Глава четвертая Возвращение в Пномпень

Глава четвертая

Возвращение в Пномпень

Вечером, нам было предложено покинуть Сиемреап. Сомарин казался растерянным. И я понимал его. Кхмеры всё еще не были хозяевами в своём доме. Здесь всем руководили вьетнамские советники, за которыми стояла стотысячная Вьетнамская Народная армия. Так что, на войне, как на войне.

И снова двухдневное путешествие, сначала до Баттамбанга, где мы затовариваемся контрабандными сигаретами, пивом и полюбившимся мне тайским алкоголем. Ночь я провожу в пьянстве, обливаясь потом. С утра, вылив на себя несколько черпаков теплой с тухлятинкой воды из стоящей во дворе нашего караван-сарая железной бочки, загружаемся в «Ладу» и мидовский «Лендровер». Моя гвардия загружает в «ровер» нескольких разбитных девиц. Мне то, что за дело. Пусть развлекаются в дороге.

Всё равно, как сказал Муй, подорвись мы на мине, защищать нас они вряд ли станут. Здесь жизнь человека ничего не стоит. Слишком много людей здесь убили всего за три года.

«Когда бы смерть моя полезной

Была чуть-чуть для всех людей,

Поверьте, сам рукой железной

Порвал бы нить судьбы своей.

До сей поры от юных дней,

Я сам не замышлял плохого,

Так что погибелью моей

Не потрясу ничьи основы».

(Франсуа Вийон — из «Завещания»)

Дорога была столь же уныла, утомительна, но всё же это была дорога к дому.

Мы выполнили задание. Паша отснял ещё три тысячи метров «кодака». (Благо киноплёнки к тому времени у нас было много, да и Ник Ник оставил тысячи две для своего фильма. Спустя два года в Москве, мне не удалось обнаружить и пяти кадров из этого метража). Ник Ник ссылался на Лосева, режиссёра его картины и монтажниц. Фома на Ерёму. Ерёма на Фому.

Мы вернулись в Пномпень живы-здоровы.

Единственными, кто был искренне счастлив от нашего возвращения — жёны. Остальные или мрачно завидовали, или были откровенно раздражены. Как мне показалось, (правильно показалось), именно это обстоятельство, что мы вернулись целехонькими, донельзя расстроило весь посольский синклит.

«Ничто не причиняет больше страданий, нежели сожаление. Все мы желаем от него избавиться. Однако когда мы воодушевлены или подавлены, мы действуем опрометчиво. Впоследствии воспоминания о безрассудном поведении заставляют нас раскаиваться, и тогда мы чувствуем сожаление. Поэтому мы должны стремиться к тому, чтобы никогда не падать духом перед лицом невзгод и чрезмерно не радоваться, когда нам сопутствует удача».

(Ямамото Цунэтомо — «Хагакурэ»)