Глава тридцатая Боевое дело

Глава тридцатая

Боевое дело

В предшествующий период партия с.-р. широко развернула свою боевую деятельность. Ряд террористических актов, начиная с дела Сипягина, Плеве, Богдановича, великого князя Сергея Александровича, прогремел по всей России; затем шли другие блестяще выполненные акты: петербургский градоначальник фон-дер-Лауниц, военный прокурор Павлов, Мин, Луженовский и имена многих других лиц известны всем; акты против агентов власти, расправа с тюремными истязателями в России и в Сибири — все это приподнимало настроение, одушевляло молодежь и рабочих и создавало партии громкую популярность. Но в течение тех шести месяцев 1907 года, которые я провела в Финляндии, боевое дело испытывало неудачи, потери и приносило гибель талантливым и энергичным участникам этого рода деятельности. И все эти несчастия были делом нераскрытого провокатора в центре.

Еще в то время, когда я жила в Териоках, происходил процесс по делу о так называемом «заговоре против царя». С.-р. Никитенко, Наумов, Синявский и 15 других лиц обвинялись в принадлежности к сообществу, имевшему целью убийство царя, великого князя Николая Николаевича и председателя совета министров Столыпина. В этом деле участвующие лица на первых же порах доверились предателю-казаку, конвойцу в резиденции царя — Новом Петергофе. Казак доложил начальству о завязавшемся знакомстве с Наумовым, сыном начальника петергофской телеграфной конторы дворцового ведомства, учившимся пению для поступления в придворную капеллу с целью быть вблизи царя. Узнав о революционных разговорах Наумова с конвойцем, начальство дало последнему инструкцию продолжать сношения. Дальше все пошло обычным путем: со стороны Наумова и его товарищей шли разведки о прогулках царя, разговоры об убийстве его. После полного ознакомления казака с планами и с членами группы и их адресами последовал арест их. Таково было гибельное начало этого «заговора», а концом — заявление партии, отозвавшееся большой горечью в душах участников, что цареубийства этой группе она не поручала.

Некоторое время спустя разбиралось дело об убийстве петербургского градоначальника фон-дер-Лауница; с.-р. Зильберберг-Штифтар, энергичный глава боевого отряда, и Сулятицкий, освободивший Савинкова из Севастопольской тюрьмы, были казнены. И после процесса я слышала, что Зильберберг через защитника передал в Ц. К., что он осужден не на основании показаний свидетелей на Иматре, а есть предатель, стоящий за кулисами.

Террористические акты не обсуждались на пленуме Ц. К. - ими ведали, как я уже говорила, Гершуни и Азеф. При них состоял особый, т. н. «Центральный боевой отряд». В ноябре член этого отряда Александра Севастьянова была послана в Москву для покушения на московского градоначальника Гершельмана; она бросила бомбу, которая только ранила Гершельмана, и была казнена, а по рассказам, ее просто пристрелили тут же на месте, в каком-то близлежащем сарае. Из двух других боевиков, посланных с ней, матрос Кириллов исчез, потом появился в Париже и после разоблачения Азефа был взят в боевой отряд Савинкова; он оказался провокатором.

Другой боевой отряд, носивший название «Летучего боевого отряда Северной области», имел репутацию очень ценного. Во главе его стоял Трауберг, известный под именем «Карла». Латыш по происхождению, он служил письмоводителем судебного следователя Ржевского уезда и был свидетелем зверств, которые чинила карательная экспедиция Меллер-Закомельского и Орлова в Прибалтийском крае в защиту немецких помещиков-баронов. Эти зверства побудили его оставить свой край и отдаться боевой деятельности партии с.-р. Человек сильной воли, «Карл» был талантливым организатором, отличался способностью подбирать людей и подчинять их своей воле. Все, кто лично имел с ним дело, свидетельствуют о редких качествах и обаятельности его личности. Даже враги воздают должное его смелости, характеру и широте замыслов. Удачные революционные акты — Мин, Павлов, захват лошадей пожарной команды и увоз из тюремной больницы Даши Кронштадтской в Оренбурге, дело Рагозинниковой, застрелившей начальника тюремного ведомства Максимовского, не развернувшееся во всю ширь благодаря случайности, — создали «Карлу» репутацию почти легендарную. Его же отрядом в Петербурге были убиты: Иванов, тюремный начальник «Крестов»; начальник временной тюрьмы в Петербурге — Гудима; а в Пскове — сибирский истязатель Бородулин. Любопытно, что после того, как дела, совершенные отрядом «Карла», создали ему славу, Азеф выразил желание познакомиться с ним и с другим боевиком его отряда — «Николаем» (Панов), за которым числилось убийство только что названного начальника Алгачинской каторжной тюрьмы Бородулина. И вот как «Иван Николаевич» оценил этих двух людей: о «Карле» он сказал, что в нем нет ничего особенного, а о «Николае», человеке заурядном, что «это — орел».

В ноябре произошло несчастие — на даче в Келомяках «Карл» был арестован вместе с членами отряда Альвиной Шенберг и Еленой Ивановой. Эта дача была штаб-квартирой «Летучего отряда», и на ней было захвачено множество всякого рода компрометирующего и чрезвычайно важного материала: переписка, фотографии членов отряда, оболочки бомб, литература, план Государственного Совета с указанием мест членов Совета в зале заседаний и заявление в канцелярию Совета о выдаче пропуска корреспонденту «Современного слова».

Арест «Карла» был незаменимой потерей, а взятый у него план Государственного Совета погубил грандиозный проект взрыва, который должен был принести смерть председателю Совета Акимову и Столыпину. План покушения был детально разработан; два члена отряда: Лебединцев, приехавший из Италии и живший под фамилией Марио Кальвино, и Баранов, получив пропуска в качестве корреспондентов один от итальянской газеты, другой от «Современного Слова», должны были занять места в ложе журналистов и оттуда бросить разрывные снаряды, принесенные в виде портфелей.

Задолго до ареста «Карла» обстановка и условия места были изучены, все приготовления сделаны и санкционированы Ц. К. в лице Гершуни и Азефа, которые взяли отряд «Карла» в свое ведение. Но когда дело дошло до исполнения, со стороны цекистов, ведавших отрядом, начались проволочки, откладывание, и возникли разного рода сомнения. Мне говорили, что колебания были вызваны тем, что размещение членов Совета было таково, что брошенные бомбы, кроме лиц обреченных, могли поразить других лиц, и между ними Максима Максимовича Ковалевского.

Так рухнул этот грандиозный проект; вместе с ним погиб и предводитель отряда (казнен).

Когда в июне 1907 г. происходил под Гельсингфорсом съезд с.-р., он был окружен финляндской полицией, но после объяснений с чинами полиции последняя удалилась, и дело кончилось благополучно.

Те же патриархальные, благожелательные отношения отчасти сохранились и к моменту ареста «Карла». Представитель партии вошел в переговоры с лендсманом, чтоб выручить обличающие вещественные доказательства, забранные на квартире «Карла». Добытые результаты были, однако, ничтожны.

Уцелевшие члены отряда «Карла» не сложили рук: во главе их встал Лебединцев, и на очередь было поставлено одновременное покушение на великого князя Николая Николаевича, при возвращении его в Петербург с охоты, и на министра юстиции Щегловитова, при выезде его в Государственную Думу.

Участниками явились: А. Распутина, Лидия Стурэ, С. Баранов, А. Смирнов, В. Янчевская, Аф. Николаев, П. Константинов, Казанская, Л. Синегуб и сам Лебединцев.

Но 7 февраля 1908 года, когда исполнители, вооруженные бомбами и браунингами, вышли, чтоб действовать, они были арестованы на улицах Петербурга, где поджидали Щегловитова и великого князя.

В том же феврале семь человек — из них две женщины — были казнены.

Перед выступлением Распутина приезжала к Чернову в Выборг и, как мне рассказывали, сообщила ему, что они выслежены, но тем не менее решили все же сделать попытку совершить покушение. Другая участница, прелестная, изящная Лидия Стурэ, около того же времени заходила на несколько минут ко мне. Ее привел с.-р. Веденяпин. В шубке и меховой шапочке, еще осыпанной снегом, высокая, стройная, с тонким, правильным личиком, она была восхитительна. По-видимому, она хотела только взглянуть на меня и была совсем на ходу. Обменявшись со мной несколькими словами, они ушли.

В № 10–11 «Знамени Труда» по делу казненных было сказано: «Вокруг этого дела в т. н. «обществе» создалось немедленно великое количество толков и слухов, выросли целые легенды. Падкое на сенсацию «общество» в лице досужих интеллигентных обывателей и болтунов принялось судить и рядить. Здесь были и мифы о необычайных провокациях» и т. д., и т. д.

А в революционных кругах Петербурга и Москвы определенно называлось имя: член Ц. К. партии — Азеф.

Известный беллетрист Леонид Андреев в «Повести о семи повешенных» изобразил группу осужденных по этому делу, и для одного издания этого рассказа, выпущенного в пользу «Шлиссельбургского комитета», художник Репин дал рисунок с изображением семи виселиц. Много лет спустя Екатерина Бибергаль, осужденная на каторгу по делу Никитенко и Наумова, говорила мне, что друзья повешенных передали Л. Андрееву биографический материал для рассказа, но Андреев, по ее словам, не дал их настоящего образа.

Я не пишу истории партии с.-р. и касаюсь дел ее лишь постольку, поскольку так или иначе знакомилась с ними в период моего краткого пребывания в Финляндии: деятельность партии на всем пространстве России не подлежит моему описанию — она оставалась за пределами моего горизонта. Поэтому я ограничиваю свой рассказ о боевой деятельности тем, что изложено выше. После гибели отряда, о котором только что говорилось, центральный террор в пределах России фактически себя не проявлял; но в различных городах России в то время было великое множество террористических актов; однако они поражали более или менее мелких представителей власти и не имели большого значения.