В ЗАГРАНИЧНОМ БЮРО РСДРП(б)

В ЗАГРАНИЧНОМ БЮРО РСДРП(б)

Через несколько дней после отъезда Владимира Ильича и других политэмигрантов в Россию Воровский с Ганецким отправились к царскому послу, чтобы попробовать договориться о пересылке с его помощью партийной почты и курьеров. По этому случаю оба они принарядились. Воровский надел свой серый в елочку костюм, тщательно завязал галстук-бабочку, почистил туфли. Ганецкий также облачился в свой лучший костюм и захватил тросточку.

По дороге к зданию русского посольства Воровский шутливо говорил, что вот они и заделались дипломатами. Правда, у них нет собственного автомобиля, но со временем будет и он…

В просторной богато убранной приемной их любезно принял сам посол Гулькевич, оказавшийся после Февральской революции не у дел. Чтобы не ударить в грязь лицом перед сановитым господином (знай, мол, что революционеры тоже не лыком шиты!), Воровский выказывал любезность, разговаривая с ним. Вацлав Вацлавович интересовался буквально всем: какова площадь посольства, велика ли арендная плата, на какой срок арендный договор, мебель его собственная или казенная, каков штат служащих, каковы их оклады. Гулькевич был растерян. Смокинг еще больше оттенял бледность его лица. С ужасом в голосе он проговорил:

— Не собираетесь ли вы устранить меня? Ведь я целиком согласен с Временным правительством. Я сам думал, что царизм — пережиток…

Улыбаясь, Воровский убежденно произнес:

— Да, царизм действительно оказался пережитком. Но не пережиток ли и Временное правительство?..

Посол обещал исполнить точно все требования, которые предъявили ему Воровский и Ганецкий. Он обязался бесконтрольно пересылать диппочтой пакеты в адрес Ленина, согласился выдать дипломатические паспорта тем курьерам, которых они сами отберут. Посол согласился также по настоянию Воровского выдать визы революционерам-эмигрантам для проезда в Россию.

Озадаченный посол, кланяясь, проводил Воровского и Ганецкого до дверей.

— Первый прием прошел неплохо, дорогой Вацлав Вацлавович, — сказал Ганецкий на улице. — У вас прирожденный дипломатический талант.

— Главное — чувствовать себя хозяином положения. Мы сейчас представляем русский народ, а он, — Воровский кивнул на здание русского посольства, — только Николая Романова. Теперь ему и вовсе некого представлять…

На другой день Ганецкий, выполнявший в Заграничном бюро ЦК РСДРП (б) секретарские функции, послал В. И. Ленину письмо. Сообщив о получении письма от Владимира Ильича из Гапаранды (пограничный пункт между Швецией и Финляндией), он писал: «Относительно сношений сделали все, что можно. Но первый шаг должен сделать Питер. Должны постараться посылать возможно чаще курьеров, письма — особым способом и т. п. — одним словом, чтобы мы возможно скорее получили сведения. Весьма важны и газеты. До сих пор не получили ни одного номера.

С протоколами устроим в следующий раз. Через несколько дней едет Орловский, и он возьмет».

Однако связь с Лениным в те дни была затруднена. Временное правительство чинило всякие препятствия.

23 апреля Ганецкий опять написал письмо В. И. Ленину и сетовал на то, что от него нет ни писем, ни телеграмм. Ганецкий также спрашивал Ленина, сколько они могут пока израсходовать денег на телеграммы для «Правды».

Заграничное бюро ЦК РСДРП (б) в Стокгольме не сидело сложа руки из-за того, что связь с Лениным была в первое время нерегулярна. Оно установило прочные контакты с левыми социал-демократами Скандинавских стран, Германии, Швейцарии и Франции. Этого было, конечно, мало. Главное — связь с Россией, с Лениным не была постоянной. Поэтому в мае 1917 года Воровский предпринял поездку в Петроград. Он продолжал все еще работать в фирме «Симменс-Шуккерт» и по делам службы отправился в Россию.

В Петрограде он сразу попал в водоворот революционных событий. Боевое настроение рабочих росло с каждым днем: устраивались митинги, демонстрации. Пролетариат требовал мира, хлеба, свободы, но Временное буржуазное правительство ничего не делало, чтобы улучшить положение народа. Оно продолжало войну. На улицах российской столицы Воровский видел демонстрантов, шествовавших с транспарантами: «Долой войну!», «Опубликовать тайные договоры!», «Вся власть Советам!»

Воровский зашел в партийное издательство «Жизнь и знание» к Бонч-Бруевичу. Вацлав Вацлавович удивлялся размаху издательского дела и талантам Владимира Дмитриевича. Разглядывая корешки новых книг, Воровский произнес:

— Вы просто чародей, Владимир Дмитриевич, а Вера Михайловна — пленница в вашем книжном царстве.

Воровский обещал помогать издательству чем мог: брался за редактирование рукописей, намеревался присылать иностранные книги для переводов, хотел писать сам статьи для сборников.

Остановился Воровский у своих родственников — на Петроградской стороне, Ждановской улице, дом № 1 (именно этот адрес и телефон записал В. И. Ленин в свою адресную книжку в те дни 1917 года. — Н. П.),

Воровский повидал Владимира Ильича, получил инструкции и выехал обратно в Швецию.

На другой день после возвращения Воровского в Стокгольм собралось Заграничное бюро. Воровский рассказал, что видел в России, что ему наказывал Владимир Ильич. Главное теперь — это разоблачать Временное правительство. Нужно информировать международный пролетариат, что Временное правительство и не думает кончать войну. Для этого необходим орган, печатный орган, через него будем вести борьбу с буржуазией и ее лакеями — социалистами-патриотами.

Скоро они съедутся к нам сюда на международную конференцию. Мы должны будем связаться с левыми элементами II Интернационала и совместно с ними попытаться сорвать эту говорильню. Буржуазия хочет использовать своих лакеев, чтобы они своими разговорами, обещаниями отвлекали массы от мира. Под шумок пацифистов империалистам Антанты легко вести войну. Мы должны будем выступить с разоблачением этой лживой идеологии. Мы за социалистическую революцию, только она избавит народ от войны, даст ему хлеб и свободу.

Тут же Заграничное бюро ЦК РСДРП (б) решило издавать два раза в неделю информационный «Бюллетень «Правды» на двух языках: немецком (в Стокгольме) и французском (в Женеве).

Ганецкий сообщил, что в Стокгольм съезжаются меньшевики. От исполкома Петроградского Совета прибыли Розанов и Мешковский. Старик Аксельрод мутит воду, обвиняет нас, большевиков, в нетерпимости, написал германским социал-демократам письмо, требует их посредничества. Гаазе и Ледебур клюнули на это и скоро прибудут сюда.

Говорили о возмутительном поступке Реннера — австрийского социал-демократа. Реннер приехал на конференцию, чтобы «защищать» интересы австрийского пролетариата, но перед самым отъездом был на тайной аудиенции у австрийского, императора. Об этом написали друзья из Австрии в письме, которое, не подозревая этого, привез сам Реннер.

— Курьез! — заметил Воровский. — Думаю, что этот факт нам пригодится для нашего «Бюллетеня».

Вскоре Ганецкий переехал за город и снял там небольшую виллу. Туда же было перевезено все необходимое для издания «Бюллетеня «Правды». Он стал выходить два раза в неделю. Помимо богатой информации, в каждом номере печатались оригинальные статьи. Все статьи В. И. Ленина, появлявшиеся в «Правде», перепечатывались в «Бюллетене». Первый номер «Бюллетеня «Правды» возбудил повсюду большой интерес. Заграничные газеты стали выписывать «Бюллетень», используя оттуда материалы для себя.

Большевистские газеты тогда попадали за границу редко и нерегулярно. Как быть? Откуда черпать информацию? В Гельсингфорсе большевики выпускали «Волну». В ней перепечатывались многие статьи из «Правды», но были также и важные оригинальные материалы. Воровский и другие редакторы «Бюллетеня «Правды» пользовались газетой «Волна», черпая для него полезные сведения.

В бурные июльские дни 1917 года «Волна» напечатала тайную телеграмму Керенского адмиралу Вердеревскому. Этой телеграммой Керенский вызывал из Гельсингфорса ряд военных судов для подавления в Петрограде июльской демонстрации. В приказе говорилось, что если военные корабли вместо Петрограда направятся в Кронштадт, их надо топить подводными лодками.

Эта телеграмма, разоблачающая предательство Керенского, была перепечатана в «Бюллетене «Правды» под заголовком «Государственная измена Керенского». Она произвела в Европе эффект взорвавшейся бомбы.

Представитель Петроградского исполкома меньшевик Розанов прибежал в редакцию «Бюллетеня «Правды» и завопил:

— Как вы смели печатать военные документы? Это же измена! Вы играете на руку немецким шпионам! Вы ответите за это!

Воровский встал и невозмутимо сказал:

— Да, это измена. Но не наша, а Керенского. Почему вы так беспокоитесь за его престиж? Не хотите ли разделить его лавры? Ну что ж, пожалуйста. Для нас не секрет, что ваши единомышленники из Петроградского Совета изменили делу пролетариата и лижут теперь пятки Керенскому. Что же касается военных тайн, то мы не такие уж дураки: мы не перечислили названия кораблей, не указали их количества…

Взбешенный Розанов пулей выскочил из квартиры Ганецкого, где помещалась редакция «Бюллетеня «Правды».

— Ну, теперь ждите гостей, — заявил Ганецкий. — Шпики будут вынюхивать, где у нас радиоприемник. Им ведь и невдомек, что эта «тайна» перепечатана из гельсингфорсской «Волны».

…Временное правительство жестоко расправилось с демонстрантами — рабочими Петрограда — в начале июля 1917 года. Начались гонения на большевиков. Черносотенная печать клеветала на Ленина, облыжно обвиняла его в измене и призыве к вооруженному восстанию. Меньшевики настаивали, чтобы Ленин явился на суд и объяснил все. Но идти на суд — значило идти на расправу к Временному правительству. Партия не разрешила Ленину сделать такой шаг. Ленин был вынужден уйти в подполье и стал скрываться в шалаше около станции Разлив.

Однако клевета на В. И. Ленина продолжалась. Особенно злобствовал меньшевик Алексинский, требовавший, чтобы Ленин явился в суд и дал объяснение.

Заграничное бюро ЦК РСДРП (б) встревожилось не на шутку. На очередном заседании оно решило отослать исполкому Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов следующую телеграмму: «После того как мы узнали, что по делу Ленина и товарищей назначена следственная комиссия, мы требуем, чтобы нас допросили». Одновременно эта телеграмма была опубликована в 13-м номере «Бюллетеня «Правды».

Заграничное бюро ЦК послало также телеграмму в Вену Виктору Адлеру с просьбой прислать материалы об освобождении Ленина из австрийской тюрьмы. Эти документы могли помочь Ленину в реабилитации.

Летом 1917 года в Стокгольме должна была состояться международная конференция социал-патриотов. Инициатором являлся оборонческий Петроградский Совет. Однако Заграничное бюро ЦК РСДРП (б) систематически и настойчиво разоблачало предполагавшийся съезд оборонцев.

В «Бюллетене «Правды», в газете «Политикен» Бюро ЦК постоянно публиковало материалы, рассказывающие об истинных намерениях прислужников капитализма. Так, в газете левых социал-демократов «Политикен» был напечатан «Манифест» Заграничного бюро ЦК, к которому присоединили свои подписи шведские, болгарские и польские социалисты. В «Манифесте» указывалось, что конференция созывается оборонческим Петроградским Советом, поэтому левым социалистам на ней делать нечего, нужно созвать свою конференцию.

Этот документ Заграничного бюро ЦК появился на свет в результате совета Ленина. В письме в Стокгольм Владимир Ильич писал: «Не издать — ли вашей стокгольмской тройке от имени ЦК, плюс от поляков, плюс от «Arbeiterpolitik», плюс от Хеглунда (шведский социал-демократ. — Н. П.) и К^о тотчас международный призыв к совещанию только левых… в международном масштабе?»

Большевики считали, что прочный мир будет установлен только тогда, когда рабочий класс возьмет власть в свои руки. Буржуазные же правительства станут продолжать войну под шумок своих лакеев социалистов-патриотов, призывающих к миру. Разоблачительная кампания большевиков сыграла свою роль — конференция не состоялась.

Однажды вечером, когда медно-красное солнце садилось далеко в горах, Вацлав Вацлавович сидел дома, занимаясь с Ниной шведским языком.

Пришел Ганецкий с письмом от Ленина, скрывавшегося тогда в Финляндии. Владимир Ильич интересовался «Бюллетенем»: «Сколько №№ издано и на каких языках? Имел ли Гильбо[30] все №№? Доставляется ли бюллетень в Америку, северную и южную? Пишите обо всем подробнее»[31].

Далее Ленин писал, что «было бы прямо преступно откладывать теперь созыв конференции левых». Воровский улыбнулся и произнес про себя: «На сей раз, дорогой Ильич, опоздали: она уже состоялась…»

Конференция «левых» началась в первых числах сентября 1917 года в Стокгольме. В фешенебельном ресторане гостиницы «Регина» собрались делегаты социал-демократических партий разных стран. От большевиков России присутствовали В. В. Воровский и Н. А. Семашко.

Выступивший в порядке ведения конференции меньшевик Аксельрод потребовал, чтобы были допущены не только интернационалисты, но и «центристы» и «оборонцы».

Ему горячо возражал Воровский. Спокойно, деловито, отметая все нападки Аксельрода, Вацлав Вацлавович указывал, что делегаты-большевики будут присутствовать на совещании только с представителями таких рабочих партий, которые революционно борются в своей стране за переход государственной власти в руки пролетариата. Ибо мир возможен только тогда, когда власть окажется в руках народа.

Воровский говорил, что Временное правительство и не думает кончать войну. Ведь не кто иной, как сам Милюков, заверил страны Антанты, что Россия будет выполнять договоры батюшки-царя. Обращаясь к присутствующим, Воровский указывал на меньшевиков как на мастеров длинных речей. Он говорил, что меньшевики отводят тут всем глаза, а Керенский спокойно воюет. Меньшевики туману напускают, а в это время солдат гонят в бой.

Разобиженные меньшевики — Аксельрод и Панин — покинули конференцию, когда увидели, что их надежды не сбылись: превратить III Циммервальдскую конференцию в говорильню социал-патриотов о мире не удалось.

Несмотря на пестрый состав конференции, она все же имела положительное значение. На ней был принят «Манифест» к рабочим всего мира, в котором говорилось, что только пролетарские массы всех стран, оставшиеся верными социализму, могут положить конец братоубийственной войне. В «Манифесте» содержался призыв к пролетариату всех стран о проведении всеобщей забастовки, чтобы принудить свои правительства прекратить войну и заключить мир.

Однако Циммервальдская комиссия медлила с обнародованием этого «Манифеста», ссылаясь на то, что не все еще партии были оповещены о его содержании и от них не было получено официального согласия.

Между тем революционные события в России развертывались с необычайной быстротой. Поддержка со стороны международного пролетариата была необходима. Воровский неоднократно звонил Балабановой — секретарю Циммервальдской комиссии — и требовал как можно быстрее опубликовать обращение к рабочим всего мира.

Оно появилось в шведской газете «Политикен» лишь после того, как грянул гром Октябрьской революции. Это обращение было обнародовано также в журнале «Вестник русской революции», издававшемся с сентября 1917 года Заграничным бюро ЦК РСДРП (б) на немецком языке.

…В ночь с 7 на 8 ноября 1917 года Воровский находился в редакции газеты «Политикен». Когда он вошел в кабинет к редактору Нерману, высокому стройному человеку средних лет, по комнате бегал подвижной Ганецкий. Тут же присутствовал Хеглунд, Стрем и другие шведские социал-демократы. Они внимательно прочитывали телеграммы агентства, приходившие в редакцию. Все с нетерпением ждали дальнейших событий.

— Ну, что повесили носы, — обратился Воровский к присутствующим, здороваясь с каждым за руку, — сейчас решается, можно сказать, судьба России, совершаются события мировой важности. А вы словно хороните кого-нибудь. Во всяком случае, из двух возможностей одна нам обеспечена: или победим, или понесем поражение…

— Неужели потерпим поражение? — допытывался нервно шагавший Ганецкий. — Столько труда положено на революцию — и вдруг провал…

— Ну, если судить по вороху бумаг, — кивнул с иронией Воровский на телеграммы буржуазных агентств, — мы, очевидно, погибли: уж очень большие армии мобилизует для Керенского буржуазия…

Только в 4 часа утра Воровский вернулся домой с ликующим лицом. Он разбудил жену:

— Вставай! Свершилась величайшая из всех революций. Мы победили!

— Ты посмотри, — говорил он с жаром, — какие события. Мы участники гигантских переворотов! Никому другому, а нам принадлежит честь заложить фундамент под будущее здание! Мой ум не в силах даже охватить всего, что мы творим. Пусть мы сейчас не достигнем того, что ставим своей задачей, не успеем достроить целиком свое здание. Хорошо уже то, что восставшие массы разрушили, выворотили с корнем из родной земли всю мерзость прошлого. К старому нет возврата. Косная спокон веков народная масса, масса рабочих, крестьян, солдат, всего трудового люда сдвинута с места. Ей дан толчок, она приведена в движение. Пусть кто-нибудь попробует ее остановить! Не выйдет! Ну, разве не радостно жить в такое время?!

Воровский выпил кофе и снова простился с женой.

— Иду к Ганецкому. Надо послать телеграмму, поздравить наших в Питере с победой. Молодцы, — добавил он уже на ходу, надвигая шляпу на высокий, открытый лоб.