ПЕРВЫЕ ИТОГИ

ПЕРВЫЕ ИТОГИ

Материалы своих антропологических и этнографических исследований, полученные во время первого пребывания на берегу Маклая, путешественник обработал и опубликовал в ряде статей, небольших по размерам, но замечательных по их научной и общественной ценности. Из этих статей наиболее выдающееся значение имеют две: «Антропологические заметки о папуасах берега Маклая в Новой Гвинее» и «Этнологические заметки о папуасах берега Маклая в Новой Гвинее».

В «Антропологических заметках» Миклуха-Маклай не только первым из европейских ученых подробно описал физический тип папуасов берега Маклая, но и полностью опроверг распространенное в буржуазной науке мнение, что папуасы — «низшая» раса, физиологически отличающаяся от людей «высших» рас. Вот что он пишет об этом: «На мою долю выпало редкое счастье наблюдать население, бывшее совершенно обособленным от сношений с другими народами и жившее притом на такой стадии развития культуры, когда все орудия и оружия приготовляются из камня, кости и дерева. Еще в Европе я избрал для своего будущего пребывания восточное побережье Новой Гвинеи, как наименее известное, и где раса папуасов должна была сохраниться в наиболее чистом виде. Последнее предположение действительно оправдалось: я не нашел у туземцев никакой примеси чуждой крови; поэтому наблюдения, которые мне удалось сделать, могут иметь ценность для всей папуасской расы».

Далее он приводит ряд неопровержимых доказательств того, что кожа и волосы папуасов ничем не отличаются по существу от того и другого у, европейцев, и пишет: «Я никоим образом не могу согласиться с авторами, которые приписывают папуасам какую-то особенную жесткость кожи. Не только у детей и женщин, но и у мужчин кожа

гладкая и ничем не отличается, в этом отношении, от кожи европейцев. То обстоятельство, что здесь многие страдают psoriasis’ом и, вследствие этого, имеют кожу, покрытую сухими чешуйками, не представляет еще расовой особенности; понятно также, что если многие другие смазывают кожу в течение многих лет особым сортом глины, то неудивительно, что она несколько грубее. Наконец, также ясно, что кожа у людей, постоянно всюду ходящих нагими и подвергающих себя действию солнца и всем переменам погоды, не может быть так же нежна, как кожа людей, защищающих себя платьем. Одним словом, какую-то особую жесткость или грубость кожи никоим образом нельзя приводить одним из признаков, отличающих папуасов от остальных людей».

То же самое говорит он и о волосах папуасов: «В распределении и свойствах волос думали найти самый характерный признак папуасов; поэтому я обратил на папуасские волосы особенное внимание. Прежде всего о распределении волос на голове папуасов; я исследовал его как у совсем маленьких (трех-шестимесячных) детей, так и на бритых головах более взрослых (семи-тринадцати лет). Мне удалось также несколько раз наблюдать распределение волос на головах взрослых мужчин, когда мне приходилось самому коротко стричь волосы на значительных участках головы (именно при головных ранах, которые я должен был лечить). Таким путем я мог получить ясную картину распределения волос на голове папуасов. Групповидного или пучкообразного распределения волос я решительно не заметил. Волосы на голове растут совершенно так же, как у европейцев, и вообще, как на человеческом теле, то есть отдельные волосы стоят не на одинаковых расстояниях (1 — 3 миллиметра в среднем) и часто по два, по три, реже по четыре вместе».

Нечего и говорить, что опровержение фактами, научно проверенными, лженаучной «расистской теории» является не только крупной заслугой русского ученого в прошлом, но и не теряет своего значения для нашего времени, когда во имя утверждения «высшей» расы господа Гитлеры и Муссолини создали наиболее реакционный и варварский режим из всех, когда-либо существовавших на земном шаре, когда, прикрываясь той же изуверской теорией, фашизм разжигает новую всемирную бойню.

Вторая выдающаяся статья Миклухи-Маклая — «Этнологические заметки» — представляет не меньшую ценность, В семидесятые годы прошлого столетия, когда она была написана, состояние этнографии, как науки, хорошо характеризуется следующими компетентными словами одного из видных русских этнографов. «Огромный материал,— говорит он, — собранный тысячами наблюдателей в самых различных частях света, был в значительной степени тормозом для правильного развития науки... большая часть материала была собрана... путешественниками, которые, не зная языка наблюдаемых народов, не будучи подготовлены к восприятию явлений чуждого быта, не стеснялись констатировать, как достоверные факты, свои мимолетные непроверенные впечатления, часто записывали понаслышке факты небывалые и даже достоверные наблюдения настолько перемешивали с произвольными утверждениями, что весь такой материал чаще всего мог только вводить в заблуждение исследователя».

В отличие от таких путешественников Миклуха-Маклай был необыкновенно строг к себе и осторожен в своих выводах и обобщениях. Его описания всегда точны и конкретны, он никогда не утверждает того, что им не было тщательно проверено и установлено. Он первый дал подробную характеристику материальной культуры папуасов, описав их жилища, одежду, утварь, орудия производства, оружие и собрал замечательную, единственную в своем роде этнографическую коллекцию, которую впоследствии передал русской Академии наук.

К своим крайне скупым «Этнографическим заметкам» он дал очень характерное для него пояснительное примечание, превосходно рисующее научную добросовестность и в то же время скромность русского ученого. «Я мог бы, — пишет Миклуха-Маклай, — на основании собранного материала написать целый трактат о религиозных представлениях и церемониях и изложить суеверия папуасов, высказав ряд гипотез об их миросозерцании. Я мог бы это сделать, если бы рядом с моими личными наблюдениями и заметками я поставил то, чего не видел и не наблюдал, и прикрыл бы все это предположениями и комбинациями. С некоторой ловкостью можно было бы сплесть интересную на вид ткань, в которой было бы нелегко отличить правду от вымысла. Такой образ действия, однако, мне противен; он ставит преграду на пути научного проникновения в это и без того нелегкое для исследования поле воззрений и понятий расы, очень отдаленной от нас по степени своего культурного развития. Ведь все догадки и привнесенные теории придают слишком субъективную окраску действительным наблюдениям и тем уменьшают ценность последних и затушевывают пробелы, которые должны служить как раз задачами дальнейших наблюдений для последующих исследователей».

Миклуха-Маклай правильно думал, что этнографы должны были предварительно накопить огромный описательный материал, а уже потом перейти к его обобщению и осмыслению. Сам он мечтал о такой работе и готовился к ней, непрерывно пополняя свои коллекции и ведя постоянные записи. Он даже говорил друзьям, что в голове его созревает план такой обобщающей этнографической работы, однако затяжная болезнь, а затем смерть не дали ему осуществить все задуманное. Но чего не успел сделать Миклуха-Маклай, сделал несколько позже Морган, исследования которого так высоко ценили Маркс и Энгельс.

Музыкальные инструменты папуасов.

Ф. Энгельс в своей гениальной работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» делит всю историю человечества на три главные эпохи: дикости, варварства и цивилизации. Менее всего нам известна перва_я эпоха. «Великая заслуга Моргана, — говорит Энгельс, состоит в том, что он открыл и восстановил в главных чертах эту доисторическую основу нашей писаной истории»[12]. Материалы, собранные Миклухой-Маклаем, явились ценнейшим вкладом для изучения этой первой эпохи истории человечества. К несчастью русской и мировой науки, не все работы Миклухи-Маклая были своевременно опубликованы. Но труды русского ученого никогда не утратят своего научного значения для изучения ранней истории человечества.

Барум — сигнальный барабан папуасов.

Деревянная чаша с резными ручками для варки мяса.

Папуасские орнаментированные, бамбуковые мундштуки для сигар.

На основании материалов, собранных Миклухой-Маклаем, можно получить правильное представление об общественном строе первобытного общества, когда люди изобрели лук и стрелы и сделали охоту одной из нормальных отраслей труда. «Лук, тетива и стрела, — пишет Ф. Энгельс, — образуют уже очень сложное орудие, изобретение которого предполагает долгий, накопленный опыт и изощренные умственные силы, а следовательно, одновременное знакомство со множеством других изобретений. Присматриваясь к народам, которые знают уже лук и стрелу, но не знают еще гончарного искусства (с него Морган считает переход к варварству), мы и в самом деле находим уже некоторые зачатки поселения деревнями, известную степень овладения производством предметов, необходимых для поддержания жизни: деревянные сосуды и утварь, ручные ткани (без ткацкого станка) из лыковых волокон, плетеные корзины из лыка или камыша, шлифованные (неолитические) каменные орудия. Большею частью огонь и каменный топор дают уже возможность выделывать лодки из цельного дерева, а местами — бревна и доски для постройки жилища»[13].

Миклуха-Маклай находился среди людей, живших в переходный период от высшей степени дикости к варварству. Для обитателей берега Маклая было характерно все то, о чем писал Энгельс, а жители мелких островов, расположенных поблизости, как, например, Били-Били, знали уже начатки гончарного искусства.

Русский ученый оставил полное описание повседневной жизни папуасов и их занятий земледелием, охотой, рыбной ловлей и т. д. Он описал их военные игры, пиры при сборе урожая и сношения между деревнями. Эти описания показывают, что производство и потребление носили у обитателей берега Маклая коллективный характер, что их об-естественное устройство было первобытно-коммунистическим. Миклуха-Маклай писал: «У папуасов берега Маклая нет ни торговли, ни упорядоченного обмена. Если несколько жителей прибрежной деревни отправляются в другие деревни, то они забирают с собой обыкновенно все, что у них имеется в избытке, и несут с собой в виде подарка. При уходе они получают ответные подарки, состоящие из продуктов, бывающих всего чаще в той деревне». Из этого легко увидеть, что обмен у папуасов еще не развит и не может вызвать экономического неравенства между отдельными жителями деревень.

Кинжал (внизу) и наконечники копий с островов Адмиралтейства.

Интересные наблюдения сделал Миклуха-Маклай и над разделением труда у туземцев. Оказывается, что единственная известная им форма разделения труда — это разделение по полу и возрасту. Миклуха-Маклай показал, что женщины на берегу Маклая не находились в порабощении у мужчин, что элементы социального неравенства там отсутствовали. «На берегу Маклая, — писал русский ученый, — нет, собственно говоря, начальников; всем взрослым принадлежит одинаковое право голоса, но между ними находятся более влиятельные, отличающиеся своим умом или ловкостью, которых люди слушаются, принимая от них советы.

Миклуха-Маклай сумел подойти к изучению первобытных народов совсем не так, как подходило большинство ученых его времени. Буржуазные ученые, по словам К. Маркса, «...стирают все историческое различие и во всех общественных формах видят формы буржуазные»[14]. Поэтому они не могли вскрыть своеобразие общественного устройства первобытных людей. Они вынуждены были прибегать к догадкам и натяжкам, строить ненаучные гипотезы, желая приписать первобытным народам те же отношения, какие существуют в буржуазном обществе. Мы уже видели, как чужды были русскому ученому подобные методы. Ученик Чернышевского, Фурье и Дарвина, Миклуха-Маклай смело и последовательно преодолевал ограниченность буржуазной научной мысли, всегда и во всем защищая свои материалистические позиции.