ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Приехав в Германию, Миклуха-Маклай поступил на философский факультет Гейдельбергского университета. Влечение к естественным наукам не только не исключало в нем интереса к философии, но, наоборот, тесно с ним связывалось.

В Гейдельберге Миклуха-Маклай слушал лекции известных физиков и натуралистов—Кирхгофа, Гельмгольца, Бунзена, а также историков, юристов, политико-экономов и философов—Гейсера, Целла, Миттермайера и других.

В Гейдельбергском университете Миклуха-Маклай пробыл около двух лет; затем он переехал в Лейпциг, поступил на медицинский факультет и вскоре перебрался в Иену — маленький университетский городок, где продолжал слушать лекции по медицине. Тогда же Миклуха-Маклай познакомился с эволюционной теорией Дарвина, осветившей ярким светом антропологические изыскания самого Миклухи-Маклая.

В середине XIX века в области естествознания происходили замечательные события. Учение Чарльза Дарвина об изменчивости видов, о постепенном развитии более простых форм растительного и животного мира в более сложные произвело настоящий переворот в биологии. Сущность теории Дарвина сводилась к учению о естественном отборе, согласно которому в борьбе за существование выживают организмы, наиболее приспособленные к условиям окружающей среды.

Эволюционная теория Дарвина явилась лучшим объяснением происхождения видов, но она не могла иметь универсального значения. Говоря о человеке, Дарвин включал его в ту же систему развития, что и остальной животный мир. Но это было принципиальной ошибкой, так как человеческое общество подчинено своим особым законам развития, совершенно отличным от законов развития животного или растительного царства. «Животное пользуется, — говорит Ф. Энгельс, — только внешней природой и производит в ней изменения просто в силу своего присутствия; человек же своими изменениями заставляет ее служить своим целям, господствует над ней».[9]

Говоря о происхождении человека, Дарвин все черты, отличающие человека от его животных предков, приписывал только действию естественного отбора. Однако это отнюдь не соответствует истинному ходу эволюции, ибо если развитием животного мира руководит борьба за существование, то в развитии человека решающую роль сыграл труд. А «труд, — как его определяет К. Маркс, — есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой... Веществу природы он сам противостоит, как сила природы».[10] Поэтому только учение Маркса и Энгельса, показав «роль труда в процессе очеловечения обезьяны», превратило эволюционную теорию Дарвина в могущественное средство борьбы против суеверия и религиозных предрассудков и против порабощения человека человеком.

Находясь в Иене, Миклуха-Маклай с особенным интересом изучал сравнительную анатомию; ей он придавал исключительное значение в связи с общей эволюционной теорией Дарвина, сторонником которой он сделался. Сравнительная анатомия изучает сходство и различие животных форм и устанавливает родство между организмами различных видов. Дарвинизм поставил перед сравнительной анатомией задачу уяснения происхождения различных животных видов и путей их развития.

Миклуха-Маклай становится ассистентом известного в то время ученого Эрнста Геккеля, ревностного последователя теории Дарвина. И, когда в 1866 году профессор Геккель предпринял научную экспедицию на Канарские острова, Миклуха-Маклай отправился вместе с ним в первое свое путешествие.

Первая остановка экспедиции была на острове Мадейра. Это — наиболее значительный остров из архипелага носящего то же название. Остров Мадейра был открыт в 1418 году португальскими мореплавателями Гонсальвезом Зарко и Тристаном Ваз Тексейра. Колонизация остров; привела к полному преобразованию его животного и растительного царства. С первых же дней португальской оккупации началось уничтожение лесов на Мадейре. Гонсальвез Зарко, которому был пожалован в ленное владение весь Фунчальский округ, пустил огонь в лесную чащу, покрывавшую местность, намеченную для будущего города. Пожар распространился далеко внутрь острова, угрожая жизни самих поджигателей. Чтобы уйти от пламени поселенцы, по словам Зарко, принуждены были бежать на барки или бросаться в море, где они провели двое суток без пищи, стоя по горло в воде. Несколько лет огонь продолжал истреблять леса острова, перекидываясь с одного горного склона на другой. Только название острова — «Мадейра», что значит «лесистый остров», — напоминало о том, что было здесь до португальской оккупации.

Вместе с туземной флорой острова погибла и его фауна. Все животные, которые населяют ныне остров Мадейра ввезены были колонистами, в том числе и грызуны: кролики и крысы, опустошающие сады и поля прекрасного острова.

Население Мадейры смешанного происхождения. Первыми поселенцами были португальцы, затем приходили искать убежища евреи и мавры; негров привозили в качестве невольников; англичане, владевшие Мадейрой в эпоху наполеоновских войн, оставили после себя многочисленные семейства. Когда же остров очутился на большой дороге океанского пароходства, там поселилось еще много европейцев. Тем не менее, господствующая раса — португальцы — постепенно поглощает эти разнородные элементы; почти все жители Мадейры имеют черные глаза, густые и темные волосы; у большинства из них цвет лица смуглый, что приписывают влиянию скрещивания с африканцами.

Это естественное смешение самых различных рас дало Миклухе-Маклаю возможность произвести интересные антропологические наблюдения. Уже тогда у него впервые появилась мысль о необходимости длительного изучения людей в первобытной обстановке, чтобы решить вопрос о сущности расовых особенностей.

На Мадейре Миклуха-Маклай мог также убедиться в том, какую огромную роль играют социально-экономические факторы в физиологическом развитии человека. Несмотря на прекрасный климат острова, бедственное материальное положение трудящегося населения является постоянным источником многочисленных болезней, которым подвержены жители Мадейры. Они питаются здоровой пищей, главным образом кукурузой, иньямом, сладкой бататой, картофелем с прибавкой съедобных корней, плодами и рыбой, но этой пищи никогда не бывает у них в достаточном количестве. Что же касается жилищ, то чаще всего — это темные и сырые пещеры с каменными стенами, пристроенными к скале. Немудрено, что женщины, проводящие большую часть дня в этих логовищах, почти поголовно страдают болезнями, вызываемыми недостатком воздуха и света.

Благодатная природа острова могла бы обеспечить население полностью продуктами питания, но порядок землевладения, установившийся на Мадейре, обрекал большинство населения на голод. Почва и источники орошения все еще принадлежали потомкам прежних феодалов. Именно по этой причине за время с 1835 по 1859 год, когда были большие неурожаи, более пятидесяти тысяч мадейрцев покинули родной край в поисках лучшей доли.

С острова Мадейра научная экспедиция отправилась на Канарский архипелаг. Это те самые «острова Блаженных», о которых говорят греческие поэты, острова, где герои наслаждались вечной жизнью, в восхитительном климате, где неведомы были ни холод, ни бури. Правда, ни один тогдашний географ не мог указать точно местоположения этих «счастливых островов». В сознании древних они смешивались со всеми атлантическими землями, лежащими в великой «реке Океане», по ту сторону «Ворот Геркулеса».

Достоверная история Канарских островов начинается с 1344 года, когда папа Климент VI подарил их инфанту Луису де-ла-Серра, дав при этом ему титул «принца Фортуны». Но «принц Фортуны» не обладал достаточными ресурсами, чтобы захватить силой подаренные ему щедрым Климентом VI острова. Все экспедиции Луиса де-ла-Серра, произведенные с целью вступить, наконец, во владение архипелагом, походили скорее на простые разбойничьи налеты, сопровождавшиеся грабежом мирных жителей. Положение изменилось только тогда, когда в дело вмешалось испанское правительство. Завоевание, продолжавшееся около ста лет, кончилось присоединением Канарских островов к испанской короне.

Канарские острова, лежащие южнее Мадейры и ближе к африканскому материку, имеют климат более теплый, хотя и менее ровный. Здесь нет зимы в европейском смысле слова: температура этого времени года здесь выше, чем средняя годовая температура в южной Италии. Зато лето часто бывает слишком жарким для европейцев, особенно на восточных островах. Ветер, дующий по временам со стороны пустыни Сахары, приносит сухой, насыщенный пылью воздух, растительность блекнет, земля трескается, люди и животные изнемогают. В летописях островов Ланцерота и Фуэртевентура приведены примеры, когда ветры из Сахары, особенно юго-восточные, приносили с собой страшный голод и обезлюдение островов.

Для Миклухи-Маклая Канарские острова представляли особый интерес потому, что с точки зрения антропологии тогда еще не был решен вопрос о расовом происхождении канарийцев. Одни этнографы считали их ветвью берберской расы, другие видели в них басков, кельтов и даже вандалов. Изучение черепов и костяков канарийцев не внесло ясности, так как показало, что население архипелага принадлежало к различным расам. Миклуха-Маклай тогда уж усомнился в том, что изучение черепов может дать решающий признак для опознания расы. Впоследствии, после своих замечательных путешествий по Новой Гвинее, он блестяще доказал псевдонаучность формальных признаков, на которые теперь опирается «расистская теория».

На Канарских островах Миклуха-Маклай пробыл около полугода, занимаясь, кроме антропологических наблюдений, зоологическими исследованиями. В результате он написал интересную работу по анатомии мозга хрящевых рыб и морских губок.

В Европу Миклуха-Маклай возвращался из своего первого путешествия через Марокко. Он не мог отказать себе в удовольствии заглянуть в страну, о которой говорили, что ее «нельзя слишком превознести». Действительно, теплый климат, обилие вод, плодородие почвы, многоликость природы, счастливое положение страны между двумя морями на торговых путях — все это обещало ее народу прекрасную жизнь и процветание. А между тем страна была бедна и несчастна, и мало где люди были так порабощены, как в Марокко. Миклуха-Маклай видел многочисленные караваны невольников, которых приводили из Судана, чтобы распродать на рынках Феца или Марракеша. Самодержавная власть султана была номинально ограничена только кораном, но право истолкования текста корана было предоставлено также ему.

Миклуха-Маклай удивлялся жестокости, с которой наказывали неугодных султану лиц. В государственных тюрьмах томились несчастные, головы которых были продеты в железные ошейники, заставлявшие их все время оставаться в стоячем положении. Многие тюрьмы представляли собой вонючие клоаки, где забитые арестанты умирали голодной смертью. Наказания были ужасны: людям сжимали кулаки так, чтобы ногти впивались в живое мясо, предварительно разрезанное ножом; нарастающая свежая кожа сращивала пальцы с ладонью и делала людей навсегда калеками.

Миклуха-Маклай видел, что деятельность европейцев в Марокко была направлена не на то, чтобы внести культуру и цивилизацию в эту прекрасную страну, а только на порабощение туземцев, на их зверскую эксплоатацию в целях обогащения их завоевателей.

Наблюдая действия «цивилизаторов», Миклуха-Маклай много размышлял о судьбе народов колоний, задыхавшихся под железной пятой европейского империализма. И уже тогда созревали в нем идеи, осуществлению которых он отдал потом всю свою жизнь.

В 1868 году Миклуха-Маклай отправился для продолжения работы по сравнительной анатомии в Сицилию. Он поехал вместе с доктором Дорном, который был горячим пропагандистом идеи о необходимости устройства морских зоологических станций, где ученые могли бы наблюдать животных не в музейной или лабораторной обстановке, а в условиях окружающей их естественной среды.

Миклуха-Маклай горячо поддерживал эту мысль Дорна, не раз высказывая убеждение, что первым условием научно-исследовательской работы должно быть непосредственное ознакомление с материалом на месте и что только в результате накопления большого числа строго проверенных фактов можно делать окончательные выводы, не торопясь с преждевременными обобщениями и смелыми гипотезами.

Работа Миклухи-Маклая и доктора Дорна в Сицилии была очень плодотворна. Через несколько лет их мечта осуществилась: там была основана первая в мире морская зоологическая станция.