Внизу — Мадрид
Внизу — Мадрид
В ночь с 5 на 6 июля 1937 года республиканские войска перешли в наступление на Центральном фронте. Обойдя сильные опорные пункты мятежников Льянос и Кихорна, они внезапным ударом к утру овладели Брунете и устремились к реке Пералес…
Еременко вел эскадрилью к Мадриду. Западнее, линии задымленного горизонта, шел наземный бой.
Уточняя перед вылетом линию боевого соприкосновения, Еременко видел, как обрадовались летчики, услышаво взятии Брунете. Республиканская армия наступает!
Внизу уже запетляла река Мансанарес и показалась и изогнутая подковой перед западной частью города линия фронта. Слева на зеленых холмах раскинулся Мадрид.
На траверзе Северного вокзала показались приближающиеся с запада темные точки. Фашисты? К Мадриду на одной высоте с И-15 подходили истребители противника Хе-51. Еременко уже хорошо различал серые с белыми хвостами машины. Но фашисты как будто не торопились атаковать. «Разведчики? Или хотят оттянуть нас от Мадрида?»
И тут произошло непредвиденное. Внезапно строй самолетов противника дрогнул и развалился. Горящими обломками вниз повалились три «хейнкеля». Это со стороны солнца их атаковали незаметно подошедшие «москас». Десятка скоростных истребителей ударила по центру боевого порядка фашистов.
Молниеносная атака И-16 спутала противнику все карты. Над Королевским мостом «москас», не дав врагу опомниться, зажгли еще одного «хейнкеля». Все это произошло в считанные секунды.
И тут «чатос» Еременко с другой стороны атаковали фашистов. «Хейнкели» развернулись и, огрызаясь огнем, понеслись в сторону Брунете. Республиканские истребители устремились за ними.
Бой шел над Боадильей, когда показалась большая группа двухмоторных бомбардировщиков До-17. Фашисты шли курсом к Мадриду. Находившиеся ближе к ним Еременко, Кузнецов, Рыбкин и Божко Петрович бросились в атаку. Остальные во главе с Серовым продолжали бой с истребителями.
Выполнив полупетлю, Еременко оказался над одним из бомбардировщиков. И тут же струя раскаленного металла вошла в похожий на щуку До-17. Второй очередью в упор командир эскадрильи срезал у бомбовоза правый руль поворота. А Божко Петрович всадил очередь в левый двигатель фашиста. Еременко еще раз нажал гашетки. Оставляя за собой длинную пряжу дыма, бомбовоз пошел к земле.
В это время Кузнецов и Рыбкин расправились со вторым «дорнье». Бомбардировщики, бесприцельно бросая бомбы, заметались по небу.
Еременко взглянул на часы: полетное время было на исходе. «Идем к Мадриду», — подал он сигнал. С аэродрома Алькала на смену им подходила еще одна эскадрилья «москас»…
Этот день, начавшийся тяжелым боем, не сулил летчикам покоя. Едва И-15 сели на Сото, над аэродромом появился бомбардировщик СБ. Сделав круг, он резко пошел на снижение. Пронесся над посадочной полосой и, круто развернувшись, пошел на второй круг.
— Что-то у него не в порядке, раз на наш пятак задумал садиться.
Летчики, стоя на краю аэродрома, встревоженно смотрели в небо.
— У него штурманская кабина разбита и моторы маслом хлещут, — проговорил, соскакивая с подножки «пикапа», приехавший с центра летного поля Рыцарев.
Не выпуская шасси, СБ снова пошел на посадку.
— Колеса! — закричал Серов, словно летчик «катюши» мог его услышать.
И на этот раз бомбардировщик не сел. Едва не зацепившись за деревья, он опять вошел в разворот.
— Неладно у них на борту. Готовьте санитарку, — приказал командир эскадрильи.
«Катюша» вновь появилась над Сото. Машина шла над самыми верхушками пробковых дубов. Вихрь от винтов срывал и кружил в воздухе поблекшие от жары листья. Над границей аэродрома летчик убрал газ. Самолет коснулся земли. Вспарывая фюзеляжем посадочную полосу, со скрежетом и визгом, окутанный густым облаком пыли, самолет пополз по каменистому грунту.
Когда к севшему бомбардировщику подкатили машины, глазам добровольцев предстала такая картина. Не обращая внимания на подъехавших, командир самолета и стрелок-радист пытались вытащить из разбитой кабины не подававшего признаков жизни штурмана.
— Валентин! Валентин! Очнись! Мы у себя! К своим сели! — повторяли они.
Но привалившийся к пулемету штурман не отзывался.
— Неужели убит? — ни к кому не обращаясь, растерянно проговорил летчик.
Только тут он повернулся к подошедшим, и все увидели его белое, без кровинки лицо.
Серов, Рыцарев и механик Карлос, разломав каркаскабины, осторожно подняли с сиденья тело штурмана и положили его на землю.
— Где вас так? — участливо спросил Еременко.
— Вы здесь старший?
— Да.
Летчик неестественно вытянулся и сделал попытку шагнуть к командиру эскадрильи. Но, поморщившись, остался на месте.
— Вы ранены?
— Пустяки. Прошу передать немедленно в штаб авиации. Над Пералес-де-Милья мы были атакованы потребителями неизвестной конструкции. — Летчик наморщил лоб. — Машина выглядит так: тонкий фюзеляж, короткие, обрубленные крылья. Опознавательные знаки мятежников — две черные перекрещенные полосы в форме буквы Х на белом фоне. Их было не менее двенадцати. Скорость как у «катюши»[16]. И еще: к реке Пералес из Саламанки выдвигается колонна автомобилей. Длина около пяти километров.
Лицо летчика исказилось. Охнув, он стал медленно оседать на землю. Его подхватили…
6 июля эскадрилья «чатос» совершила еще шесть вылетов к Мадриду, Брунете и Вильянуэва-де-ла-Каньяда, пид которыми разгорелись упорные воздушные бои. К исходу дня Вильянуэва-де-ла-Каньяда была взята штурмом наземных республиканских войск.
Поздно вечером Еременко вызвали к Птухину на аэродром Алькала-де-Энарес. У генерала Хозе находились эмиссар Агальцов, командир эскадрильи И-16 Минаев невысокий, совсем юный с виду летчик.
— Как народ себя чувствует? — озабоченно спросил Птухин.
— Настроение хорошее. Жара только допекает.
Агальцов, в течение всей недели внимательно следивший за действиями новой на мадридском участке фронта эскадрильи, улыбнулся:
— А что с рассвета в бою — это не в счет?
— Начинаем привыкать.
— Ну что ж, хороший ответ.
— Знакомьтесь — это Иван Лакеев. Тот самый, что сегодня над Мадридом выхватил у тебя «хейнкелей», — представил невысокого летчика генерал.
— Им тоже хватило, — улыбнулся Лакеев.
— Хватило и даже с избытком, — согласился Еременко.
Птухин пригласил всех к столу, на котором лежали план Мадрида и карта Центрального фронта. Уточнив обстановку, он озабоченно сказал:
— Международный конгресс писателей-антифашистов, открывшийся четвертого июля в Валенсии, завтра с утра продолжит свою работу в Мадриде. — Красным карандашом Птухин подчеркнул заштрихованный квадрат с надписью «Аудиториум». — Это один из крупнейших залов Мадрида, — пояснил он. — В ночь на пятое июля «савойи» бомбили Валенсию. Наверное, теперь фашисты будут стремиться еще более ожесточенно бомбить Мадрид.
— Зачем же прямо на переднем крае проводить заседания конгресса? — удивился Еременко.
— Такой вопрос возникал у многих. Конечно, можно было для конгресса выбрать место и поудобнее, например французскую Ривьеру. Но писатели решили собраться в Испании — стране, которая первая дала отпор фашизму. Ну, а то, что заседания конгресса будут проходить в Мадриде, городе, на окраине которого проходит передний край обороны, — это символично. Так вот, друзья, — продолжал Птухин, — наша задача — не допустить ни одного самолета противника в район «Аудиториума». И в район кинотеатра «Гойя», где после обеда продолжит свою работу конгресс.
Он указал командирам эскадрилий квадраты города, над которыми предстояло патрулировать истребителям, порядок их смены эскадрильями с других аэродромов, расположенных в зоне Мадрида.
— Седьмого и восьмого июля я буду находиться на «телефонике». После посадки звоните мне на башню, — закончил разговор Птухин. — Все, о чем мы здесь говорили, нужно как можно лучше разъяснить летчикам.
— Можно ехать? — заторопился Еременко.
Шестнадпатиэтажное здание телефонной компании в Мадриде, на верхней площадке которого были расположены посты ПВО и артиллерийские наблюдатели.
— Не спеши, Иван Трофимович. Вам всем следует еще побывать в штабе и уточнить в деталях порядок завтрашней боевой работы.
— К тому же, — улыбнулся Агальцов, — штабники приготовили тебе, Иван, небольшой сюрприз.
Пройдя в конец длинного коридора, Агальцов и Еременко вошли в ярко освещенную комнату.
У двери стоял часовой. Четыре человека в светлых замшевых куртках сидели на стульях. А над столом, рассматривая какие-то документы, склонился Кутюрье.
— Если есть желание, можете познакомиться. Это экипаж сбитого «дорнье». Между прочим, среди них имеется знатная особа, — приветствовал он Еременко.
Изрядно уставший за день комэск про себя чертыхнул фашистов. Но все же с некоторым интересом посмотрел на немцев.
— Вот этот, — Кутюрье указал на худого, узколицего штурмана, — утверждает, что его отец — советник Гиммлера.
— Что ж из этого? — пожал плечами Еременко. — Жив остался, и на том пусть скажет спасибо.
Обратившись к пленным, Кутюрье по-немецки объяснил, кто находится перед ними. Тогда со стула поднялся широкоплечий, рыжеватый командир «дорнье»:
— У меня один вопрос. Впереди нас к Мадриду шло два десятка «хейнкелей», не считая непосредственного прикрытия. Как вам удалось пройти через их заслон?
Еременко снова пожал плечами. Ему не очень хотелось разговаривать с пленными, тем более отвечать на их вопросы.
— Переведите ему, — обратился он к Кутюрье. — Полагаю, лучше об этом узнать у командира заслона, если, конечно, им удастся встретиться. А теперь я бы хотел их кое о чем спросить. Вот представитель Германии в лондонском Комитете по невмешательству в испанские дела Риббентроп совсем недавно отрицал участие немецких граждан в варварских бомбардировках городов и сел Испании. Чему же нам верить? Своим собственным глазам или словам Риббентропа?
— Большая политика — не наше дело, — пробормотал в ответ командир «дорнье».
— Ну, еще бы! Ваше дело — бомбы кидать на испанских детей!
Резко повернувшись, Еременко направился к выходу.
С рассвета 7 июля «чатос» прикрывали Р-зеты капитана Мигеля Алонсо, которые бомбили подходившие к реке Пералес колонны противника. После двух боевых вылетов эскадрилья Еременко находилась в готовности номер один, когда на Сото позвонил Птухин:
— В девять тридцать вам с ореликами быть над «телефоникой».
Когда они подлетали к Мадриду, над городом уже барражировали И-16 Ивана Лакеева, а над линией боевого соприкосновения республиканских и фашистских войск кружила эскадрилья Александра Минаева.
Небо южнее вокзала Делисиас вспучилось разрывами зенитных снарядов. И сразу, взмыв вверх с площадки «телефоники», в воздухе рассыпались пять красных ракет. Противник! Всмотревшись, Еременко заметил идущих со стороны моста Принцессы «фиатов». Очередями верхних пулеметов он указал ведомым направление атаки.
Скрываясь в лучах солнца, «чатос» сближались с противником. Мгновение, — и над Андалузским мостом, вокзалом Делисиас и табачной фабрикой в небе завертелся ревущий огненный клубок.
А с запада на город наплывал широкий клин «юнкерсов» и «дорнье». На перехват их устремилась эскадрилья Александра Минаева.
После первой атаки «фиатов» «чатос» разделились на несколько групп.
В начале боя был ранен Хозе Редонта. Окружившие его «фиаты» теснили истребитель испанца за Мансанарес. К отбивавшемуся от фашистов летчику прорвался Леонид Рыбкин. Редонта пристроился к своему ведущему. На головокружительных виражах они вдвоем продолжали бой с девятью «фиатами». Пытаясь вырваться из кольца, «чатос» пошли в лобовую атаку. Один из «фиатов» шарахнулся от несшегося на него Рыбкина и врезался в другой фашистский истребитель. Удар… Сцепившись крыльями, объятые пламенем «фиаты» упали на пустырь у Андалузского моста. А Рыбкин и Редонта присоединились к пришедшим им на помощь Петрову и Карпову.
«Выдержит ли Хозе?» — глядя на залитое кровью лицо испанца, волновался Леонид. Он сигналом показал ведомому, что ему следует выйти из боя, но тот отрицательно покачал головой.
В этот момент с юга подошла новая группа «фиатов». Летевшие выше их Еременко, Серов и Якушин атаковали ведущее звено. Еще один фашист был сбит. Из его кабины выбросился летчик и раскрыл парашют.
Бортовые часы истребителя комэска показывали, что они находятся в воздухе пятидесятую минуту. «Значит, заседание конгресса в «Аудиториуме» открылось вовремя», — подумал Еременко, провожая взглядом спускавшегося на город парашютиста.
И тут неожиданно со стороны солнца появилась четверка бело-голубых остроносых монопланов. Не вступая и бой, они пронеслись мимо и умчались к Нижнему Карабанчелю. Зоркие глаза Еременко схватили некоторые летали незнакомых машин: закрытую плексигласовым фонарем кабину пилота, срезанные концы крыльев и топкую нить радиоантенны. «Не об этих ли фашистских истребителях говорил вчера командир подбитой «катюши»?»
Внимание комэска привлек вышедший около него из атаки «чато» Вальтера Короуза. На какую-то долю секунды машина австрийца, потеряв скорость, зависла. И сразу снизу-сзади к нему устремился «фиат». «Пропал Вальтер», — мелькнуло в голове Еременко.
В этот момент летевший выше и правее Короуза «чато» совершил немыслимо резкий переворот. Одновременно сверкнули пулеметные трассы: фашист открыл огонь по австрийцу, а «чато», не выходя из переворота, — по фашисту. Первым вспыхнул «фиат». Короуз кинулся к Еременко, но горящий «фиат» не отставал от него. Тогда атаковавший фашиста «чато» всадил в борт и заливной бачок машины противника еще несколько очередей. Фашистский истребитель взорвался. В дыму и пламени скрылся и атаковавший его «чато».
Подошла эскадрилья Григория Плещенко, которую Птухин поднял с Барахаса. «Чатос» Еременко стали выходить из боя…
Только после посадки, увидев, как Вальтер Короуз обнимает Михаила Якушина, Еременко понял, кто спас австрийца.
Не один Еременко заметил новые остроносые истребители. Их видели Виктор Кузнецов и Том Добиаш. С «Телефоники» бело-голубые машины наблюдали Птухин и Кутюрье. «Это «мессеры», — предупредил Еременко генерал Хозе.
Шел третий день успешно развивавшейся Брунетской операции. Командование мятежников и интервентов, стремясь остановить выходящие к реке Пералес республиканские войска, продолжало спешно перебрасывать с севера к району прорыва свои наземные части и авиацию. Наступление на Сантандер Франко временно приостановил.
В полдень 8 июля с постов воздушного наблюдения находившемуся на «телефонике» Птухину стали докладывать о подходе к Мадриду более трех десятков «фиатов».
— Одни? Без бомбовозов? — переспросил Птухин.
Кутюрье, принимавшего доклады постов.
— Одни.
Птухин посмотрел на часы.
— Через три минуты должен подойти Еременко, — сказал он, провожая взглядом разворачивавшиеся над ними «москас» Лакеева, у которых истекало время патрулирования.
— «Чатос»! — тут же громко доложил офицер-испанец, находившийся на площадке «телефоники».
Над Северным вокзалом, оттянутые уступом назад, эшелонированные по высоте, показались звенья эскадрильи Ивана Еременко.
— Что за строй? — удивился Кутюрье.
Генерал Хозе не успел ответить. С запада появились «фиаты». Два верхних звена И-15 с ходу врезались в клин фашистских машин. Сразу вспыхнул один «фиат».
— Хорошее начало!
Птухин приложил к глазам морской бинокль. В окулярах завертелся плотный клубок истребителей.
Бой начал оттягиваться к Королевскому театру и площади Пуэрта-дель-Соль. Теперь и без бинокля были видны все перипетии воздушной схватки.
Над театром «чатос», те, что шли ниже основной группы, сбили еще одну фашистскую машину. И тут загорелся И-15. Республиканский истребитель с креном прошел над «телефоникой». Было видно, как летчик скольжением пытается сбить пламя. Два И-15 поспешили на помощь товарищу и отогнали заходивший на него в атаку «фиат». Горящая машина, снижаясь, развернулась к северной окраине Мадрида.
За спиной генерала раздался гулкий взрыв. Разваливаясь на куски, на центр города падал еще один расстрелянный «фиат». Но, несмотря на потери, фашисты не выходили из боя.
— Неспроста они так на рожон лезут. Пакость, что ли, какую-нибудь готовят? — проговорил Евгений Саввич.
То, что самолетов противника в два с половиной раза больше, чем республиканских, Птухина не удивляло. К этому он привык. Насторожило его упорство, с которым дрались фашистские пилоты. На всякий случай он приказал поднять в воздух с Барахаса эскадрилью Александра Минаева и подготовить к взлету с Алькалы-де-Энарес И-16 Лакеева.
Ожесточение схватки нарастало.
Подошли И-16 Минаева. Птухин облегченно вздохнул: теперь силы равны.
Стремительным ударом «москас» оттеснили «фиатов» к Каса-дёль-Кампо. Бой продолжался над территорией, занятой мятежниками.
Эскадрилья Еременко, пройдя над западной частью города, развернулась к центру Мадрида.
— Внимание! — громко крикнул Кутюрье.
Разговаривавший по телефону со штабом авиагруппы Птухин бросил взгляд по направлению его руки. Со стороны солнца в отвесном пике неслись тонкофюзеляжныe остроносые машины. «Мессеры»? Генерал с силой сжал поручни ограждения площадки. Чем-то зловещим веяло от этих светлых, с хищным профилем машин. Птухин знал, что еще в мае фашисты стали применять «мессершмитты» на Северном фронте. Но здесь, над Мадридом, «мессеры» раньше не появлялись. Значит, после вчерашней разведки противник решил показать, чего стоит Me-109, прошедший «акклиматизацию» на севере.
Несмотря на внезапность нападения, республикансккие летчики не дрогнули. Верхнее звено И-15 длинными пулеметными очередями разрушило компактный строй фашистов. «Мессершмитты» веером разошлись в разные стороны. Первая атака фашистов сорвалась.
Сжавшись в единый, ощетинившийся огнем комок, «чатос» вступили в бой. В этот момент к Мадриду подошла эскадрилья Лакеева. Она с ходу атаковала противника…
В небе началось такое столпотворение, что Птухин уже не мог разобрать, где свои, где чужие машины.
Имевшие светлую окраску «мессершмитты» моментами были совсем незаметны на фоне голубого неба.
Тяжело настоящему воздушному бойцу наблюдать с земли, как в небе дерутся с противником твои товарищи. Генерал Хозе сознавал, что в эти минуты над Мадридом шла борьба не только техники и искусства пилотажа. В этом бою проверялась моральная стойкость республиканских летчиков, их умение навязать свою волю противнику. Он знал многих, кто в этот момент сидел в кабинах истребителей. И верил в них.
В стороне от «телефоники» с диким ревом пронесся объятый огнем самолет. Птухин впился глазами в падающую машину. В лучах солнца сверкнула светлая полировка — это был «мессершмитт».
И тут же крутым разворотом другой «мессер» зашел в хвост выходящему из атаки И-15. «Конец парню», — мелькнуло в голове у Птухина. Но шедший слева и выше «чато» вдруг резким маневром, едва не опрокинувшись на спину, в какой-то миг оказался в хвосте у фашистского истребителя. Брызнули очереди пулеметов.» Окутавшись дымом и теряя высоту, «мессер» понесся на запад.
Все произошло так быстро и неожиданно для Птухина, что он опомнился только, когда услышал возглас испанского офицера:
— Браво,»чатос»!
Бой достиг наивысшего напряжения. Гигантская карусель, расцвеченная пулеметными трассами, крутилась в небе.
За боем наблюдали и мадридцы. Год войны научил жителей города хорошо разбираться в типах своих и фашистских самолетов. И при каждой победе республиканских летчиков улицы города оглашались ликующими возгласами.
Постепенно бой оттянулся к Каса-дель-Кампо. Противник стал выходить из схватки. А в голубое небо тянулись жирные дымные столбы — это догорали на земле «фиаты» и «мессершмитты»…
В первые минуты боя в двигателе И-15 Михаила Петрова начало падать давление масла. Но, увлеченный схваткой, он не придал этому значения: мотор тянул хорошо. Над Королевским театром Михаил сбил «фиата».
Это был первый уничтоженный им фашистский самолет. Нo сразу же два «фиата» атаковали его машину, густая паутина огненных трасс окутала «чато». Михаил рванулся в сторону. И тут мотор его истребителя остановился. Огромный город распластался внизу… Что делать?
«Нужно пикированием выходить из боя», — решил летчик. Отдав на себя ручку управления, он бросил истребитель вниз. «Фиаты» устремились за ним. Над тюрьмой Модело пули крупнокалиберных пулеметов прошили бензобак. Струя горящего бензина плеснула в кабину, на летчике вспыхнула одежда. Пламя уже охватило левое крыло. Задыхаясь в дыму, Михаил планировал к северной окраине Мадрида.
Пестрой лентой набегала земля, какие-то белые развалины маячили впереди. «Неужели конец?» Михаил машинально закрыл левой рукой глаза, которые предохраняли раскалившиеся летные очки.
Раздался удар, треск. Пылающий истребитель сел на изрытом воронками поле между позициями республиканских и фашистских войск.
К самолету бросились марокканцы. Они уже были от него в полусотне шагов, когда им навстречу со штыками наперевес устремились республиканские солдаты. На глазаx теряющего сознание Петрова завязалась рукопашная схватка.
К счастью, пожар прекратился. Но у тяжело обожженного летчика уже не было сил покинуть истребитель.
И тут на крыло дымящегося «чато» вскочил кто-то, одетый в серый комбинезон. Черные длинные волосы были видны из-под берета, и Михаил понял, что это девушка-испанка. Острым ножом она ловко перерезала привязные ремни. Михаилу стало легче дышать. Ухватив его за лямки парашюта, девушка с помощью подоспевшего солдата вытащила летчика из кабины. Уложив Михаила на одеяло, они, не обращая внимания на обстрел, потащили его к своим окопам. Вслед за ними, неся на руках товарищей, раненных в рукопашной схватке, медленно стали отходить солдаты, отбросившие марокканцев.
Узнав о вынужденной посадке Петрова, техник Александр Рыцарев быстро подготовил необходимый инструмент и, торопя механика Энрике, стал собираться в дорогу. Погрузив на «пикап» все необходимое, они выехали к Университетскому городку.
Рыцареву уже не раз приходилось вытаскивать под огнем противника подбитые самолеты. Многие из них удавалось возвратить в строй. Бывало и так, что из двух-трех разбитых и обгоревших самолетов они собирали одну боевую машину.
Близко к переднему краю подъехать им не удалось. Оставив «пикап» в глубокой лощине, Рыцарев и Энрике ползком пробрались на наблюдательный пункт командира роты, располагавшийся на чердаке полуразрушенного здания. Их встретил худощавый молодой лейтенант, совсем еще юноша.
— Целый день марокканцы не дают поднять головы. Обозлились на моих ребят, что мы утащили у них из-под носа «русо пилото», — пожаловался лейтенант.
Но в голосе его слышалась нескрываемая гордость. Он подвел их к слуховому окну и показал стоящий на нейтральной полосе накренившийся на левое крыло «чато». От линии республиканских окопов до самолета было не менее восьмидесяти метров.
— Теперь задача и самолет утащить. Не оставлять же фашистам на расстрел почти целую машину? — сказал Рыцарев.
У командира роты удивленно вскинулись брови:
— Вы шутите?
— Нет, я серьезно.
Лейтенант взял из рук ординарца принесенные им порроны[17] с вином. Передавая их Рыцареву и Энрике, спросил:
— Зачем вам обгоревший, разбитый самолет? Мне кажется, что вы все-таки шутите, камарада.
Рыцарев, пробывший уже почти год в Испании, не только хорошо говорил по-испански. Он знал и здешние обычаи, склад характера испанцев. Подняв высоко над головой поррон, Александр направил тонкую струю вина в рот. Закусив сыром, он похвалил вино. Потом заговорил опять:
— Мой лейтенант, надеюсь, с вашей помощью мы вытащим истребитель. Верьте мне — он еще полетает. Прошу выделить несколько солдат, знакомых с техникой.
Работы, с вашего разрешения, начнем с наступлением темноты.
Лейтенант понял, что этот невысокий спокойный «камарада русо» далек от шуток, но попытался еще раз удержать Александра:
— Ведь это очень опасно!
— А разве ходить в атаки, лежать под бомбами и пулями — не опасно? — улыбнулся Рыцарев. Лейтенант помолчал.
— Я сам с вами пойду, — решительно еказал он. Рыцарев запротестовал:
— Пока мы на вашем участке, ваши решения для нас закон. Но рота не может остаться без командира. Вы нам больше поможете, если будете управлять своими солдатами отсюда.
— Пожалуй, вы правы.
Когда в роте узнали, что нужны добровольцы для эвакуации подбитого самолета, все солдаты изъявили желание участвовать в этой операции. Отобрали пятерых — все они раньше работали слесарями-сборщиками мадридского метро.
Подготовили снаряжение, изучили подходы к самолету. Лейтенант отдал распоряжение о прикрытии группы огнем. Уточнили сигналы. Теперь все с нетерпением, ожидали наступления темноты…
Стихла не смолкавшая весь день перестрелка. Наступили душные сумерки. Рыцарев и его группа по узкому ходу сообщения прошли в траншею. Из окопов противника до них доносились тягучие песни марокканцев.
— Всегда, как только солнце уходит с неба, начинается концерт, — проговорил лейтенант.
Темнота постепенно сгущалась. Над передним краем время от времени шипя разрывались осветительные ракеты. Изредка раздавались очереди фашистских пулеметов. Чтобы не настораживать противника, республиканцы не отвечали. Но рота, на участке которой действовала группы Рыцарева, была приведена в боевую готовность.
Лейтенант посмотрел на светящийся циферблат часов, наклонился к Рыцареву:
— Сейчас у марокканцев по распорядку ужин. Можно начинать.
За бруствер окопа неслышно скользнул расчет ручного пулемета. Темнота поглотила солдат. Поставив на предохранитель заряженный пистолет и перекинув черезплечо брезентовую противогазную сумку, в которой лежал обмотанный тряпками инструмент, Рыцарев пожал руку командиру роты:
— До встречи, мой лейтенант.
Командир роты молча похлопал его по плечу. Рядом клацнул замок стоявшего на бруствере «максима». Вдавливаясь в теплую, прогревшуюся за день землю, Рыцарев пополз к истребителю. Вслед за ним траншею покинули Энрике и пятеро их помощников.
«Чато» стоял мотором в сторону окопов противника. На металлическом винте отражались лунные блики. Peзко пахло бензином и горелым металлом.
— Может быть, накинем на винт брезент? — предложил Энрике, когда они подползли к самолету.
— Пускай остается все как есть, — ответил Александр.
Он не сомневался, что противник тоже ведет наблюдение за самолетом.
Осторожно забрался Рыцарев в кабину. Разрезав ножом перкалевую ленту, закрывающую стык между центропланом и верхним левым крылом, нащупал в образовавшейся щели ребристые гайки болтов крепления. Захватив гайку ключом, он быстро стал отвинчивать ее. Энрике делал то же внизу.
Прямо перед самолетом ослепительно вспыхнула ракета. Рыцарев невольно закрыл глаза. И тут гаечный ключ вырвался у него из рук и, с грохотом ударившись о капот мотора, шлепнулся на землю.
Затаив дыхание, Рыцарев прижался к крылу. «Все пропало!» Едва догорела ракета, как темноту разорвали пулеметные очереди. Вновь взвилось несколько ракета. А потом в небе послышалось гудение шедшего к Мадриду «юнкерса». Пройдя над Мансанаресом, бомбардировщик приглушил моторы. Через минуту в районе водохранилища взметнулись зарницы взрывов. «Юнкерс» прошел обратно. Все стихло. И тут, к своему удивлению! Рыцарев услышал заунывное пение марокканцев. Торопясь, сбивая в темноте о металл руки, он, одну за другой, свернул гайки.
Энрике дал знать, что он тоже готов. К Рыцареву поднялся один из солдат. Продев под крыло веревку, они вытащили плоскость из пазов и опустили ее на землю. Потом сняли нижнее крыло.
Бесшумно ступая по усыпанной осколками земле, Энрике и солдаты понесли крылья к лощине, где стоял «пикап«. Впереди истребителя остался только расчет ручного пулемета, прикрывавший работу группы.
Минуты, пока возвратились механик и бойцы, показались Рыцареву вечностью. Наконец внизу послышался осторожный шорох, и он услышал шепот Энрике:
— Камарада Александре! Все в порядке…
Сняли правые крылья. Но когда они опустили их на юмлю и взмокший от напряжения Рыцарев облегченно вздохнул, в окопах противника послышались отрывистые команды. Марокканцы прекратили пение. Разбрызгивая яркие искры, в воздухе вспыхнули ракеты. Шквал ружейно-пулеметного огня разорвал темноту.
В течение десяти минут над нейтральной полосой бушевал огонь. Стрельба оборвалась внезапно, как и началась. Потухли ракеты. С Мансанареса потянуло прохладой.
«Все ли целы?» — спускаясь на землю, с беспокойством думал Рыцарев. К счастью, все были невредимы.
Когда солдаты, относившие крылья самолета, вернулись обратно, один из них вручил Рыцареву и Энрике но бутылке вина и куску холодного мяса.
— Тененте[18] прислал. Подкрепитесь, камарадас.
— А вы?
— Не беспокойтесь, мы уже поели.
— А пулеметчики?
— И их не обидим, — солдат хлопнул себя по туго набитому карману комбинезона.
Подкрепившись, Рыцарев и Энрике объяснили своим помощникам план дальнейших действий. Предстояло бесшумно откатить «чато» к переднему краю.
Приподняв хвост истребителя, они подсунули под него заранее подготовленную дубовую доску в форме лыжи с вбитыми в нее металлическими скобами. Крепко связав хвост с доской, все взялись за свободный конец веревки. И-15 словно нехотя тронулся с места.
Тащить в темноте истребитель было очень тяжело. Колеса то и дело застревали в воронках. До республиканской траншеи оставалось не более двадцати метров, когда над всей линией обороны противника взвились осветительные ракеты. Началась стрельба. Теперь, как понял Рыцарев, все пули предназначались его группе.
Рядом с ним, оступившись, охнул солдат:
— Ранен?
Испанец в ответ только заскрипел зубами. Все ближе спасительная траншея, через которую заранее был перекинут деревянный настил. Молча упал идущий впереди боец. Его подхватил Энрике. Траншея была уже рядом.
— Давай! — по-русски крикнул Александр. Испанцы его поняли. Рывок — и колеса истребителя проскочили по настилу. Еще несколько шагов — и самолет мягко скатился в лощину. И тут же все, кто тащил «чато», в изнеможении повалились на землю. Они молча смотрели в усыпанное звездами небо. А над передним краем продолжал бушевать огонь.
Ночью над Сото пронеслась гроза. Собравшиеся на рассвете у самолетов летчики с удовольствием вдыхали прохладный, свежий воздух. В омытых дождем истребителях отражались розовые блики зари. Синее прохладное небо было безоблачно.
На стоянке Еременко, к своему удивлению, увидел самолет Михаила Петрова. У машины возились Рыцарев, Энрике и несколько ремонтников.
— Через три дня уйдет в воздух! — ответил на молчаливый вопрос командира эскадрильи Рыцарев.
— А Миша в госпитале, обгорел сильно, — вздохнул Еременко. — Отдыхать-то когда будете?
— День большой, отдохнем!
Рыцарев не удивлялся, тому, что командир не благе дарит их, не выражает восхищения их поступком. Oн знал: здесь каждый делает, что может. И они сегодня ночью сделали только то, что могли и должны были сделать.
Собрав летчиков, Еременко коротко сказал:
— Задача прежняя. Идем на прикрытие Мадрида! Не забывайте о вчерашних «гостях», будьте внимательны. Учтите: с нами в полет идет генерал Хозе. По машинам!
В небе послышался звенящий гул мотора. К Сото на бреющем полете подходил И-16. Приблизившись, истребитель стремительно ушел вверх и ювелирно выполнил восходящую «бочку». Это был Птухин. Его прибытие было сигналом для взлета И-15. Эскадрилья поднялась в воздух и легла на курс к Мадриду.
К городу подошли на высоте двух километров. Летя над улицей Принцессы, они приближались к шестнадцатиэтажной «телефонике», откуда должны были повернуть на запад. На площадке в этот час находился Филипп Агальцов. В момент разворота Птухин качнул крыльями истребителя, приветствуя друга. Теперь истребители летели над улицей Майор. Впереди вырисовывалось величественное здание собора Альмудена.
В воздухе пока было спокойно. Слегка склонив голо-ну к левому борту, Птухин рассматривал улицы Мадрида.
«Чатос» находились между парками дель-Моро и дель-Кампо, когда снизу, от Королевского моста, маскируясь фоном местности, к ним рванулась шестерка Me-109. Но летчики были начеку.
Серов дал заградительную очередь. Якушин и Короуз сразу атаковали левое звено фашистов. Вслед за ними в атаку устремились Рыбкин и его ведомые Божко Петрович и Том Добиаш.
Птухин, Еременко, Кузнецов и звено Владимира Сорокина, летевшие выше, в бой пока не вступали. Они ждали нападения сверху и не ошиблись в своих предположениях. Со стороны солнца мелькнули вытянутые силуэты второй группы «мессеров».
Резко задрав вверх нос истребителя, Птухин полоснул пулеметными очередями по мотору Ме-109. Фашист ловко ушел из-под трасс и положил машину в вираж. Птухин устремился за ним. На вираже он догнать своего противника не смог. Правда, и «мессер» от И-16 тоже не оторвался. Резким переворотом через крыло фашистский летчик ввел самолет в пикирование. Птухин повторил маневр «мессера». Над площадью Майор И-16 догнал фашистскую машину, Птухин нажал гашетки. «Мессер» рванулся вверх. В лучах солнца блеснули полированные крылья и наглухо закрытая плексигласовым фонарем кабина пилота. Генерал Хозе еще раз надавил гашетку общего огня. Пулеметные трассы зацепили хвостовое оперение «мессера». И тут на пути фашиста оказался «чато» Божко Петровича. Югослав успел первым открыть огонь. «Мессершмитт» опрокинулся на крыло и рухнул вниз. Набрав высоту, Птухин пристроился к Ивану Еременко. Бой продолжался…
Появление над Мадридом нового фашистского истребителя, обладавшего высокой скоростью, заставило штаб истребительной авиации и всех республиканских летчиков серьезно задуматься об изменении тактики и некоторых приемов воздушного боя. Птухин внимательно выслушал пилотов эскадрилий Еременко, Минаева и Лакеева, участвовавших в первых боях с «мессерами». Вывод был сделан такой: «мессершмитт», конечно, опаснее «Хейнкеля-51» и «фиата», но драться с ним можно…
К исходу дня 9 июля 1937 года республиканские войска овладели Пералес-де-Милья.
В этот день в Сантандере от ран и ожогов, полученных в бою над Бискайским заливом, скончался командир эскадрильи «чатос» капитан Бакедано. Командование эскадрильей принял Леопольд Моркиляс…