Жуков. Штрихи к портрету

Жуков. Штрихи к портрету

Словосочетание «Маршал Победы» однозначно ассоциируется с Жуковым. Георгий Константинович Жуков — единственный четырежды Герой Советского Союза (трижды героями были летчики Кожедуб и Покрышкин) — сделал для разгрома врага столько, что «присвоение» ему народом звание Маршала Победы было естественным, заслуженным, закономерным. С его именем связаны оборона Ленинграда и Москвы, разгром Сталинградской группировки противника, победа в решающей битве Великой Отечественной войны под Орлом и Курском, завершающее сражение за Берлин.

Жуков личность сложная, неординарная, противоречивая. О нем написано много и будет написано еще не раз. Он был суров, жесток, подчас груб и нетерпим. Жена однокашника Жукова генерала Горбатова вспоминала, что Жуков зачастую проявлял черты своего непростого характера и вне службы, когда в этом не было никакой необходимости.

Нет никаких свидетельств, что Жуков, как об этом пишут некоторые авторы, вызволил из тюрьмы Рокоссовского. Между ними были достаточно сложные отношения. Да и не мог он, будучи в 1940 году Командующим Округом, это сделать. Тогда это было небезопасно. Даже для него.

Вновь назначенный Нарком Обороны Тимошенко обнаружил чудовищный недокомплект высшего комсостава. Кто не был расстрелян — сидели. Тимошенко рискнул обратиться к Сталину. Сталин сказал: «Дайте список».

Список был велик. По-видимому, Сталину надоело читать, и он его перечеркнул. Но после буквы Р..

Сталин принял Рокоссовского вместе с Жуковым. Высокий, статный, в ладном кителе с орденами, будущий Маршал был смущен, скован, на вопросы отвечал невпопад. Огорченный Жуков уже решил, что Командарм провалился.

— Почему такая неосведомленность? — раздраженно спросил Сталин, — чем вы занимались перед войной?

— Сидел, товарищ Сталин.

— Нашел время, когда сидеть! — Дотронулся до плеча генерала Сталин. И обстановка разрядилась.

А вот Конева Жуков действительно спас, сделав его своим заместителем, когда после развала Западного фронта тому грозил Трибунал. Но это уже было другое время. Шла война, положение Жукова было другим, и он МОГ это сделать.

Во время последней опалы в «Правде» появилась статья Конева, в которой он беспощадно разнес Жукова. Конев этой статьи не писал и не подписывал. Тем не менее, к его великому огорчению, она появилась за его подписью. Позвонил Хрущев: «Завтра читай свою статью. И без фокусов! Понял?». -Что он мог сделать? Ни одна газета не опубликовала бы его оправдания, ни к одному микрофону он не был бы допущен. Конев это понимал и неоднократно пытался объясниться с Жуковым. Но тот его не простил. Не в его это было характере. Тем более удивительно читать в интервью младшей дочери Жукова Марии: «Отец — истинный христианин. Он всех простил. Он приехал на юбилей к тому же Коневу и обнялся с ним». Это никак не вяжется со словами Жукова, написанными им на конверте, в котором Конев послал Георгию Константиновичу поздравление с Днем Победы и просил прощения: «Предательства не прощают. Прощения проси у Бога. Грехи замаливай в церкви. Г. Жуков». Между этими двумя событиями пролегли десятилетия, и они имели место в разные эпохи жизни маршалов.

Добавлю, что, командуя Уральским Военным Округом, Жуков посетил в Свердловске Ипатьевский дом. К Жукову подошел, участвовавший в расстреле царской семьи, Ермаков и протянул руку Жуков ответил: «Палачам руки не подаю». — В те годы это был мужественный поступок.

Около полугода перед войной и в самом ее начале Жуков возглавлял Генеральный Штаб. Невозможно понять, почему за эти месяцы, когда война уже неотвратимо нависла над страной, о чем неоспоримо свидетельствовали сводки его собственного разведуправления, Генштаб не разработал не только концепции отражения противника, но и вообще не подготовил сколько-нибудь вразумительной тактики на случай внезапного нападения врага. В достаточно обширных «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков никак этого не объясняет и о своей работе в Генштабе говорит скупо и вскользь.

Вину за растерянность, неразбериху и неудачи первых недель и месяцев войны вместе со Сталиным должен разделить и Начальник Генерального штаба.

Заметим, что задолго до войны, представляя своего командира полка Жукова на повышение, командир дивизии Рокоссовский в аттестации написал: «Склонности к штабной работе не имеет…».

Во время войны Жуков был Заместителем Верховного Главнокомандующего. Однажды к нему на стол легла бумага, начинавшаяся словами: «Первому Заместителю Верховного Главнокомандующего…» Он отшвырнул ее, не читая: «Я не первый! Я — единственный!». — Вполне возможно, что от этой бумаги зависела судьба, а может быть и жизнь людей.

После Вяземской катастрофы командующий окруженными войсками генерал Лукин получил телеграмму: «Из-за неприхода окруженных войск к Москве — Москву защищать некем и нечем. Повторяю, некем и нечем. Сталин».

Приняв Западный фронт в состоянии полного развала, новый Командующий Жуков приказал найти и расстрелять виновных командиров полков и дивизий. Нашли. И расстреляли. В этой обстановке разбираться было некогда. Но от этого не легче. Как Командующий фронтом Жуков должен был подписывать и утверждать смертные приговоры. К сожалению, есть основания полагать, что не все расстрелянные были виновны.

Тем временем немцы заняли Калинин.

Так случилось, что, обороняя Москву, Рокоссовский, через голову Комфронта, обратился к Сталину с просьбой отвести войска за Истринское водохранилище. Это давало возможность удерживать рубеж меньшими силами и перебросить часть войск на другие участки. Сталин разрешил. Жуков был взбешен — его обошли! И в свойственной ему грубой манере приказ отменил. Это стоило многих ненужных жертв… А фон Бок обошел водохранилище и вышел на Ленинградское шоссе в полусотне километров от Москвы…

Неистовство Комфронта, возможно подогретое сознанием собственного промаха, хотя на Жукова, постоянно уверенного в своей абсолютной правоте, это было непохоже, вылилось в недостойные угрозы, мат и оскорбления, которые ошеломили Командарма (через много лет Жуков пожалеет об этом разговоре). Рокоссовский положил трубку, продолжавшую изрыгать брань, и совершенно уничтоженный пошел куда глаза глядят. Заместители повисли у него на плечах, усадили в машину и отправили в штаб. Позвонил Сталин. Рокоссовский приготовился к самому худшему. Неожиданно Сталин сказал: «Товарищ Рокоссовский! Скажите, вам очень тяжело?» — и когда только успел узнать! И тон ему не свойственный. — «Я вас прошу продержаться. Я вам пришлю подкрепление — сто человек с ПТР Только Жукову не говорите».

Разговор со Сталиным вернул Рокоссовскому уверенность в себе.

Рокоссовский был талантливым военачальником, но его таланту полководца по разным причинам не суждено было раскрыться в полную силу До сих пор по-настоящему не оценена его роль в защите Москвы. Если Жукова уважали и боялись, то Рокоссовского уважали и любили.

После разгрома немцев под Москвой Жуков спал несколько суток. Не просыпался и не отвечал даже на звонки Сталина.

В конце войны Сталин произвел рокировку, поменяв Командующих фронтами. Жуков принял 1-й Белорусский фронт, а Рокоссовский — 2-й. Таким образом, Жуков получил направление на Берлин вместо Рокоссовского, оттесненного к морю. Сделал ли это Верховный под давлением Жукова? Неизвестно. Но Рокоссовскому была нанесена обида.

Объективности ради надо сказать, что к этому времени авторитет Жукова был таким, что если бы не ему было поручено брать Берлин — никто бы этого не понял — за ним шла череда побед одна значительней другой.

Но до этого еще было далеко.

Командуя Ленинградским фронтом, Жуков направил армиям и Балтфлоту шифрограмму № 4976: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена сами они тоже будут расстреляны». (В печально известном приказе Сталина № 270 от 16 августа 1941 года предписывалось лишать эти семьи государственного пособия и помощи, а «сдающиеся в плен врагу командиры и политработники являются злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою родину». О расстрелах там речь не шла).

Приказ жестокий. Но кто вправе определить меру жестокости, когда на карту поставлена судьба страны! Сдача в плен в начале войны, к сожалению, не носила одиночного характера. Рука не подымается писать «массовый». Выбираясь из окружения от Витебска до Вязьмы встречал сотни людей, уже переодетых в гражданское, шедших на запад…

Когда началась война советской власти было 23 года, двадцать четвертую годовщину страна отмечала уже в войну. Еще было много людей, имевших все основания относиться к советской власти без большой любви: раскулаченные и расказаченные, разоренные насильственной коллективизацией крестьяне, бывшие нэпманы («новые русские»?), уцелевшие участники белого движения — многие из них добровольно сдавались в плен. Появилась директива Генштаба, строжайше запрещавшая направлять в одно подразделение родственников и земляков «во избежание сговора и перехода на сторону противника».

Так что все здесь не так просто. Что касается самой шифрограммы — она вполне в характере Жукова. Но надо помнить в какой обстановке и в какое время дана эта устрашающая директива.

Главный Маршал авиации Голованов свидетельствует, что под Ленинградом по приказу Жукова расстреливали из пулеметов отступающих красноармейцев…

Известно, что Жуков, мягко говоря, недолюбливал политработников. Он собственноручно вычеркнул из списка Героев Советского Союза лейтенанта Береста, только потому, что тот был заместителем командира роты по политчасти. Между тем, именно Берест, крепкий мужчина, спортсмен, втащил — буквально — на купол рейхстага молодых и менее физически подготовленных Егорова и Кантария (лестницы были разрушены).

При Жукове в армии расцвело рукоприкладство, да и сам он, говорят, был скор на руку. Не отсюда ли пошла отвратительная дедовщина?

Начальником разведки фронта у Жукова был генерал Мильштейн. Наверное, не из худших. Сохранились воспоминания генерала и вот, что он пишет: «Когда вызывал Жуков, возникало желание не ответить на оклик часового — пусть стреляет!» Красноречивое свидетельство о характере Комфронта и обстановке в его штабе.

Один из Министров Обороны Советского Союза Маршал Малиновский (при рождении Рувим Янкелевич…) как-то сказал Хрущеву: «Жуков — страшный человек». — Его не без оснований упрекали в самодурстве.

В бытность Жукова Министром Обороны армия постепенно выводилась из-под контроля партии и государства. Доходило до того, что секретари ЦК республик не могли не только вызвать — пригласить к себе Командующего Округом — ехали к нему сами. Начальники гарнизонов, не стесняясь, вызывали партийных и советских руководителей.

Перед Парадом Победы Сталин пожелал сфотографироваться с Командующими фронтами, но в это время его вызвал к телефону Черчилль. Жуков сел на его место в центре первого ряда и этот снимок стал историческим. Сталин удивился, поворчал и забыл. Впрочем, Сталин ничего не забывал.

До последнего времени считалось, что обвинения Жукова в бонапартизме беспочвенны. Мы знаем, что Маршал написал, но не знаем, что он думал. Когда с этим вопросом обратились к Константину Симонову он неожиданно сказал: «А почему нет! Перед ним был пример Эйзенхауэра!» (ставшего Президентом Соединенных Штатов).

После войны начались аресты бывших подчиненных Маршала и близких к нему людей. Многие из них показали, что Жуков готовил военный переворот. Из 75 опрошенных это подтвердили 74 человека… Но Сталин собирался воевать дальше, Жуков был ему нужен и он отправил его подальше от Москвы — командовать Одесским Военным Округом.

Прибыв в Одессу и вступив в командование округом, Жуков собрал генералов и сказал: «Вы думаете, к вам приехал новый Жуков? К вам приехал старый Жуков!». В Одессе Жуков фактически узурпировал власть. Областные и городские учреждения, в том числе МВД, были практически лишены всякого влияния на жизнь города и области. Все вопросы решал Жуков. В Москву посыпались просьбы: «Уберите от нас этого диктатора!». — Но надо признать, что Жуков, если не искоренил, то значительно сократил преступность в городе, и одесситы вздохнули свободнее. Военные патрули навели в городе порядок.

Но вскоре Сталину доложили о причастности некоторых крупных военных к мародерству и грабежам в Германии. Были арестованы генералы Телегин, Крюков, его жена Лидия Русланова (с последней Жуков был достаточно близок и наградил ее орденом Отечественной войны 1-й степени). Упоминалось и имя Жукова. Сталин не поверил и поручил провести на квартире и даче Жукова негласный обыск.

Жуков не был аристократом. Он происходил из крестьянской семьи и бесхозное имущество его, по-видимому, раздражало. Его следовало прибрать, складировать, но почему-то не в государственных закромах, а на квартире и даче Главнокомандующего оккупационными войсками в Германии…

Список обнаруженного имущества, антиквариата, картин, ковров, драгоценностей и прочего велик и впечатляющ. Не хотелось его приводить, чтобы не унижать память Великого Полководца. Привожу его для тех, кто считал и считает, что это инсинуации имевшие место в период гонений Маршала. Предвижу возмущение поклонников бесспорного стратегического таланта Маршала. Но что поделаешь.

Личный эшелон Маршала Жукова состоял из 7 вагонов с 85 ящиками с мебелью со 194 предметами из карельской березы и красного дерева. При обыске в квартире обнаружено 4 тыс. метров шелка, парчи, панбархата, 323 собольих, обезьяньих, лисьих и каракулевых шкурок, 44 ковра и гобелена старинной работы, 55 ценных картин, 7 ящиков фарфоровой и хрустальной посуды, 2 ящика с серебряными столовыми и чайными сервизами, множество статуэток и ваз из бронзы и фарфора, множество книг в кожаных переплетах на немецком языке, которого Жуков не знал. Чемоданчик с драгоценностями был впоследствии найден на квартире няни Руслановой… И это еще не все.

Тех, кто пытается это отрицать или сомневается «обезоружил» сам Жуков, написавший в объяснительной записке в Политбюро, что «дает клятву большевика больше таких ошибок не допускать и просит не исключать его из партии». И подписывается просто: «Г. Жуков».

Сталин отправил Жукова в Свердловск.

Автор вовсе не собирался копаться в грязном белье великого полководца и знакомить читателя с частной жизнью Жукова. «Спровоцировал» автора сам Маршал. Командуя фронтом, он направил Командующему 1-ой Гвардейской танковой армией генерал-лейтенанту М. Е. Катукову записку следующего содержания: «Я имею доклады, что т. Катуков армией не руководит, отсиживается дома с бабой и что сожительствующая с ним девка мешает ему в работе. Требую немедленно отправить от т. Катукова женщину. Если это не будет сделано, я прикажу ее изъять органам СМЕРШ».

Сам Маршал вовсе не был пуританином. И с полным основанием мог бы отнести записку к самому себе.

В 1929 году, когда Жуков был командиром полка в Минске, он получил партийный выговор «за пьянство и неразборчивость в связях с женщинами». И выговор был не последний.

В 1919 году Жуков познакомился с Марией Волоховой, медсестрой лазарета, где он лежал по ранению. Роман прервался с отъездом Жукова на фронт.

В 1920, командуя эскадроном в Воронежской области он познакомился с Александрой Дневной Зуевой, зачислил ее писарем эскадрона, и она стала его гражданской женой. (Обе дочери Жукова, Эра и Элла, рождены ею в неоформленном браке).

В 1923 году Жуков стал командиром кавполка в Минске, где проживала его первая любовь Мария Волохова, и в течение нескольких лет жил на два дома. Родила дочку и Мария.

В конце концов ей это надоело, она уехала из города и вышла замуж. Жуков остался с нелюбимой Александрой и дочерьми. Что не мешало ему пускаться в рискованные связи. Во время войны такие поползновения были в отношении второй фронтовой жены Маршала Конева, Антонины, с которой Иван Степанович связал свою судьбу после войны.

Настоящая, любимая, жена Жукова появилась на фронте осенью 1941 года. Вспоминает водитель Жукова Александр Бучин: «Лидочка появилась в группе обслуживания Комфронта в дни битвы под Москвой. Худенькая, стройная, была для нас, как солнечный лучик, и Георгий Константинович к ней привязался. Несмотря на свой крутой нрав к Лидочке относился очень душевно, берег. Она не отходила от него ни на шаг. В любой обстановке. Даже когда он шел на передовую, нас он оставлял, а она шла за ним. Застенчивая, стыдливая Лидочка не терпела грубостей. Жуков иногда доводил ее до слез своими солдатскими выражениями, хотя, и не скрывая этого, любил ее и старался беречь».

После Парада Победы на квартире у Жукова в узком кругу собрались члены семьи, его жена Александра Зуева с дочерьми и близкий друг Георгия Константиновича — Лидия Русланова. «Правительство, — сказала она, — оценило подвиг полководцев, но не оценило подвиг их жен» и подарила Зуевой дорогую брошь в виде пятиконечной звезды с брильянтами, по слухам принадлежавшую когда-то Наталье Гончаровой.

Лидочка оставалась с Георгием Константиновичем и после Победы. Она жила с ним в Москве и последовала за ним в Одессу и в Свердловск. Дважды она сделала аборт и оба раза это были мальчики, о которых Жуков так мечтал… Лидочка оставалась с ним до того, как в Свердловске он влюбился в военврача Галину Семенову. Лидочка уехала в Москву, где Жуков, став министром, помог ей получить квартиру.

Галина Александровна была моложе Георгия Константиновича на 30 лет. Она стала последней настоящей любовью Маршала и после рождения дочери (опять девочка!) Марии Жуков зарегистрировал брак.

Но прожили они после этого недолго. Сначала скончалась от рака Галина Александровна, через полгода ушел из жизни и Маршал. Жуков завещал похоронить себя рядом с женой, но Брежнев распорядился захоронить его прах в Кремлевской стене.

Возвращаясь к военной деятельности Жукова, следует отметить, что и он являлся сторонником доктрины «бить врага на его территории», о чем он нигде не упоминает. Как Начальник Генштаба он в 0 час 25 мин направил в войска директиву — «На провокации, — (которых было предостаточно), — не отвечать», вместо того, чтобы привести их в состояние боевой готовности. Директива дезинформировала командиров и добавила растерянности в и без того непростую обстановку. Но такова была политика правительства и Сталина. Жуков неправильно ориентировал Командующего Белорусским Округом Павлова, считая, что главный удар противника будет наноситься НЕ через Белоруссию. Это в значительной степени предопределило разгром Западного фронта. Павлов был расстрелян.

Жуков был государственным человеком.

После смерти вождя Жуков предотвратил приход к власти Берии, сыграл решающую роль в его аресте, нейтрализовал органы безопасности, перебросив с Урала две танковые дивизии и арестовав офицеров этого ведомства.

Не за это ли Георгий Константинович получил четвертую звезду Героя Советского Союза, когда страна никаких боевых действий не вела, став единственным в СССР четырежды Героем? (Заметим, в скобках, что по положению о звании Героя Советского Союза при повторном и последующих присвоениях звания орден Ленина не вручается, а только очередная Золотая Звезда. Жуков настаивал — и получал — и ордена Ленина…)

История повторилась в 1957 году во время противоборства с «антипартийной группировкой». Министр безоговорочно принял сторону 1-го Секретаря, на военных самолетах доставил в Москву всех членов ЦК, а на самом Пленуме выступил с убедительной и аргументированной речью. Его ввели в члены Президиума (Политбюро).

И вдруг, меньше, чем через полгода, он был снят со всех постов и отправлен на пенсию!..

В своих воспоминаниях Хрущев пишет: «Для меня это было очень болезненное решение». (Еще бы! Всего четыре месяца назад Жуков его спас). От КГБ и политорганов поступали сигналы об опасности сосредоточения в руках Министра Обороны чересчур большой власти.

Жуков стал формировать в войсках диверсионные штурмовые части, дивизию спецназа и особые бригады, создал школу диверсантов, пытался подчинить себе пограничные войска.

Все это без ведома ЦК и правительства. (Надо помнить то время и существовавшую тогда систему власти).

Это еще не был путч. Да и едва ли он был возможен — популярность Жукова в армии была не столь велика, как он привык думать. В войсках было много обиженных им генералов и офицеров. Всем надоела его безапелляционность и грубость. В беседе с К. Симоновым, оценивая свои ошибки и промахи, Жуков скажет: «…В чем-то, очевидно, виноват и я — нет дыма без огня!»

Были и причины оборонного характера. Численное превосходство уже не играло в современной войне решающей роли. Тактика Жукова заваливать противника трупами уже не годилась. Наступало время ракет.

Многие военачальники считали, что войну можно было кончить еще в феврале. В их числе был и герой Сталинграда Маршал Чуйков. Сотни тысяч солдат и офицеров остались бы живы. Скептическую улыбку вызывает у военных и эксперимент с прожекторами — генерал Горбатов, на правах бывшего однокашника, спросил Жукова: «Зачем ты зажег прожектора?». — «Чтоб было светло наступать!». — «Ну и наступал бы днем».

Оба эти момента довольно наивно обыграны в фильме Озерова о Жукове — … К Жукову входит начальник штаба фронта с подготовленным приказом о начале наступления. Командующий продолжает играть на баяне: «Правильно, Георгий Константинович. Люди устали».

И уж совсем смешно обыгран эпизод с прожекторами: солидные люди, командармы, по-детски щурятся и отворачиваются от слепящего света.

Щурились и немцы. Но недолго…

Не автору, начинавшему войну рядовым солдатом пехоты, давать оценку полководческому таланту прославленного Маршала. Но вот взгляд со стороны — когда Эйзенхауэру доложили о потерях советских войск в Висло-Одерской операции, генерал воскликнул: «Меня бы за такую победу отдали под суд!..»

Но он же, став Президентом Соединенных Штатов, сказал: «Не вызывает сомнений, что это был превосходный полководец. Объединенные нации никому так не обязаны, как маршалу Жукову».

Еще обиднее оценка военными специалистами и историками Берлинской операции — она определяется, как преступно-бездарная, через черточку. Союзники не ввязывались в эту битву — берегли людей. Необходимости в штурме Берлина не было. Город был окружен и пал бы через несколько дней. Это была чисто политическая акция, инициированная Сталиным: «Добить врага в его логове!».

Но стоила она десятков тысяч жизней…

Но и здесь не все так просто.

1 апреля 1945 года Черчилль писал Рузвельту, что «если русские захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу?» и далее: «если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, то мы, несомненно, должны его взять».

Не оказался. И неизвестно как на это письмо отреагировал Рузвельт. Едва ли согласием.

Но если об этом письме было известно советскому руководству, становится понятным стремление Командования как можно скорей взять Берлин, не считаясь с потерями.

Что касается «подавляющего вклада», то сам же Черчилль его признал, сказав, в свойственной ему манере: «Красная Армия выпустила кишки из германской военной машины».

Будучи Министром Обороны Жуков по поручению Хрущева подготовил доклад о полководческой деятельности Сталина. С грифом «Секретно (№ 72с)» и припиской: «Товарищу Хрущеву Н. С. Направляю Вам проект моего выступления на Пленуме ЦК КПСС. Прошу посмотреть и дать свои замечания. 19 мая 1956 г. Жуков».

Частичная реабилитация Сталина уже началась, Пленум не состоялся, доклад Жукова не был ни произнесен, ни опубликован. На титульном листе появилась резолюция Хрущева: «Разослать тов. Булганину Н. А. и Шепилову Д. Т. Хранить в архиве Президиума (Политбюро) ЦК КПСС».

В книге Виктора Суворова «Тень Победы» последний уделяет много времени и места «преступлению» Жукова, не отдавшего приказа об ответных действиях против германских войск, совершенно игнорируя тот факт, что Начальник Генерального штаба на это права не имел. Это решает высшее руководство страны.

В упомянутом докладе Жуков пишет по этому поводу: «В 3 ч. 25 мин. Сталин был мною разбужен и ему было доложено о том, что немцы начали войну, бомбят наши аэродромы и города и открыли огонь по нашим войскам. Мы с тов. С. К. Тимошенко ПРОСИЛИ РАЗРЕШЕНИЯ дать войскам приказ об ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку в течение нескольких минут, ничего не мог сказать, а на повторные вопросы отвечал: «Это провокация немецких военных. ОГНЯ НЕ ОТКРЫВАТЬ, чтобы не развязать более широких действий. Передайте Поскребышеву, чтобы он к 5 часам вызвал Молотова, Берию и Маленкова на совещание. Прибыть вам и Тимошенко».

До 6 час. 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня».

Не лучшего мнения о Сталине, как о стратеге, был и Маршал Рокоссовский, писавший в конце жизни: «Этот недоучка (Сталин) только мешал воевать. Мы, Командующие, его обманывали — любому, самому несуразному его распоряжению поддакивали, а действовали по-своему».

Маршал Жуков наиболее крупный полководец не только Великой Отечественной, но и всей 2-й мировой войны. Череда блестящих побед, одержанных им — неоспорима. Некоторые из них приписывались полководцу незаслуженно средствами массовой информации и подхвачены народом. Жуков их не дезавуировал…

Так произошло с разгромом Сталинградской группировки противника. В действительности решающая роль здесь принадлежит Рокоссовскому, сказавшему прибывшему под Сталинград представителю ставки: «Разрешите мне самому командовать фронтом!» Жуков разрешил и вернулся в Москву.

Операцию эту разработали Жуков и Василевский. Они же разработали план активной обороны на Курской дуге, положивший начало окончательному разгрому врага. Непосредственными исполнителями плана были Командующие фронтами Конев, Рокоссовский и Ватутин. Жуков в этой операции не участвовал.

Узнав, что снимается фильм, Рокоссовский написал письма режиссеру Озерову и исполнителю роли Жукова артисту Ульянову, указав на эти и другие неточности в сценарии. Ответа Рокоссовский не получил. Сценарий остался без изменений…

Решение воздвигнуть в Москве памятник Жукову, поначалу вызвало противоречивые отклики. В печати появились статьи с возражениями. Вспоминали даже Халхин-Гол, где комкор Жуков в 1939 году переломил ситуацию и одержал свою первую блестящую победу. Уже тогда его любимым словом было — «Трибунал!».

Поздним летом 1941 года, когда Жуков командовал Резервным фронтом, участвовавший в этом походе секретарь Союза писателей СССР В. Ставский, писал Сталину: «За несколько месяцев в 24-й Армии расстреляно почти 600 человек, к наградам представлено около 80-ти». (Нашел кому жаловаться). А ведь речь шла о Ельнинской операции, считавшейся успешной. Были и другие возражения, связанные с Отечественной войной.

Любовь народа к Жукову велика и если ставить памятники, начинать и надо было с него.

Памятник Жукову — не только памятник ему лично, это памятник Великой Отечественной войне и всем нам, ее участникам.

Чинились Жукову препятствия и в написании «Воспоминаний и размышлений». Некие доброхоты настаивали на «отражении в книге роли Леонида Ильича Брежнева в Великой Отечественной войне». Полковник Брежнев был Начальником Политуправления 18-й Армии и можно с полной уверенностью сказать, что во время войны Жуков и фамилии такой не слыхал. Но книга задерживалась, и Георгий Константинович вынужден был вписать дикую фразу, что он «хотел заехать в 18-ю Армию посоветоваться с полковником Брежневым, но тот находился в войсках, и встреча не состоялась». И при этом сказал: «Умный поймет».

О чем хотел «посоветоваться» Заместитель Верховного Главнокомандующего, Маршал, с полковником Брежневым — мы не узнаем никогда…

В 1967 году Военное Издательство Министерства Обороны СССР выпустило книгу «Советский Союз в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов» тиражом 150 тысяч экземпляров.

Среди двадцати восьми членов редакционной комиссии, объявленных в начале книги, есть и знакомые фамилии: П. Н. Поспелов (председатель), Л. Ф. Ильичев — главные редакторы соответственно «Правды» и «Известий», Маршалы И. Х. Баграмян, А. А. Гречко, С. И. Руденко, В. Д. Соколовский, академик И. И. Минц, писатель Б. Н. Полевой.

На последней странице приводится список из более чем ста фамилий, о которых глухо сказано, что они «прислали свои отзывы и предложения».

Судя по тому, что анализ этих предложений или общая их характеристика отсутствуют, можно предположить, что, по крайней мере, часть из них были возражениями. И здесь встречаются знакомые имена: Маршалы А. М. Василевский и Р. Я. Малиновский, адмиралы В. А. Касатонов, Ф. С. Октябрьский, В. Ф. Трибуц.

Так вот. На 624 (шестистах двадцати четырех!) страницах этого фолианта ИМЯ МАРШАЛА ЖУКОВА НЕ ВСТРЕЧАЕТСЯ НИ РАЗУ! НЕТ И НИ ОДНОЙ ЕГО ФОТОГРАФИИ!

Остается гадать, чем руководствовалась столь авторитетная комиссия, вычеркнув одного из крупнейших полководцев Второй Мировой войны из ее истории. Великая Отечественная война без Маршала Жукова?! И обвинить в этом Н. С. Хрущева нельзя — к этому времени он уже три года был на пенсии и в опале.

Но каковы превратности судьбы: в Отечественной войне «не участвовал» — и памятник в сердце Москвы!