Глава пятнадцатая. НА КОММУНИКАЦИЯХ АРКТИКИ (1944, ЯНВАРЬ — ОКТЯБРЬ)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава пятнадцатая. НА КОММУНИКАЦИЯХ АРКТИКИ (1944, ЯНВАРЬ — ОКТЯБРЬ)

Просматривая записи в дневнике за 1944 год, еще и еще раз удивляюсь авантюрности действий противника в Арктике, где гитлеровцы не сумели добиться успеха даже в самое тяжелое для нас время. Нельзя же считать успехом рейдерстао «Шеера» в позапрошлом году, не изменившее ничего в ходе событий на фронте или в тылу, хотя бы в пределах Северного театра. План перевозок на арктических коммуникациях все равно был выполнен. И если в прошлую навигацию, посылая свои подводные лодки в Карское море, противник еще мог надеяться отвлечь наши ограниченные тогда силы с других направлений в Арктику, то нынче у него не осталось надежд на такую возможность. Сил у нас теперь достаточно для того, чтобы не оголять одно направление ради ликвидации чрезвычайных происшествий на другом. За год, истекший после моего доклада в Ставке Верховного Главнокомандования, Северный флот получил немалое пополнение как самолетами бомбардировочной, торпедоносной, истребительной и штурмовой авиации, так и значительным количеством кораблей различных классов. Прибавилось у нас тральщиков, больших охотников и торпедных катеров[50]. Сверх

[207]

того мы получили в счет раздела итальянского флота от американцев старенький, хотя и модернизированный, крейсер, а от англичан — устаревший линейный корабль, восемь эскадренных миноносцев и четыре подводные лодки (после раздела итальянского флота эти корабли были возвращены союзникам). Дело, конечно, не в «пароходах», как иронически называют североморцы английский линкор и американский крейсер. Последний действительно старомоден. Достаточно сказать, что у него четыре высокие трубы и внешность боевого корабля времен первой мировой войны. Важно, что мы располагаем теперь вдвое большим, чем в прошлом году, составом легких сил, прежде всего эскортными и дозорными кораблями.

В последнем году войны в составе Северного флота были боевые корабли уже всех классов. Среди них линейный корабль «Архангельск».

В общем, и соотношение сил и положение на Севере давно уже изменились в пашу пользу. Они достаточно отражают перемену в ходе всей войны. События девяти месяцев текущего года (в итоге которых освобождена почти вся оккупированная немецко-фашистскими войсками территория Советского Союза, выпали из гитлеровской коалиции Румыния, Болгария, а боевые действия Советской Армии перенесены и за рубеж — в Польшу, Югославию) явились логическим продолжением прошлогоднего перелома на всем фронте. Правда, именно здесь, на Севере, на сухопутном участке, примыкающем к Баренцеву морю, позиционное положение остается пока таким же, каким оно определилось еще осенью 1941 года. И все-таки и мы знаем, и противник понимает, что от этого привычного, стабильного в течение трех лет положения вот-вот не останется и следа. Мы знаем, потому что с весны готовимся по указанию Ставки Верховного Главнокомандования к наступлению; гитлеровцы понимают, потому что им не только ясна общая обстановка, но и видна концентрация наших войск. В свою очередь мы видим лихорадочную торопливость, с какой противник усиливает свою оборону. По данным разведки, гитлеровцы спешно заминировали гавань Киркенеса и выставили у входа в нее противолодочные сети. Минируются также внутренние воды Варангер-фиорда, а в самом Киркенесе и вокруг него возводятся бетонные укрепления, прикрытые минными полями. Перебежчики и пленные сообщают одно и то же: что немецко-фашистское командование получило приказ Гитлера удержать район никелевых разработок (Колосиоки), что гитлеровцы нервничают в ожидании нашего рывка вперед. Нервничание их может быть

[208]

выражено даже в цифрах. За первую половину сентября они выпустили в сторону наших позиций на перешейке полуострова Средний около семи тысяч снарядов и мин, а на участке у реки Западная Лица более четырнадцати тысяч снарядов и мин.

Таковы дела на суше. Не лучше чувствуют себя гитлеровцы на море. После неудачного выхода «Шарнгорста» в конце декабря прошлого года, который закончился гибелью линкора, они больше ни разу не пытались действовать надводными кораблями на внешних или внутренних наших коммуникациях. Вдобавок английским сверхмалым подводным лодкам удалось нанести существенные повреждения линкору «Тирпиц», и тот ремонтируется на стоянке в Альтен-фиорде. Действия же легких надводных сил немецко-фашистского флота на театре остаются оборонительными. Противник лишь всячески старается обеспечить свои перевозки между портами Северо-Западной Норвегии и Варангер-фиорда, но удается это ему еще реже, чем раньше. Пространство между Варангер-фиордои и Хоннингсвогом у входа в северные норвежские шхеры впрямь стало кладбищем фашистских судов. Топим их нещадно, несмотря на усиленную охрану конвоев. Только в одном бою у мыса Кибергнес в ночь на 19 августа наши торпедные катера под командованием капитана 2 ранга С. Г. Коршуновича, разгромив крупный (32 единицы) конвой противника, за полчаса уничтожили 10 транспортов и кораблей охранения, а двум транспортам нанесли повреждения. И это не случайность. Каждый бой, проводимый нашими торпедными катерами начиная с марта этого года, неизменно заканчивался потоплением вражеских судов. Последний из этих боев происходил совсем недавно — 15 сентября. Торпедные катера действовали в нем вместе с авиацией. Результат совместного удара: уничтожены три транспорта и три корабля охранения, один сторожевой корабль поврежден.

Герой Советского Союза С. Г. Коршунович. Только в одном бою торпедные катера под его командованием уничтожили 14 транспортов и кораблей противника.

Не буду перечислять все наши успехи текущего года. В данном случае важнее итог: фактическое положение сторон, которое уже яснее ясного и вообще (ибо теперь, в октябре 1944 года, каждому здравомыслящему человеку понятно, что фашистская Германия накануне военного (и политического) разгрома), и в частности — у нас в Заполярье со дня на день должен последовать решительный удар по лапландской группировке гитлеровских войск.

[209]

Готовимся к нему совместно с армией. Конкретно: силами флота в предстоящем наступлении надлежит обеспечить прорыв и взятие укрепленного района противника, включающего Лиинахамари, Петсамо (Печенгу). В то же время мы обязаны помешать эвакуации вражеских войск морем и доставке им каких бы то ни было подкреплений. И в то же самое время мы обязаны обеспечивать безопасность своих и союзных конвоев на всем пространстве морского театра в пределах морей Баренцева, Белого, Карского и Лаптевых.

Последнее практически возможно, как и при любой проводке конвоев в открытом море: то есть какие-то потери неизбежны. Ведь перекрыть пути в Арктику, в то же Карское море или в море Лаптевых, так, чтобы туда не проникла ни одна лодка, нельзя. Не следует думать, будто гитлеровцам уже не до Арктики, поскольку не там решается и не там будет решена судьба фашистской Германии. Правильнее исходить из реального: стараться свести к минимуму потери и помнить, на что способны гитлеровцы. Начальник британской военно-морской миссии в Полярном контр-адмирал Эджертон (четвертый по счету за время войны) не зря известил меня три недели назад в том, что фашистские подводные лодки на Европейском театре военных действий снабжены аппаратом «шноркель», позволяющим плавать на перископной глубине под дизелями и долгое время оставаться в подводном положении. Теперь известно не только об этом новшестве. Фашистские лодки пользуются вновь появившимися акустическими электроторпедами. Все это богатство технической мысли нашло практическое применение для очередной авантюры на арктических коммуникациях, затеянной противником сейчас, когда никакие авантюры уже не могут помочь ему.

Что, например, может дать гитлеровцам проникновение на арктические коммуникации? Может ли потопление одного — двух наших транспортных судов или эскортных кораблей на этом направлении (и на любом направлении в настоящий момент) либо высадка диверсионного десанта на какую-нибудь полярную станцию изменить ход войны, предотвратить неминуемый, уже близкий разгром немецкого фашизма? Вряд ли даже сами гитлеровцы верят в это. Действия их определены единственным: пакостить до последней минуты своего существования, пакостить, где удастся. И они пакостят...

[210]

...Несколько месяцев вел дневник урывками. Образовались большие пробелы. Восстановить все в памяти чрезвычайно трудно, и приходится обращаться к документам, чтобы с их помощью проследить ход событий.

Передо мной сводки о происходившем на театре со второй половины сентября. К одной из них приколоты листки с краткими характеристиками, вернее, биографическими справками, составленными после гибели в Карском море тральщика Т-120.

Читаю:

«Лысов Дмитрий Алексеевич — капитан-лейтенант, командир корабля. Родился 16 августа 1918 года в семье рабочего, в настоящее время экспедитора пристани Горький Волжского пароходства. С 1925 года Лысов учился, в 1935 году закончил полную среднюю школу в Горьком. Комсомолец с 1933 года. В 1936 году поступил в военно-морское училище, выпущен оттуда в 1940 году, проходил службу на Северном флоте: командовал катером — малым охотником, затем большим охотником. В 1943 году принят в ряды ВКП(б), спустя год назначен командиром тральщика. Неоднократно проявлял отвагу и мужество в борьбе с немецко-фашистскими пиратами на морских коммуникациях. За образцовое выполнение боевых заданий награжден орденом Красного Знамени и орденом Отечественной войны I степени.

Демченко Федор Афанасьевич — старший лейтенант, помощник командира корабля. Родился в июне 1918 года в селе Закривцы, Паричанского района, Днепропетровской области, в семье крестьянина. Отец умер в 1921 году, мать работает в колхозе. В 1933 году после окончания школы-семилетки Демченко, вступив в комсомол, работал культоргом в колхозе имени Сталина, в 1935–1937 годах учился на рабфаке. Закончив рабфак, продолжал учебу в Днепропетровском университете. В 1939 году добровольцем поступил в военно-морское училище, в 1942 году принят в члены ВКП(б). При выпуске из училища направлен на Северный флот, где служил в должности помощника командира тральщика...

Сосницкий Николай Афанасьевич — инженер-капитан-лейтенант, командир электромеханической боевой части корабля. Родился в 1912 году в селе Пяткивка, Бершадского района, Винницкой области. Отец крестьянин-бедняк, погиб в первую мировую войну, оставив жену и пятерых детей. Детство и юность Сосницкого были

[211]

тяжелыми. В 1929 году он окончил семилетку и работал в этой же школе учителем в младших классах, затем работал на строительстве в Одессе, без отрыва от производства учился. В 1932 году добровольно вступил в Красную Армию, за время службы вырос от красноармейца до командира — инженера Военно-Морского Флота. Большую часть времени своей военно-морской службы провел на Тихоокеанском флоте, а в 1944 году переведен на Северный флот...

Наконечный Константин Климентьевич — лейтенант, командир артиллерийской боевой части корабля. Родился в 1919 году в селе Новоселовка, Лиманского района, Сталинской области. Отец был учителем, впоследствии партийным работником — вторым секретарем горкома партии в Бориславе, Дрогобычской области. В 1937 году, после окончания средней школы в селе Славянке, К. К. Наконечный поступил в военно-морское училище, которое закончил в 1941 году. Был направлен на Тихоокеанский флот, а в 1944 году переведен на Северный флот...»

Четыре справки, четыре человеческих жизни с одной судьбой: все четверо погребены вместе с кораблем на дне Карского моря; все четверо исполнили до конца свой воинский долг моряков — советских патриотов.

Вот что предшествовало их гибели...

* * *

Вторая половина сентября. Северный флот ведет будничную боевую жизнь: готовится к совместному с 14-й армией наступлению на приморском участке Карельского фронта — от реки Западная Лица и хребта Муста-Тунтури до Петсамо (Печенги); занимается проводкой союзных конвоев, местных конвоев на коммуникациях Белого и Баренцева морей, арктических конвоев между Юшаром и Диксоном, между другими пунктами Карского моря и портами моря Лаптевых; действует торпедными катерами, подводными лодками и авиацией на морских сообщениях противника вдоль норвежского побережья — от Нордкапа до Киркенеса; осуществляет своими кораблями (минными заградителями и тральщиками) доставку грузов и зимовщиков на полярные станции бухты Тихая (Земля Франца Иосифа) и мыса Желания (северная оконечность Новой Земли); высаживает группы разведчиков на полуостров Варангер в тылу противника и т. д. и т. п.

[212]

Особенно интенсивное движение на арктических коммуникациях: наступил завершающий период навигации, и начались снабженческие рейсы к полярным станциям о продовольствием, топливом и прочим необходимым на зиму. Кроме того, продолжается движение по основной магистрали Северного морского пути, главным образом с востока на запад: транспортные суда возвращаются в Архангельск с грузами, полученными в портах арктического побережья.

В числе кораблей, сопровождавших один из таких караванов, был тральщик Т-120 под командованием капитан-лейтенанта Лысова. Конвой состоял из четырех транспортов и семи кораблей охранения, которые направлялись из моря Лаптевых через пролив Вилькицкого к Диксону. 23 сентября, в 1 час 13 минут, командир шедшего в охранении сторожевого корабля старший лейтенант Махоньков доложил по радио, что обнаружил вражескую подводную лодку. Тотчас командир конвоя приказал тральщику Лысова атаковать ее. Тральщик вышел из ордера и направился к месту, указанному сторожевым кораблем, однако предупредить нападение не успел. Вражеская подводная лодка уже атаковала сторожевой корабль — бывший пограничный посыльно-сторожевой корабль «Бриллиант», и тот через две минуты затонул. В зоне его гибели удалось поднять из воды лишь одного матроса, который умер на палубе тральщика.

Все это произошло в тумане, к северу от острова Кравкова.

В 3 часа 40 минут командир конвоя передал приказание Лысову: «Остаться в районе обнаружения подводной лодки противника и продолжать поиск ее».

Остальные эскортные корабли и транспортные суда пошли дальше в тумане к острову и порту Диксон. В пути корабли охранения дважды обнаруживали подводную лодку противника в позиционном положении. Один из тральщиков атаковал ее, но безуспешно: она скрылась в снежном заряде. В дальнейшем над конвоем появился наш самолет, затем подошли эсминцы «Достойный» и «Жесткий». На следующее утро, в 6 часов 30 минут, караван и сопровождавшие его корабли прибыли на рейд порта Диксон. При подходе к рейду командир конвоя приказал одному из эскортных кораблей идти в район, где был оставлен для поиска тральщик Лысова, сменить его и продолжать поиск. В то же время капитан-лейтенанту

[213]

Лысову было дано по радио распоряжение идти к Диксону. Прием радиограммы был подтвержден Лысовым; тем не менее эскортный корабль, отправленный на смену тральщику, не встретил его в пути и не обнаружил в районе поиска вражеской подводной лодки, после чего возвратился к Диксону.

Что же произошло с тральщиком Лысова?.. Выяснилось это лишь через несколько суток (1 и 5 октября), когда с двух островков Карского моря были сняты высадившиеся там после трехсуточного плавания и дрейфа на понтоне и катере люди экипажа тральщика.

Получив приказание командира конвоя продолжать поиск вражеской подводной лодки, капитан-лейтенант Лысов в течение трех часов производил этот поиск с помощью гидроакустической аппаратуры.

24 сентября в 6 часов погода резко ухудшилась: туман чередовался со снежными зарядами, усилилось волнение моря. В 6 часов 15 минут акустик доложил командиру корабля о неисправности гидроакустической аппаратуры и о невозможности до прихода в базу устранить повреждение. Капитан-лейтенант Лысов сообщил об этом командиру конвоя и в 6 часов 35 минут получил ответ: «Следовать в базу». Через десять минут, исполняя приказание, тральщик лег курсом на Диксон и пошел (с целью противолодочной защиты) переменными курсами — зигзагом. Не был изменен этот режим и в 7 часов 10 минут, когда акустик доложил командиру, что удалось своими силами устранить повреждение гидроакустической аппаратуры. Капитан-лейтенант Лысов приказал включить аппаратуру и продолжать в пути поиск вражеской подводной лодки.

Так прошло еще три часа. Погода не улучшалась.

В 10 часов 5 минут акустик доложил, что слышит шум винтов подводной лодки впереди по курсу корабля. Капитан-лейтенант Лысов немедленно повел тральщик полным ходом в направлении, которое было указано акустиком, атаковал подводную лодку глубинными бомбами и сообщил об этом в базу.

Судя по дальнейшему, вражеская подводная лодка успела уйти в сторону до выхода тральщика в атаку и через десять минут, в свою очередь, атаковала его.

Ни следа торпеды, ни перископа подводной лодки с тральщика не видели. Однако в десять часов пятнадцать минут тральщик был атакован. Взрыв торпеды про-

[214]

изошел в кормовой части. Силой взрыва руль и винты корабля были вывернуты кверху, наружу. Корпус деформировало до самого форштевня. Радиоприемники, радиопередатчики, радиопеленгаторы, эхолоты и другие приборы вышли из строя, вспомогательные механизмы перестали работать. Свет на корабле погас.

Тральщик потерял ход и накренился на левый борт (до шести — семи градусов).

Действия командира и экипажа корабля в эти критические минуты были четкими и слаженными. Капитан-лейтенант Лысов прежде всего принял меры, необходимые для того, чтобы обеспечить тральщику остойчивость. После выкачки части топлива за борт корабль принял нормальное положение. Затем Лысов приказал стрелять осветительными снарядами и сигнальными ракетами. Выяснив, что переносные рации исправны, он вызвал комсомольца Порохина, продиктовал ему донесение в адрес Диксона о том, что корабль поврежден торпедой, координаты места, где был атакован, и просьбу о помощи. Одновременно капитан-лейтенант Лысов приказал радистам на случай, если не удастся наладить связь с берегом, попытаться установить связь с другими кораблями.

Меры, принятые командиром и личным составом для спасения тральщика, позволили сохранить поврежденный корабль на плаву; однако он, не имея хода, оставался неподвижной мишенью для повторных атак вражеской подводной лодки. Поэтому капитан-лейтенант Лысов принял решение оставить на борту лишь необходимое для защиты корабля количество людей. Организация посадки на катер и понтон, спущенные на воду, всех, кому надлежало покинуть тральщик, в первую очередь раненых, и дальнейшее руководство спасением экипажа были поручены штурману Дементьеву.

На катер сошли 26 человек, на понтон — 20 человек. И катер и понтон были снабжены двумя из трех уцелевших переносных раций. С корабля были также сняты все секретные документы. Перед отходом понтона капитан-лейтенант Лысов передал туда свою шинель, сказав: «Дарю на память, возьмите, пригодится», — а штурману Дементьеву вручил для передачи по назначению свой партийный билет, письма и ордена.

Истекло сорок минут с момента, когда тральщик был атакован. За это время были приняты меры к спасению корабля, к сохранению его на плаву, переданы донесения

[215]

по радио (к сожалению, не принятые ни базой, ни кораблями, так как переносная рация на Т-120, скорее всего, также имела повреждения, не замеченные при передаче радиограмм), спущены спасательные средства, произведена посадка людей, сняты с корабля необходимые документы.

Как только все, кому было назначено, разместились на понтоне и катере, капитан-лейтенант Лысов попрощался с ними, повторил штурману Дементьеву курс, которым следовало идти к берегу, и приказал уходить от борта корабля.

Приказ был выполнен.

На тральщике осталось на боевых постах 34 человека: командир Т-120 капитан-лейтенант Лысов, помощник командира Демченко, инженер-механик Сосницкий, артиллерист Наконечный и артиллерийские расчеты двух орудий.

Спустя десять минут после отплытия, в 11 часов 5 минут, люди на понтоне и катере заметили перископ на расстоянии шести кабельтовых от правого борта корабля. На тральщике также увидели перископ, но огня не открывали, вероятно ожидая всплытия вражеской подводной лодки. Перископ исчез и через несколько минут появился вторично, теперь на расстоянии трех — четырех кабельтовых от правого борта тральщика. Вскоре над морем показалась рубка всплывавшей подводной лодки. По всей вероятности, фашисты либо предполагали, что корабль покинут экипажем, и собирались добить его орудийным огнем, либо намеревались снять с него людей и документы.

Выполняя приказание капитан-лейтенанта Лысова (с понтона и катера были видны жесты, которыми командир, должно быть, подтверждал слова приказания), оба артиллерийских расчета открыли орудийный огонь по всплывавшей подводной лодке. Один из первых снарядов попал в переднюю часть рубки, после чего вражеская подводная лодка исчезла.

Прошло более часа. Понтон и катер продвигались на веслах, очень медленно, стараясь держаться в пределах видимости корабля.

В 12 часов 30 минут, когда оба спасательных судна находились еще на таком расстоянии от тральщика, что сигнальщики могли хорошо видеть происходившее в рай-

[216]

оне его, послышался сильный взрыв, и над средней частью корабля взлетели обломки.

Тральщик был снова атакован. Торпеда попала в среднюю часть корабля. Огромный столб дыма встал над местом взрыва. Когда же дым развеяло ветром, на поверхности моря оставалась на плаву только носовая часть тральщика, людей не было видно. Затем неподалеку от нее всплыла вражеская подводная лодка. Она прошла полным ходом в надводном положении мимо носовой части тонувшего тральщика и скрылась в направлении, противоположном курсу понтона и катера, не заметив их.

Пока понтон и катер шли к месту, где тонул корабль, носовая часть погрузилась, продержавшись после взрыва на плаву десять — пятнадцать минут. В месте гибели тральщика никого из оставшихся на борту людей не оказалось. Все тридцать четыре человека погибли на боевых постах вместе с кораблем.

Так обстояло дело с капитан-лейтенантом Лысовым, о его помощником Демченко, механиком Сосницким и артиллеристом Наконечным, с тридцатью матросами и старшинами — с теми, кто выполнил свой долг до конца, исполняя приказ командира и стремясь уничтожить вражескую подводную лодку.

Тяжелые испытания ожидали и тех, кто находился на понтоне и катере. Они оказались посреди пустынного моря, не зная, попала ли по назначению радиограмма, отправленная с корабля после взрыва первой торпеды. В дальнейшем выяснилось, что донесение, посланное капитан-лейтенантом Лысовым, никем не было принято. Вот почему в течение пяти суток после гибели тральщика строились всякие предположения о его судьбе. Вдобавок пять суток над морем держался густой туман, мешавший осмотреть район с помощью самолета.

Все это усложнило положение людей на понтоне и катере. Штормовая зыбь разметала суда, туман помешал им вновь соединиться, чтобы держаться вместе. Катер под парусами (командовал им штурман В. А. Дементьев), несмотря на шторм и неисправность мотора, залитого волнами, довольно быстро продвигался в южном направлении и в ночь на 25 сентября достиг острова Подкова, на котором жили в зимовочном домике восемь зверобоев-поморов. Перед высадкой лейтенант Дементьев распорядился спустить паруса, и к берегу катер подошел на

[217]

веслах; тем не менее из-за сильного наката, мешавшего высадке, один из краснофлотцев сорвался в воду и погиб при ударе волной о скалу.

В более тяжелом положении очутились 20 человек, размещенные на понтоне. Два весла — вот все, чем располагали они. Несколько раз перегруженный понтон заливало волнами. В таких условиях еще раз проявились мужество, находчивость, смекалка наших людей. Командование на понтоне было поручено старшине 1-й статьи А. К. Дороненко. Этот инициативный и энергичный человек не только подбадривал товарищей, вместе с которыми оказался в беде, он сумел найти правильный и единственный выход из положения. Из двух весел была сооружена мачта, а из шинелей связан парус, что позволило ускорить ход понтона в нужном направлении. И все-таки прошло более двух суток, прежде чем понтон 27 сентября подошел к группе совершенно пустынных островов Скотт-Гансен. Люди высадились с понтона на берег благополучно, ни один человек не погиб и не пострадал.

Этим, однако, не закончилась эпопея. Дороненко и его товарищи правильно рассудили, что оставаться в необитаемом месте и уповать на то, что их найдут, рискованно, да еще в столь позднее время года. Поэтому группа наиболее выносливых и физически крепких — 12 человек — вышла в дальнейший путь к материковому побережью и 1 октября достигла мыса, на котором была расположена батарея. Как только с батареи сообщили по радио о прибытии людей из экипажа Т-120, с Диксона был послан за ними тральщик. Через сутки он возвратился, доставив спасшихся на понтоне — тех, кто достиг мыса, и тех, кто оставался на острове. Всего было доставлено 18 человек: двое, раненные еще на борту Т-120, умерли.

Едва тральщик возвратился к Диксону, как поступило новое сообщение, теперь от начальника промысла на мысе Выходной (в Пясинском заливе), о прибытии туда 11 человек с острова Подкова. Это была первая группа из спасшихся на катере. Вторая группа — 14 человек — осталась на острове. Немедленно было организовано спасение их. С Диксона были посланы два тральщика и вскоре отправлен самолет. Попутно тральщики вели поиск подводных лодок. Поход занял двое суток, и в ночь на 6 октября оба корабля были уже в бухте Диксона, доставив туда с острова Подкова и мыса Выходной всех моряков Т-120, спасшихся на катере.

[218]

Раздумываю над этой историей и досадую, что она пока не для печати, хотя заслуживает быть широко известной в подробностях. Поведение капитан-лейтенанта Дмитрия Алексеевича Лысова — в традициях нашего флота. Именно так поступает командир корабля — настоящий моряк и советский патриот: остается на своем посту, руководит действиями подчиненных в борьбе за корабль и в бою до последней возможности, до последней минуты жизни. И главное, Лысов и его товарищи не исключение. Их героическая история — один из примеров скромного, самоотверженного выполнения советскими людьми своего долга перед Родиной. Ведь только в одной этой истории уже есть несколько ярких фактов героизма и самоотверженности, проявления смекалки и правильной инициативы.

Для меня, как только поступили сведения с подробностями гибели сторожевого корабля и тральщика, было ясно, что подводные лодки противника вышли на коммуникации группой. Отсутствие следа торпеды в обоих случаях, что отмечено в донесениях, подтверждает достоверность данных о применении гитлеровцами акустических электроторпед.

Выяснились и подробности гибели гидрографического судна «Норд» в Карском море. Предполагалось, что гидрографическое судно подорвалось на мине. В связи с этим были даны указания всем постам и полярным станциям обследовать побережье, куда могло выбросить волнами предметы с погибшего судна или куда могли подойти шлюпки с людьми экипажа, если тому удалось спастись. Обследование побережья ничего не дало, но 27 сентября штаб Беломорской флотилии был уведомлен начальником морских операций западного сектора Арктики уполномоченным Главсевморпути А. И. Минеевым о том, что пост на полярной станции мыса Стерлегова с 21 часа тридцати минут 26 сентября не работает и на запросы не отвечает. Тогда же Минеев сообщил, что летчику Черевичному дано указание осмотреть этот район при перелете по маршруту бухта Тикси — остров Диксон. Получив такие сведения, командир военно-морской базы передал приказание всем батареям и постам, расположенным в Карском море, повысить бдительность. А через трое суток с одной из материковых полярных станций поступило новое сообщение. Из него явствовало, что гидрографическое судно было атаковано подводной лодкой. Команда, за исключением че-

[219]

тырех раненых, бросилась за борт и утонула, не ожидая, пока к погибавшему судну подойдет, чтобы добить его; всплывшая на поверхность вражеская подводная лодка. Эти сведения были получены от начальника полярной станции на мысе Стерлегова Г. В. Бухтиярова, который бежал из фашистского плена.

В плен Бухтияров попал при следующих обстоятельствах. Вдвоем с сигнальщиком поста Нагаевым он отправился на собачьей упряжке вдоль побережья, чтобы проверить, не прибило ли волнами какие-либо предметы с погибшего судна. 25 сентября, оставив Нагаева в соседней бухте, Бухтияров возвратился на полярную станцию, чтобы пополнить запас продуктов. Пока он отсутствовал, станция была захвачена фашистским диверсионным десантом, который высадился там в ночь на 25 сентября с двух подводных лодок. Десант состоял из двадцати пяти автоматчиков. Среди них были помощник командира одной из подводных лодок, боцман и переводчик (по специальности инженер, плававший до войны на судах нашего Северного морского пароходства). Диверсанты захватили станцию глубокой ночью в тот момент, когда двое из зимовщиков несли вахту в помещении, а остальные спали. Захват станции был предпринят противником для того, чтобы собрать сведения о движении наших судов на арктических коммуникациях. Попутно диверсанты решили ограбить продовольственный склад полярной станции, чтобы пополнить запас продуктов, а затем разгромить ее. В этот момент и попал в их руки Бухтияров.

Умело скрыв следы высадки, десант расположился в зимовочном домике и не показывался наружу, а подводные лодки легли на грунт в соседней бухточке, чтобы там дождаться сигнала о всплытии. Сигналом должен был послужить взрыв двух гранат, брошенных в воду.

Подпустив Бухтиярова вплотную к станции, фашисты окружили его, обезоружили и стали допрашивать. В свою очередь он выяснил у переводчика, считавшего невозможным бегство Бухтиярова, многое, что позволило уточнить происшедшее и за пределами полярной станции: во-первых, обстоятельства гибели гидрографического судна и тральщика; во-вторых, район действия подводных лодок противника в Карском море; в-третьих, путь проникновения их в него; в-четвертых, предполагаемый маршрут возвращения фашистов из Карского моря; в-пятых, что

[220]

они силой оружия вынудили радиста Главсевморпути, взятого в плен на вахте, принимать и передавать метеорологические сводки в положенные сроки, чтобы тем самым скрыть захват станции (что им и удалось вплоть до вечера 26 сентября); в-шестых, что на одной из подводных лодок находится офицер гестапо, который будет допрашивать Бухтиярова; наконец, в-седьмых, что противник потерял-таки подводную лодку в Карском море.

Допрос ничего не дал фашистским диверсантам. Бухтияров отказался стать предателем, предпочитая погибнуть, и при первой возможности бежал в тундру — безоружный, не имея продовольствия, зная, что до ближайшей полярной станции 110 километров пути по арктической пустыне. Только благодаря этому он и Нагаев уцелели, и только благодаря этому стало известно все, о чем теперь рассказано в донесении штаба Беломорской флотилии, лежащем передо мной.

Безусловно, эта история должна быть обнародована, когда закончится война. Тут есть что передать как эстафету следующим поколениям. В ней — и в поведении личного состава тральщика Т-120 с его командиром во главе, и в поведении экипажа гидрографического судна «Норд», и в поведении начальника полярной станции — залог нашей близкой победы над фашизмом.

[221]