В МУЗЕЯХ АРКТИКИ

В МУЗЕЯХ АРКТИКИ

27 июля солнечный день. Видно, как поднимаются теплые испарения из открытых полыней и разводий. Сквозь трепещущую дымку марева очертания базальтовой скалы — великана Рубини-Рок дрожат и меняют свои формы. Ледокол медленно, словно боясь нарушить покой бухты Тихой, развернулся в заливе и поплыл между островами Гукером, Скотт-Кельти на юг к острову Нортбруку для научно-исследовательской работы на мысе Флора, островах Белле, Мак-Клинтоке, Аагате, Альджере и Земле Вильчека. Новые зимовщики и рабочие остались заканчивать новую постройку.

К вечеру подул сильный западный ветер. Небо покрылось темно-серыми тучами. Мимо ледокола, куда-то спеша, качаясь на волнах, обдаваемые брызгами, проносились льдины, торосы, проплывали с величавым спокойствием гиганты-айсберги, отливавшие отблесками мелькавшего из туч солнца. На темно-голубом фоне неба вскоре стали выступать белые контуры холодного Нортбрука. Вынырнул мыс Флора, на вершине которого была плотно насажена веками ледниковая шапка, спускавшаяся с северной части огромным ледником.

От ледокола отшвартовались две шлюпки, доотказа наполненные людьми. Около берега с любопытством разглядывали нас тюлени.

Вот мы и в „Международной гостинице“ Арктики. Мыс Флора — излюбленное место всех полярных исследователей. Многие, мечтавшие о славе достижения северного полюса, считали долгом зайти на это место.

Долина, где проводили зимовку Джексон и Ли-Смит, где нашли приют штурман Альбанов и матрос Кондрат (единственные люди, уцелевшие от экспедиции Брусилова), где произошла трогательная историческая встреча в 1896 году двух выдающихся полярных исследователей — Фритьофа Нансена и Джексона, была покрыта весенними белыми и розовыми цветами, желтыми полярными маками, нежно-голубыми северными незабудками и красным мхом. Все это на первый взгляд походило на восточный ковер. „Птичий базар“, приютившийся на высоких серых прибрежных скалах, да сохранившаяся среди обрывов джексоновская лестница привлекали внимание многих участников экспедиции. Доверчивые птицы не улетали с насиженных гнезд. Изредка лишь белогрудая кайра и белоснежная чайка поднимали крик, защищая бесцеремонно разглядываемых нами маленьких, еще не совсем оперившихся птенцов. Направо от нашей шлюпки матросы заменили высокий серый памятник, высеченный в виде пирамиды из крупного зернистого мрамора. На памятнике была следующая надпись:

КВЕРИНИ, СТОККЕН, АЛЛЬЕ — „СТЕЛЛА ПОЛЯРЕ“, 1900 г.

Надпись указывала, что обелиск поставлен герцогом Абруццким в память трех участков его экспедиции, пропавших без вести во время путешествия к полюсу санной партии под начальством Каньи.

Долина была покрыта цветами.

В углублении памятника мы нашли трубочку, в которой лежало много разнообразных записок людей, посетивших эту долину. Тут были хвастливые надписи какого-то англичанина, написавшего на своей визитной карточке:

„Убил собственноручно 12 медведей“.

Между прочим, участника поисков Нобиле, американка Бойс писала:

„Ничего прекраснее нигде не встречала“.

Советские ученые гораздо скромнее. Арктику надо планово изучать, а не только любоваться ею. Седовцы тоже написали несколько слов:

„Всегда будем чтить память героев Арктики“.

Спешим к скале, где в прошлом году был водружен наш железный флаг СССР, — к месту, где правительственный комиссар архипелага Отто Юльевич Шмидт в прошлом году произнес: „В силу данных советским правительством мне полномочий объявляю Землю Франца-Иосифа территорией Советского союза“.

Вдоль берега, заваленного базальтовыми обломками, мы поднялись на плоскую равнину, где расположены были когда-то постройки Джексона.

Николай Васильевич Пинегин — участник в 1912—14 гг. экспедиции лейтенанта Седова на Северный полюс, описывал в своей книге „В ледяных просторах“ вид становища Джексона в 1913 г.:

„Главный домик смотрит маленькими окнами в холодную даль океана. Когда-то тут был самый крайний уголок цивилизованной жизни, — то было 20 лет назад. Теперь — хаос и разрушение. Мы вошли в первую постройку — жилую избу Джексона. Она сохранилась лучше других, ибо построена из бревен по типу русских изб; двери были открыты, окна повыломаны медведями, внутри — оледенение. Мы изрядно потрудились, протискиваюсь в узкий проход оледенелых сеней, и осматривали хижину с высоты слоя льда, лежавшего на полу, толщиной около метра. На фотографиях Джексона и по описаниям Нансена внутренность дома так уютна: чистая комната, обитая сукном, по стенам эстампы и фотографии, на полках книги и разнообразные предметы из обихода европейца-исследователя. Если бы Джексон был с нами и увидел свой домик!“

Теперь и того не осталось. Мыс Флора, представлявший в 1893—96 гг. небольшое поселение, совсем опустел. Даже домик, о котором писал Пинегин, был разобран и сожжен в топках судна „Святой Фока“. Единственным памятником от постройки остался лишь сарайчик, обнесенный потрескавшимися бамбуковыми палками.

Мыс Флора совсем опустел. Единственный бамбуковый сарайчик смотрит выбитым окном в холодную даль океана.

Серые камни, отколовшиеся от скал, поднимающихся в поднебесье, бамбуковый сарайчик, истлевшие кости животных, обрывки одежды, куски мехов, обуви, проржавевшие английские консервные банки напоминали о полярных неприветливых ночах, дикой угрюмости сурового севера и о бедствиях экспедиции Фиала, зимовавшей здесь. Оставленный в прошлом году флаг был сорван и пригнут к земле зимним ураганом. На его месте мы поставили другой, более крепкий, завалив его камнями.

Заканчивая установку флага, мы услышали непонятное гудение мотора. Может быть это Чухновский? Но нет, это был не Чухновский. Из-за торосов с востока показались две черные мачты неизвестного судна. Не прекращая работы, мы следили за его приближением.

Мимо Седова в 8 час. 40 мин. 28 июля прошел на норд-вест небольшой промысловый норвежский бот с маркой „Т. 47 Т. D.“ Вот, обогнув мыс Флору с восточной стороны, повернул на норд-ост и скрылся из вида в проливе Миерса.

Закончив водружение флага, оставили неприкосновенный запас галет и консервов в бамбуковом сарайчике для зимовщиков на Земле Франца-Иосифа, которым надлежит за время зимовки избороздить и нанести на карту точно все острова. Им помогут в этом и другие (продовольственные склады). Затем мы отправились к острову Беллю. В проливе Миерса мы заметили два норвежских бота. По международному коду сигналов подняли флагами сигнал: „немедленно остановиться“. Правительственный комиссар О. Ю. Шмидт, пригласив норвежских капитанов к себе, сообщил им, что Земля Франца-Иосифа принадлежит Советскому Союзу, и что у берегов ее промышлять без особого разрешения советского правительства не рекомендуется. Пока шел разговор с капитанами, ваши матросы пригласили норвежских рыбаков, затащили их в кают-компанию, где штурман Ушаков отколол на пианино с большим мастерством „Яблочко“ и „Марш Буденного“.

Рыбаки довольны, но как с ними поговорить? Показываем на портрет Ленина.

— Ленин наш. Ваш — всех пролетариев мира.

— Ленин, да, пролетарий мира.

Понимают. Пробуем говорить на всех наречиях Союза. Заиграла гармошка.

— Ну, как, якши?

— Якши, якши…

Мы удивлены. Откуда они знают узбекское слово? Вышли на палубу. Случайно один из рыбаков ударил ногой по швабре. Она чайкой взлетела на воздух.

— Футбол, — сказал я.

— Фут-бол, фут-бол… — несколько раз повторил раскрасневшийся кок с судна „Хэлла“.

— Я форвард…

— Киппер, киппер, — ударяя себя рукой, лепетал норвежец. Наши матросы смеются. Кочегар Московский громким басом, взяв на себя обязанность судьи, сообщил:

— Объявляю интернациональный матч.

— Самый северный в мире, — заметили сбоку.

— Товарищи, пожалуйста, спокойно, — волновался Московский.

Импровизированными воротами служили две огромных оленьих шапки. Подданная сильным ударом швабра пролетела над головой норвежского киппера и упала за борт в воду.

— Норвегия проиграла. Швабра была под планкой, — решил судья Московский.

Вышли капитаны.

— Прощай, товарищ!

Жмем руку арктическому „футболисту“, напихиваем в его карманы папирос, конфект, шоколада. Шлюпка норвежцев пошла к своим, поистине утлым, но смелым суденышкам, рискующим заходить так далеко на Север.

Понедельник, 28 июля 1930 года. Плавание в островах Земли Франца-Иосифа. Норвежские суда ушли на вест-зюйд-вест, по направлению к острову Виктории. 16 часов. Уменьшив ход, идем с вытравленным на 16 саженей правым якорем, к припаю гавани Эйры. 16 час. 45 мин. Войдя к припаю, стали. Машина в готовности. Занесли на лед ледяной якорь. Глубина 13 сажен. Вызвана подвахта: Бабич, Петров и Московский. Погружено на сани 4 ящика запасной провизии для зимовщиков острова Гукера, флаг и доска с надписью на русском и английском языках:

„СОВЕТСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ „СЕДОВА“, 1930 ГОД“

Члены экспедиции и часть команды отправились на остров Белль…

Серые и мрачные берега острова Белля, без признаков какой бы то ни было растительности и лишь с громоздкими костями кита, выброшенными прибоем на берег, встретили нас молчанием.

Дом, вернее сарай, построенный Ли-Смитом 56 лет тому назад, отыскать не трудно. Как только поднялись на серые валуны берега, увидели его в лощине. Сарай прекрасно сохранился. Кажется, он построен только несколько лет назад. Двери и окна выбиты. На полу глыба льда. Консервные банки, пустые бутылки. На стенах несколько надписей. Налево от дома матросы нашли разбитую лодку Ли-Смита. Общими усилиями привели помещение в порядок. Водрузили советский флаг, прибили к стене сарая медную доску и, нагруженные позвонками и ребрами кита, возвратились на ледокол. Густой туман стеной навис над бухтой. Целый день простояли без дела. Начальник экспедиции Шмидт сказал:

— Суточный отдых после напряженной работы — это хорошо. Экипажу и научному персоналу можно хоть раз выспаться.

Я отослал в Москву, в редакцию „Комсомольской Правды“ телеграмму:

„Утром 29 июля, надвинувшейся с моря туман густой пеленой закрыл остров Белль. Капитан Воронин не решился в такую погоду вести ледокол по неисследованным морским глубинам. В 10 часов утра на фоне переливающегося голубыми, светло-зелеными отблесками гиганта-глетчера показалась молодая медведица с медвежонком. По установленной разбивке очередь была нашей группы. Шум голосов с корабля заставил медведицу и медвежонка искать спасения в открытой воде. Спущенная лодка с двумя матросами направилась к ним наперерез. Через несколько минут мы заметили в волнах головы медведей. Раздались выстрелы. Защищая полугодовалого медвежонка, мать легла первой от разрывной пули писателя Соколова-Микитова. Второй трофей достался мне. К вечеру туман был немного рассеян ветром. „Седов“, отдав ледяные якоря, отправился для обследования архипелага Земли Франца-Иосифа. Через два часа с ледника снова сполз туман. Всю ночь проблуждали на одном месте. Только утром 30 июня яркое солнце позволило нам сойти на берег острова Мак-Клинтока“.