Наваждение!
Наваждение!
Дорога из колхоза до базы пролегала вдоль реки. Мы довольно хорошо разместились в «виллисе» и после утомительного дня, прошедшего в хождениях по пастбищам и скотным дворам, наконец, смогли сесть и даже вытянуть натруженные ноги. Машина, слегка покачиваясь, двигалась по ровной, мягкой грунтовой дороге. Светила луна. С реки тянул свежий ветерок, и мы стали дремать. Но вот шофер замедлил ход:
— Куда же мы, однако, приехали? — сказал он, останавливая машину. Впереди в лунном свете виднелись дома колхоза, из которого мы только что выехали.
— Зачем же ты повернул-то обратно? — растерянно спросил шофера один из членов комиссии.
— Да я никуда и не поворачивал. Как сказано было — езжай все время по дороге вдоль реки, так я и ехал.
— Но ты же сам видишь, что назад приехали, — наперебой стали говорить все сидящие в машине. — Ты же помнишь, что река-то была слева, когда мы выезжали, а теперь она справа.
Кто-то усомнился:
— А слева ли она была? А может быть, это не тот колхоз, где мы были?
— Ну что же, поедемте до конца дороги и удостоверимся, — предложил я.
Когда машина появилась на улице колхоза, нас окружили ребята и стали кричать:
— Дяденьки, вы опять к нам приехали. Забыли что-нибудь?
— Ну, вот, видите теперь! Назад вернулись, — проворчал кто-то из наших.
— Ну, что же, поворачивайте, и поехали, — сказал я шоферу. — Нам время терять нельзя — до базы далеко.
Удрученный случившимся, он развернул машину, и мы тронулись, Я сидел рядом с шофером и, повернувшись к сидящим сзади, сказал:
— Кто из вас сомневался, где находится река? Вот она, смотрите!
Постепенно все успокоились, а усталость взяла свое — мы опять задремали, и только шофер не сводил глаз с освещенной луной дороги. Я, видимо, так же, как и остальные, заснул и пробудился от толчка резко остановленной машины.
— Да что же это такое! — услышал я встревоженный голос шофера. — Смотрите, где река-то! Опять на правой стороне.
Мы выскочили из машины. Что за дьявольщина? В лунном свете справа от нас блестела полоса воды!
— Как же это случилось? — раздались голоса. Никакого разумного объяснения никому на ум не приходило.
Наконец, шофер сказал:
— Нечистая сила нас водит. Вот что я скажу. Он как-то весь сгорбился и замолк.
— Разворачивайте машину, и поехали, — сказал я.
Но шофер испуганно произнес:
— Не могу я вести машину. Это все неспроста.
Да и мы видели, что в таком состоянии он управлять машиной не сможет. Тогда один из членов комиссии сказал ему:
— Садись на мое место. Я поведу.
Они поменялись местами, и мы снова тронулись. Я предложил тщательно следить за дорогой и рекой и при первом же признаке какого-то отклонения остановить машину, Проехав несколько километров, я заметил, что река показалась перед нами. Мы остановились, и скоро все разъяснилось. Оказывается, в стороне от колхоза находился небольшой лесок, из которого жители возили дрова, а от леса до колхоза вела хорошо наезженная дорога. Дорога же на нашу базу была проложена недавно. Обе дороги пересекались, образуя дугу. Это пересечение проходило на покрытой дерном площади, и часть дороги, ведущей из леса, при лунном свете была отчетливо видна, а наша в траве незаметна. Таким образом, мы и кружили по эллипсу. Когда мы прибыли на базу и сели ужинать, за столом разговоры неизменно вращались вокруг нашего происшествия.
— Подумать только, — сказал один из врачей, — освобождена атомная энергия, а тут вера в нечистую силу. Невероятно!
— Водитель видел взрыв атомной бомбы, и это его не особенно поразило — он был к этому подготовлен, ему объяснили, что произошло, а блуждание около колхоза вывело его из психического равновесия, — поддержал разговор биолог.
Вот так же иной раз и мы блуждаем при научных изысканиях. Выберешь без достаточных оснований какое-то направление и двигаешься по нему, не предполагая существование каких-то других путей, и кружишь по выбранному направлению, удивляясь, что приходишь на старое место. А надо бы не удивляться и недоумевать, а тщательно разобраться. Вот этого нам иногда и не хватает.
Мы долго не ложились спать, несмотря на усталость. Утром направились к станции, где находились наш вагон и платформа. Здесь привели в порядок сделанные записи — результаты проведенных измерений.
Теперь можно было двигаться дальше на восток, к следующему пункту, где мы наметили провести обследование. Это был небольшой разъезд в 200 километрах от места, в котором мы находились сейчас. Ночью нас прицепили к проходящему поезду, и спустя некоторое время мы оказались на запасном пути разъезда. Рано утром мы сгрузили «виллис» и отправились в путь. Дорога была хорошей, и мы быстро продвигались. Один из членов комиссии — его звали Борисом — взял с собой охотничье ружье.
— Может быть, заодно удастся и поохотиться. В такие места не часто попадаешь! — сказал он.
Справа от дороги — небольшая река. Вспомнили недавнее происшествие и стали весело смеяться. Вдруг Борис в сильном возбуждении закричал:
— Лиса, братцы! Ей-богу, лиса!
Он попросил шофера остановить машину и выскочил из нее с ружьем.
— Рассыпайтесь цепочкой от дороги к речке, ей наперерез. А я вон за тем кустом залягу и с тыла ее встречу.
Его разъяснения, а тем более действия были так убедительны, что мы моментально бросились к речке, образовав внушительную преграду по пути бегущего зверя.
Борис промчался до куста и залег. Лиса остановилась и затрусила назад. «Почему же Борис не стреляет?» — подумал я. А он поднялся из-за куста и, махнув безнадежно рукой, буркнул:
— Собака. — И добавил: — Черная. А я за лису ее принял.
Мы собрались у машины и, подтрунив немного над незадачливым охотником, поехали дальше. Впереди виднелось большое село.
На околице у дороги уже издали мы увидели на первом же доме большую вывеску: «Чайная».
— А что, если нам здесь перекусить? — предложил я. — Вряд ли мы скоро встретим поблизости другой населенный пункт. У нас есть с собой ветчина, колбаса, хлеб, а чай нам дадут.
Мы остановились у чайной. В это время из ее дверей вышли трое. Увидев у Бориса ружье, один из них спросил:
— Охотники, что ли? Хорошо, если бы нам помогли. Завелась около нашего села лисица-чернобурка. Убежала из питомника. Столько кур передушила, негодяйка, — и не сосчитаешь. А охотников, как на грех, в нашем селе нет. В ноги бы вам поклонились, если бы прикончили эту душегубку.
Мы переглянулись. А когда мужчины отошли, стали еще больше смеяться над Борисом:
— Вы, значит, лису от собаки по цвету шерсти отличаете. Так, что ли?
…К своему удивлению, войдя в довольно большую комнату чайной, мы увидели столики, накрытые белыми накрахмаленными скатертями. Здесь, за сотни километров от ближайшего города, в каком-то захолустном селе миловидная официантка в белом передничке предлагает меню.
— Что вы желаете?
В чайной был довольно большой выбор блюд, и мы решили здесь пообедать, а свои продукты сохранить на будущее.
Поев, мы выехали из села и в условленном месте стали производить измерения. Радиоактивность здесь была невысокой, хотя и несколько больше фона. Мы переходили от одной точки к другой, делая пометки на карте местности. Но вот из-за куста выскочил заяц. Борис вскинул ружье. Раздался выстрел, и заяц упал.
— Молодец! — раздалось сразу несколько голосов. — Ну, теперь полностью реабилитировал себя.
К концу дня мы вернулись в свой вагон, и, закончив записи наблюдений, Борис вместе с проводником вагона стал свежевать зайца. Один из врачей спросил:
— Что же вы с ним делать собираетесь?
— Как что? Зажарим и съедим. Такое жаркое получится, пальчики оближете!
— Надо сначала проверить его на радиоактивность. Может быть, его и есть нельзя? — сказал врач.
— Ну, это не трудно сделать, давайте счетчик, — и Борис сунул его в освежеванного зайца. Счетчик затрещал, и стрелка поползла по циферблату.
— Вот видите, как нашпигован радиоактивностью ваш заяц, — заявил врач.
— Не так уж сильно, — возразил Борис. — Мне думается, что с водкой он пойдет за милую душу.
— Но у нас совершенно нет водки, и достать ее в этих местах ни за какие деньги нельзя, — вставил проводник.
— Безвыходных положений не бывает, их создают паникеры, — парировал Борис. — Прежде всего надо помнить, что у нас есть спирт, его можно развести до научно обоснованного уровня — вот вам и водка.
— Но он с формалином, — вмешался в разговор один из врачей.
— Ну и что же, — не сдавался Борис. — Это только к лучшему. Если в формалине хорошо сохраняются органические экспонаты, тем более он сохранит наши с вами души. Несите спирт с формалином, и я превращу его в водку.
Борис разбавил спирт водой и наполнил стаканчики.
— Для пробы, — весело разъяснил он.
Но когда биолог поднес свой стаканчик к губам, то быстро отдернул его.
— Нет, не смогу я даже глотка сделать.
Другие, тоже понюхав, поставили стаканчики на стол.
— Эх вы! — с презрением произнес Борис.
Он взял графин. Вылил из него воду, высыпал на дно две щепотки чаю, вылил туда разбавленный водой спирт из стаканчиков, залил графин до половины спиртом с формалином из бутыли и стал трясти графин с содержимым, расхаживая по вагону и ворча:
— Наши отцы ханжу пили, и ничего с ними не случалось, а тут, видите ли, формалин им повредит. Ну, хорошо, запах не нравится, там мы его чаем отобьем.
Вошел проводник вагона и сообщил:
— Заяц ужарился, у нас все готово.
— Ну, и у меня готово, — сказал Борис. — Я думаю, можно приступать.
«Радиоактивный» заяц был съеден. После трапезы один из сидящих за столом врачей, держа в руке обглоданную косточку, в раздумьи произнес:
— Пастер на себе испытывал болезнетворное действие некоторых микроорганизмов. Что же, мы рискнули.
…Прошло шесть лет. Мне довелось в ноябре 1955 года участвовать в сессии Генеральной Ассамблеи ООН. На сессии с кратким сообщением о только что закончившейся в Женеве Всемирной конференции по мирному использованию атомной энергии выступал Генеральный секретарь ООН, а ученым, присутствовавшим на сессии, было предложено выступить перед общественностью на дискуссии по вопросам, обсуждавшимся на конференции в Женеве. Перед началом дискуссии американский врач Уоррен сказал мне, что ему как-то пришлось съесть «радиоактивный» огурец:
— Я расскажу об этом во время дискуссии. А у вас нет какого-нибудь аналогичного примера? — спросил он.
И я, вспомнив о том, как мы ели «радиоактивного» зайца, в свою очередь рассказал об этом.
— Все дело в дозах и характере радиоактивности, — говорил Уоррен. — Нельзя из радиоактивности делать фетиш.