважных летчиков, машина теряла управление. Гибель была неизбежной. Тогда летчик Дивиченко принимает решение. С бреющего полета он направляет горящий самолет в проходившую по дороге колонну автоцистерн с горючим. Взрыв потряс воздух. Немцы дорого заплатили за жизнь четверых советских патриотов. Родина никогда не забудет имена героев-комсомольцев летчика Дивиченко, штурмана Журавлева, стрелка-радиста Мысикова, воздушного стрелка Ежова, отдавших свою светлую жизнь во имя победы над озверелыми гитлеровскими оккупантами».
А вот что сообщало Совинформбюро о боевых делах Дивиченко и его товарищей, повторивших подвиг Гастелло.
«При налете на аэродром противника самолет был подбит вогнем артиллерии и одновременно атакован истребителями. Десять самолетов было уничтожено нашими летчиками при налете на этот аэродром».
Армейские газеты пестрели заголовками: «Бессмертный подвиг летчиков Дивиченко, Журавлева, Мысикова и Ежова», «Их имена Родина никогда не забудет», «Огненный таран четырех смелых», «Подвиг четырех комсомольцев».
Вскоре стало известно, что во время тарана погиб лишь стрелок Ежов, а остальные члены мужественного экипажа остались в живых. Об этом легендарном подвиге летчиков-комсомольцев рассказала в передовой статье «Комсомольская правда» от 7 августа 1942 года. В ней есть такие строки:
«Когда-нибудь об этом подвиге народ сложит легенды, и они будут жить долгие века, как живут в народе былины о русских богатырях. Словно символ великой стойкости предстанет этот подвиг перед нашими внуками и будет вечно напоминать потомкам: учитесь у них».
Это им тогда Демьян Бедный посвятил свое стихотворение[3].
В бензиновый бак вогнал снаряд фашист проклятый,
Бомбардировщик наш, весь пламенем объятый,
Его геройский экипаж
Направил, совершив предсмертный свой вираж,
На вражий эшелон автоцистерн с горючим.
Взрыв. Вопли. Бомбовой обрушен метко груз.
Фашистским гадинам очковым, злогремучим,
Утехой было бы: погиб и страшный «рус»!
Но вихревым толчком могучим —
Фашистской сволочи назло —
Горящий самолет в тыл вражий отнесли.
Из четырех бойцов в живых осталось трое.
Со скорбью о своем товарище-герое
Они сквозь вражий фронт пробились в свой отряд.
Глаза их молодой отвагою горят.
Узнали об этом подвиге и в Златоусте. Ведь штурман Владимир Журавлев жил и учился в Златоусте, здесь, как в шутку говорит он, более сорока лет назад началась его «летная карьера».
— До 1932 года я с родителями жил в Златоусте, — рассказывает Владимир Журавлев, ныне заслуженный штурман-испытатель СССР. — Мне было одиннадцать лет, когда энтузиасты «летного дела» восстанавливали где-то раздобытый старинный биплан «Авро», и я, горевший желанием полетать, решил помочь им. Достал крылья и хвостовое оперение дореволюционного «Фармана», которые валялись на чердаке бани. После продолжительных наших трудов и стараний «Авро» был готов. Мне разрешили участвовать в рулежке на пруду (это было зимой), во второй кабине. Летать нам, конечно, категорически запретили, но позже мы все же полетели и… наш самолет разбился. Высота была небольшая и «летчики» (в том числе и я) отделались испугом и легкими травмами. Вот таков был финал моей первой попытки летать.
* * *
Началась Великая Отечественная война. Журавлева направили на тыловой аэродром, где летчики обучались управлению авиационной техникой. Николай Дивиченко, командир экипажа, оказался хорошим боевым товарищем.
— Мы должны так владеть техникой, чтобы в любой обстановке выходить победителями из боя, — часто повторял он.
…Наконец, пришел долгожданный приказ. С аэродрома тяжело поднимаются бомбардировщики. В воздухе и экипаж Дивиченко. Штурман Журавлев прокладывает боевой курс к цели.
— Пересекли линию фронта! — доложил он.
— Открыть люки! Приготовиться! — послышалось в наушниках.
Это командует штурман группы лейтенант Дымо. От ведущего самолета отрывается бомба и стремительно несется вниз. Преодолев волнение, Владимир тоже открывает люки, сбрасывает бомбы.
— Прямое попадание!
На следующий день получено новое задание.
— Обнаружен аэродром «мессершмиттов» — сказал командир дивизии Антошкин. — Аэродром хорошо охраняется зенитной артиллерией и самолетами. Первым к аэродрому пойдет звено младшего лейтенанта Минеева. Чтобы отвлечь внимание гитлеровцев, машины пойдут до цели на малой высоте.
К взлету все готово. Экипажи воздушных кораблей выстроены возле машин.
— Вы получили очень ответственное задание, — обратился к летчикам комиссар полка Черноусов. — Прорваться к аэродрому и уничтожить его, показать пример всему полку, что для комсомольцев нет преград, когда дело идет о свободе нашего народа, нашей Родины!
Бомбардировщики поднялись в воздух. Наступило утро 21 июля 1942 года.
— Под нами Ольховка! — послышался в наушниках голос младшего лейтенанта Минеева.
— Скоро будет Марьевка, — определил Владимир Журавлев, делая пометку на карте. — Остались считанные километры.
В условленное время звено лейтенанта Минеева появилось над целью. Немцы, видимо, поняли замысел наших летчиков. Несколько истребителей погнались за советскими самолетами, а остальные остались охранять аэродром.
— Подходим к Марьевке! — известил Журавлев.
Рядом, за бортом, послышался хлопок взрыва зенитного снаряда. Потом еще и еще… Вспыхнул самолет Минеева: прямое попадание.
— Прорвемся, хлопцы! — услышал Журавлев в наушниках шлемофона голос своего командира.
— Нас атакуют истребители! — сообщил радист Мысиков.
Два «мессершмитта» неслись на советский бомбардировщик. Забил пулемет. Это радист Мысиков открыл огонь по немецким истребителям. И вдруг левое крыло краснозвездного самолета вспыхнуло ярким пламенем.
— Сколько до цели? — спросил Дивиченко у Журавлева.
— Восемь километров.
— Выводи точно на стоянки! — голос Дивиченко был спокойным. — Погибать — так и врагам не жить! — решительно сказал он.
Журавлев сбросил верхний аварийный люк и переложил карту из планшета за ворот гимнастерки. Потом стал освобождаться от подвесной системы парашюта.
— Выходим на цель, — крикнул он и открыл бомболюки.
Смертоносный груз оторвался от самолета и стремительно полетел вниз. Немецкий аэродром был забит самолетами. Сверху они казались игрушечными. «Мессершмитты» стояли плотно друг к другу, в несколько рядов.
Мысиков и Ежов не отрывались от пулеметов. А пламя уже охватило всю машину…
— Ребята! — крикнул Мысиков — Ежов убит. Я горю! Продолжаю огонь!
Судорожно хватая воздух, Журавлев продолжал бомбить аэродром. Сжимая штурвал, Дивиченко пристально всматривался в какую-то точку на земле.
— Хлопцы! — голос его сорвался. — Тараню-ю…
Машина резко теряла высоту. Метались в угаре гитлеровцы: прямо на них летела огненная лава.
— Коля! — крикнул Журавлев. — Бросаю последние две бомбы. Прощай, дружище!
Дивиченко не слышал его слов. Он видел стремительно приближающиеся верхушки деревьев. Видел дорогу, по которой только что подошли к аэродрому бензовозы.
У самой земли от горящего самолета отрываются еще две бомбы. Страшный взрыв потряс землю. Это рвались машины с горючим. Мощная взрывная волна подбросила горящий бомбардировщик и, словно щепку, выбросила за аэродром. Самолет пробороздил по вершинам деревьев и, ломая крылья, свалился в овраг.
Сильный треск горящего металла привел Журавлева в чувство. С большим трудом он открыл глаза. Долго не мог сообразить, что с ним произошло. Попробовал пошевелиться — страшная боль резанула поясницу. Превозмогая ее, отстегнул привязные ремни и вывалился из самолета. «Земля! Неужели жив? Что с командиром?»
Кабина Дивиченко была открыта. Журавлев подполе к ней и увидел командира. Дивиченко неподвижно висел на привязных ремнях. Руки по-прежнему сжимали штурвал самолета. Лицо было залито кровью.
— Жив, Коля! — обрадовался Журавлев. Он ножом перерезал ремни и помог командиру выбраться на землю.
Из поврежденного ударом фюзеляжа сквозь дым показался радист Мысиков. Он бросился на траву и стал кататься, чтобы погасить пламя на одежде.
— Братцы! Победа! — Мысиков стал обнимать Журавлева, потом Дивиченко. За деревьями на аэродроме пылало зарево пожарища.
— Уходить надо. Понимаете, уходить, — торопился Журавлев. — Каждую минуту здесь могут появиться немцы. Они обязательно будут искать наш самолет.
Едва успели летчики скрыться в кустарнике, как прыгая на ухабах, к советскому бомбардировщику уже мчался немецкий мотоцикл.
— Без команды не стрелять, — предупредил Дивиченко, — патроны беречь!
Мотоцикл остановился. С автоматами в руках немцы бросились к самолету. Они увидели погибшего Ежова.
— Теперь нас бросятся разыскивать, — произнес Мысиков.
Но немцы повернули обратно.
Летчики осторожно спустились в овраг и заползли под мост через речушку, Владимир Журавлев развернул карту, достал маленький компас.
— До линии фронта километров сто двадцать…
— Ничего, пробьемся, — с надеждой в голосе сказал Дивиченко. — Мы должны жить, чтобы умирали фашисты.
Когда летчики выбрались из оврага, они увидели неподалеку деревушку с единственной улицей. На краю деревни стояла зеленая немецкая автомашина и гусеничный тягач.
— Если деревушка занята противником, то где же он? Улица пустынна, — рассуждал вслух Журавлев. — Выход один: надо пробраться в деревню и переодеться. Пусть даже в деревне немцы. Но там есть наши, советские люди. Они помогут.
— Рискованно…
— И все же надо идти, — настойчиво заключил штурман. — Разрешите мне. Запомните: если в деревне немцы, я махну левой рукой, если их нет — правой.
До деревни Журавлев добирался осторожно, до боли в глазах всматривался в улицу, вслушивался в каждый шорох. Вот и огороды. Журавлев перелез через прясло и пошел к хате. На крыльце, спиной к нему, стояла женщина. Услышав шаги, она обернулась и присела от неожиданности.
— Не бойтесь, мама! Я — русский. Летчик. Немцы в деревне есть?
— Нет, сейчас нет, — ответила она, оправившись от испуга.
Владимир пошел следом за женщиной в хату.
— Гостя вот привела, — сказала женщина мужу. — Наш летчик.
— Милости просим! — поздоровался хозяин. — Откуда бог послал?
— Чуть ли не с того света, отец, — отшутился Журавлев.
— Это ваша работа? — спросил хозяин, кивнув на окно, где не утихало зарево пожарища.
— Наша, — тихо ответил Журавлев.
— Молодцы, доброе дело сделали! А тебя, видно, сбили?
— Не один я. Трое нас.
И вот уже все трое сидят за столом.
— Придется вам крестьянскую одежду примерять, — говорит хозяин. — Сейчас отдыхайте, а я схожу к дружкам. Что-нибудь раздобудем!
— Отдыхать некогда, отец, — запротивился Дивиченко. — Спасибо за помощь.
— Жена! Приготовь ребятам на дорогу хлеба да картошки. Собери все, что есть. А это, — обратился он к летчикам, — надевайте, — и протянул пару брюк и рубах. — Мало? — И он стал снимать с себя одежду.
— Спасибо, папаша! — сказал Журавлев, крепко сжимая руку хозяина. — Живы останемся, напишем. Как звать-то?
— Иван, — ответил тот, — Иван Гус. А деревня наша Копани. Кончится война, так и пиши: Копани, Ивану Гусу.
…Рассвет застал летчиков в мелколесье. Они лежали в зарослях шиповника. Справа, по лесной дороге, то и дело проносились машины и мотоциклы с гитлеровцами. Слева доносился лай собак.
— Кажется, влипли, — произнес Николай Дивиченко. — Наверняка немецкие овчарки напали на наш след.
— До линии фронта километров двадцать пять, — подсчитал Журавлев. — Идти будет особенно трудно.
— Выход один, — вдруг сказал Николай Дивиченко. — Вон на пригорке стоит деревушка. Нужно успеть добраться до нее.
— Но ведь там немцы.
— Нарвем травы, — произнес Дивиченко — и с вязанками войдем в деревню. Фашисты посчитают нас за местных жителей.
…На длинной улице деревни было оживленно. Немцы возились у автомашин и танков, чистили оружие. Маленькая площадка у колодца превратилась в парикмахерскую. Раздевшись по пояс, немцы намыливали головы, брили щетины. Редко подходили женщины, молча набирали воду и уходили под циничный хохот гитлеровцев.
А посередине улицы шли советские летчики. Они несли на плечах вязанки душистой травы. За пазухой у каждого — пистолеты. Каждый из них был готов к бою, каждый из них дорого бы отдал свою жизнь.
Журавлев замедлил шаг. Справа, из здания — вероятно, здесь раньше была школа, — слышались голоса. На высоком крыльце стояли два солдата с автоматами наперевес.
— Видно, здесь размещается штаб, — шепнул Владимир товарищам. — За нами наблюдают. Не обращайте внимания.
Часовые подозрительно осматривали трех крестьян с вязанками травы. У забора Владимир Журавлев заметил женщин. Они сидели на сбитом телеграфном столбе. Журавлев подошел к ним, бросил вязанку.
— Милые, не пугайтесь! — тихо попросил он, присаживаясь. — Делайте вид, что знаете нас.
И тут произошло неожиданное. Одна из женщин сорвалась с места и набросилась с кулаками на Журавлева:
— Где это тебя черти носят! С утра ушел и как в воду канул. А дома крыша совсем развалилась.
Журавлев виновато переносил тумаки.
— Да отстань ты, окаянная! — вяло отмахивался он. — Вот привязалась.
Он выскочил на дорогу, где его поджидали товарищи. Часовые у штаба успокоились. Они решили, что подозрительные мужики — из этой деревушки. Журавлев подошел к колодцу, наклонил ладью и долго пил. Это вконец рассеяло подозрение немцев.
И вот они снова идут, путаясь в колючих кустах, скрываясь в высокой траве.
— Подходим к линии фронта! — определил Журавлев.
— Стойте! — остановил Николай Мысиков. — Слышите? Вода! Это Дон!
Летчики остановились. Кругом стояла томительная тишина. Мысиков первым бросился на пригорок. Друзья побежали следом за ним. Вот они уже спустились с крутого берега, залезли выше колен в воду и с жадностью пили ее, наслаждаясь прохладой. И вдруг забил немецкий пулемет. Летчики бросились в воду. Они были уже на середине реки, когда с нашего берега по немцам ударили минометы и отплыла лодка с двумя солдатами.
— Свои! Свои! Братцы… — радовался Мысиков, хватаясь за борт лодки.
Сильные руки подхватили Дивиченко.
— Спасибо, ребята! Я сам, — улыбался неизвестному солдату Владимир Журавлев.
Так, на шестые сутки, Дивиченко, Журавлев и Мысиков перешли линию фронта. Они были среди своих. Им оказали медицинскую помощь и направили в свою часть.
Боевые вылеты продолжались. В суровых боях погиб Николай Дивиченко. Неизвестна судьба радиста-пулеметчика Николая Мысикова. Десять раз уходил от смерти Владимир Журавлев. Более 150 боевых вылетов сделал он во время Великой Отечественной войны.
* * *
Отгремели битвы. Владимиру Владимировичу Журавлеву предложили работать на авиационном заводе. Ему предстояло стать испытателем новых машин в мирном небе. Журавлев стал летать на машинах, превышающих скорость звука, летать преимущественно в стратосфере.
Количество испытанных им машин подходило к тысяче. Владимир Владимирович работал на замечательных самолетах известных конструкторов А. Н. Туполева, С. В. Ильюшина, В. М. Мясищева. Ему пришлось работать плечом к плечу с прославленными воздушными мастерами, летчиками-испытателями В. К. Коккинаки, М. Л. Галлаем, Н. А. Грацианским и многими другими, чьи имена золотыми буквами записаны в историю развития отечественной авиации.
— В 1952 году, — рассказывает Журавлев, — первомайский воздушный парад над Красной площадью в Москве должен был возглавить новейший скоростной самолет. Первого Мая в назначенный срок экипаж испытателей занял места в новой машине. Рядом со мной — флаг-штурман ВВС. Он отвечал за сбор всей воздушной армады в общий строй, а я должен был обеспечить точный по времени проход над Красной площадью.
Когда золоченые стрелки часов на Спасской башне Кремля показывали 10.30 и тяжелые танки загрохотали по серым плитам Красной площади, в воздухе с нарастающим пронзительным свистом появилась серебристая стрела с красными звездами на крыльях. Люди с восхищением провожали глазами стремительную птицу — ракету. Флагман вел златоустовец, штурман-испытатель, коммунист Владимир Владимирович Журавлев.
…Вот что написал на фотографии, лично подаренной штурману, Юрий Гагарин:
«Журавлеву Владимиру Владимировичу в память о первом космическом полете. Поздравляю Вас с Новым 1962 годом и желаю в новом году крепкого здоровья и больших успехов в работе».
В мае 1965 года В. В. Журавлев входил в состав экипажа летчика В. Колошенко: авиаторы на вертолете МИ-10 подняли на высоту 7137 метров 5175 килограммов груза, установив новый мировой рекорд.
20 марта 1965 года В. Журавлев отметил замечательную дату: 25-летие службы и 20-летие работы штурманом-испытателем. Общественные организации Златоуста направили меня к Журавлеву в Москву для вручения сувенира «Крылатый конь». Этот сувенир выполнен златоустовскими художниками по металлу. На нем именная гравировка:
«Нашему земляку В. В. Журавлеву в день 25-летия летной службы от трудящихся индустриального Златоуста».
В. Журавлев вручил мне для нашего местного музея саблю — трофей.
Вот что написал он:
«Трудящимся индустриального Златоуста, города моей юности, дарю офицерскую саблю — военный трофей, взятый мною в логове фашистского зверя — в имперской канцелярии Гитлера в Берлине в мае 1945 года, — в знак моего глубочайшего уважения к трудовым и ратным подвигам рабочих и воинов прославленного Урала, совершенным в годы Великой Отечественной войны».