8. Новый Марлон Брандо?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. Новый Марлон Брандо?

Тот момент в карьере Де Ниро, когда он закончил съемки «Злых улиц», напоминал ожидание вот-вот готового вспыхнуть фейерверка, а вокруг стоят зрители, с интересом ожидая результата. В Голливуде редко случаются сюрпризы. Задолго до того, как фильм будет представлен на суд критиков и зрителей, в студии уже знают, насколько он удался. Информация поступает из множества источников. Из фотолаборатории, печатающей пленку, из редакционных комнат, да и из офиса самих руководителей студии долетают свежайшие вести о найденных новых талантах или новом кассовом фильме.

Именно в таком положении оказался Де Ниро летом 1973 года. Ни «Бей в барабан медленно», ни «Злые улицы» еще не были показаны публике, но кинопроизводство уже распознало в Роберте Де Ниро новую звезду, самого интересного актера в Нью-Йорке, а самому ему вскоре предстояло познакомиться с невероятно лестными отзывами критики, которые могли бы обескуражить даже более самоуверенного человека…

О славе он все еще не думал. Жил он скромно, в кое-как обставленной квартирке на четвертом этаже, в доме на Западной Четырнадцатой улице, между Гринвич Виллидж и Челси, за которую платил всего 70 долларов в месяц. Впрочем, похоже, ему не долго оставалось тут пробыть. Кроме того, он подумывал вернуться на сцену. Те немногие репортеры, которые писали о нем в это время, несправедливо нарекли его «новым Брандо». В чем-то карьеры этих двух актеров начинались сходным образом, оба посещали Драматическую мастерскую и студии Стеллы Адлер и Ли Страсберга, но это было скорее случайностью. Хотя Де Ниро часто называет Брандо, вместе с Джеймсом Дином и Монтгомери Клифтом, актерами, которых он с юности обожал, он был слишком погружен в себя, чтобы дать кому-либо возможность влияния на свой творческий стиль. А ярлык «новый Брандо» возник просто из рекламных соображений. У них есть некоторые схожие человеческие черты. Оба неразговорчивы на людях, и оба питают к прессе столь малый интерес, что это граничит с презрением. Если не считать сдерживаемого кипения страсти в их игре, их актерские стили совершенно различны.

Верно, Брандо тоже подолгу сидел в инвалидном кресле, когда играл паралитика в фильме «Мужчины», но его поглощенность ролью не может сравниться с одержимостью Де Ниро. Последний всегда повторял, что не может притворяться и халтурить во время игры, тогда как Брандо, особенно в последние годы, делал это, похоже, с большим удовольствием. В постановке «Сухой белый сезон» он даже решил не заучивать своих реплик; вместо этого в ухо ему был вставлен миниатюрный аппаратик, по которому помощник читал текст, а Брандо только повторял реплики. Брандо это давало возможность быть непредсказуемым, спонтанным; Де Ниро скорей бы согласился умереть, чем сыграть без подготовки.

Летом 1973 года могла возникнуть возможность для сравнения двух крупных актеров, использующих систему Станиславского и относящихся к разным поколениям. После двух фильмов, сделанных один за другим, Де Ниро возвращался на сцену. В это время Линкольновский центр в Нью-Йорке решил поставить заново пьесу Теннеси Уильямса «Трамвай «Желание». Де Ниро хотел играть Стэнли Ковальского и желал получать за это 65 долларов в неделю. По одному Богу известным причинам люди в Линкольновском Центре решили, что актер им не подходит, и отвергли его. Когда в свое время эту роль играл Брандо, он потряс Бродвей. Конечно, соблазнительно было бы сравнить двух этих актеров, приблизительно в одном и том же возрасте сыгравших одну и ту же роль, но если бы Де Ниро не отвергли в Линкольновском Центре, он рисковал бы носить до конца дней своих ярлык «новый Брандо».

Упустив шанс в «Трамвае», Де Ниро появляется в экспериментальной одноактной пьесе в «Манхэттен Тиэтр Клаб», опять за значительно меньшие гонорары, чем в кино. Он играет строительного рабочего, который влюблен в студенточку, в пьесе Жюли Бовассо «Последняя серенада Шуберта». Спектакль шел всего неделю, но в ходе репетиций Бовассо все время сомневалась, правильный ли выбор она сделала. Действие происходит в ресторане, где Де Ниро и его напарница Лора Эстерман пытаются изобразить романтический ужин.

«Первую неделю репетиций я думала про себя: бедненькая моя пьеса! — говорила позднее Бовассо в интервью журналу «Ньюсуик». — Бобби пытается достичь желаемой характерности с помощью таких трюков, которые похожи на почесывание левого уха правым локтем. Например, в одной сцене он желает жевать хрустящие хлебцы. Я опрометчиво согласилась — и потом в течение трех дней репетиций не слышала ни единого внятного слова во всей моей пьесе — такой стоял хруст! Но мне кое-что становилось ясно, он вызывал какие-то ассоциации, включая в роль своего рода элементы клоунады. А потом вдруг на генеральной костюмированной репетиции он появляется без хрустящих хлебцев. Я удивленно говорю ему: «Бобби, а где же твои хлебцы?» А он в ответ: «Они мне больше не требуются».

Эта история с хрустящими хлебцами лишена всякого смысла для кого угодно, но только не для Де Ниро. Подобно шляпе Джонни Боя, эти хлебцы помогают обрисовать характер персонажа, наполнить его плотью. Де Ниро был в самом разгаре познания тайн актерской игры. В каком-то смысле он продолжал свое студийное образование — но только на публике, стараясь превратить представление в нечто большее, чем набор умело произносимых реплик. Он хотел создать из всего представления некое органическое целое.

Вследствие определенных семейных обстоятельств Де Ниро повзрослел быстрее, чем большинство детей. Ему с самого юного возраста доверяли, и он старался оправдать доверие. Это придало его характеру такие черты, как умение владеть собой и знание самого себя, так что он не нуждался в том, чтобы нравиться другим людям, как нуждается большинство из нас. Де Ниро привык жить наедине с самим собой и овладел искусством быть одному без того, чтобы чувствовать одиночество. Как большинство людей, получивших образование самостоятельно, он обладал интуитивной способностью к самозащите, почти хитроумием, способным превзойти самое лучшее классическое образование.

Однако он никогда напрямую не передавал свои мысли или чувства, если только не вкладывал некоторые собственные слова в уста своих киногероев. Мартин Скорсезе однажды заметил, что они с Де Ниро оттого, возможно, чувствуют такое душевное родство, что оба ощущают себя одиночками, изгоями. Но Де Ниро одинок, скорее не как человек, выброшенный за борт, а как человек, не имеющий ничего общего с некоей группой людей. И превращаясь каждый вечер на пару часов в кого-то другого, он перестает быть одиноким. Он может выразить себя, а нам остается принять его таким или отвергнуть, но так или иначе отреагировать на него такого.

«Конечно, ты всегда вносишь в каждую роль частичку себя, но для меня играть — означает быть в разных ролях, — говорил Де Ниро в своем первом большом «литературном портрете», помещенном в «Нью-Йорк таймс» в 1973 году. — Ты пытаешься подобраться как можно ближе к правде характера персонажа. Ты изучаешь его образ жизни, то, как он держит вилку, как ведет себя, как говорит, каковы его отношения с другими людьми. Это трудно, потому что тебе приходится все время наблюдать и наблюдать. Иной раз ты не находишь ничего, в другой день у тебя прилив вдохновения, и это чертовски волнует. Поэтому я и совершаю поездки перед тем, как сыграть роль, чтобы почувствовать, что я к ней готов. Я хочу знать, что заслужил право играть этого персонажа».

По прихоти кинематографической индустрии, оба фильма, «Бей в барабан медленно» и «Злые улицы», вышли в свет практически одновременно осенью 1973 года. В некоторых нью-йоркских кинотеатрах эти два фильма даже шли параллельно в разных залах. «Бей в барабан…» вышел чуть раньше, и мгновенно стал хитом сезона — как для публики, так и для критиков. Обозреватель из «Нью-Йорк таймс» Питер Скьелдаль сравнивал Де Ниро с молодым Дастином Хоффманом и предсказывал актеру блестящее будущее как «главному характерному артисту», который может сыграть все, что ему предложат.

«Злые улицы» были приняты еще более восторженно. Премьера состоялась на кинофестивале 1973 года в Нью-Йорке и собрала потрясающие отклики. «Ньюсуик» писал, что исполнение Робертом Де Ниро роли Джонни Боя следует каким-нибудь образом запаять в «капсулу времени» как образчик для грядущих поколений. Полин Кэл, признанная королева кинокритики, написала в «Нью-Йоркере», что «Злые улицы» — это «истинное творчество нашего времени, настоящий триумф личного кино. И если этот фильм не будет иметь оглушительного успеха на следующий сезон, то лишь потому, что публика будет просто ошеломлена и не сможет адекватно реагировать…» Даже критик Фрэнк Рич, по кличке «Бродвейский палач», нашел похвальные слова для Де Ниро, хотя от картины в целом у него было неоднозначное впечатление.

Отзыв Полин Кэл оказался пророческим по отношению к публике — и деньгам:

«Поскольку картина сделала хорошую кассу в Нью-Йорке за первые две недели, наш продюсер решил устроить прокат фильма в двадцати пяти городах Штатов, точь-в-точь как «Последний показ» и «Пять простых вещей». Он обратился в компанию «Уорнер Бразерс», где ему сказали: «Валяй, делай, потому что у нас ничего премьерного в октябре не идет, кроме «Так вот и жили», и этот фильм не сделает ни цента».

Примечательные слова…

«Мы полагали, что фестиваль в Нью-Йорке кое-что значит для Лос-Анджелеса, но там никто слыхом не слыхивал о картине. Мы пустили рекламные материалы на целые полосы, но они были неудачными. Мы не представляли, как продавать картину? У нас была мысль: парни бегут с револьверами в руках, в шляпах и трусах, потому что в одном моменте фильма Джонни Бой стаскивает штаны. Это выглядело бы как комедия. Это смешно, но ведь фильм вовсе не должен был казаться комедией. Нам посоветовали еще покрутить фильм в Нью-Йорке. Наверно, это был хороший совет, нам следовало бы дать картине покрутиться там еще пару месяцев. Но потом мы сделали премьеру в Лос-Анджелесе, получили прекрасные отзывы, и две недели отличного проката. И так же получилось во всех остальных городах».

Компания «Уорнер Бразерс» приобрела права на фильм «Злые улицы» за 750 тысяч долларов. Они уже готовились выпустить «Экзорциста», который обошелся им в 14 миллионов долларов. Как замечает Скорсезе, компания не намерена была отказываться от больших денег. Аппетит приходит во время еды.

К тому времени, как «Злые улицы» готовились к прокату по всей стране, Де Ниро уехал в свою очередную поездку. Теперь он навестил Италию, уже готовясь взяться за своего знаменитого сицилийца…

Повторив несколько раз публично, что он не имеет ни малейшего желания делать продолжение «Крестного отца», Фрэнсис Коппола тем не менее вовсю работал над фильмом «Крестный отец II». Подобно Вито Корлеоне в книге, компания «Парамаунт» сделала режиссеру предложение, от которого он попросту не мог отказаться. Они давали ему 1 миллион долларов и 13 процентов с каждого доллара прибыли. За ним сохранялся также полный творческий контроль, и кроме того, «Парамаунт» согласился с тем, чтобы его последний фильм «Разговор» распространялся бы силами компании, которую Коппола основал вместе с двумя друзьями — Питером Богдановичем и Уильямом Фридкином. Эта компания, названная без обиняков «Компания режиссеров» в любом случае финансировалась «Парамаунтом».

Но в качестве единственного условия «Парамаунт» требовал съемок продолжения «Крестного отца», причем быстро. У Копполы было всего лишь три месяца, чтобы написать сценарий и двинуть его в производство.

«Я делал фильм на 13 миллионов долларов так, словно эта была дешевка от Роджера Кормана», — с сожалением отмечал Коппола.

Коппола задумал фильм, который не был бы продолжением романа Марио Пьюзо в обычном смысле слова. Такого продолжения из романа было не вытянуть. Это являлось скорее «возвращением к предыстории». В этом втором фильме предстояло показать, как Майкл Корлеоне прибирает к рукам бразды правления в мафиозном клане, а также историю того, как в свое время молодой Вито Корлеоне стал всемогущим Доном Вито.

Действие начиналось на Сицилии, со сцены, когда мафиози пощадили маленького Вито Андолини, убив его отца. Затем Вито едет в Нью-Йорк, но из положения нищего иммигранта он поднимается постепенно до вершин власти, останавливаясь лишь ненадолго, чтобы съездить на родину и рассчитаться с убийцами отца.

Коппола хотел бы, чтобы и молодого Корлеоне сыграл Марлон Брандо. Однако Брандо вовсе не горел желанием сниматься в фильме, а особенно делать жесткий грим под молодого человека. Кроме того, он считал, что «Парамаунт» заплатил ему слишком мало за первую часть фильма, из чего можно было прикинуть и сумму второго гонорара. Со своей стороны, управляющие «Парамаунта» вздрагивали при одной только мысли, что в их фильме появится Брандо, устроивший скандал на церемонии вручения премии Киноакадемии. В отличие от Джорджа Скотта, который вернул своего «Оскара» за фильм «Паттон», Брандо награду принял, но прислал за своим призом настоящую женщину-индианку, которая зачитала на праздничной церемонии весьма суровый доклад об эксплуатации белыми американских индейцев. Эта индианка, Сашин Литтлфивер («Маленькое Перо») впоследствии оказалась неплохой актрисой, но это мало утешило «Парамаунт».

Итак, на роль молодого Вито Корлеоне требовался другой артист. Коппола уже видел «Злые улицы» и был под большим впечатлением не столько от самой картины, сколько от игры Де Ниро. Образ Джонни Боя произвел на Копполу большое впечатление, он сразу припомнил те пробы, которые Де Ниро проходил в свое время для «Крестного отца». Особенно Коппола был поражен внешнем сходством Роберта Де Ниро и Марлона Брандо.

Решив снимать продолжение, Коппола со своим режиссером-помощником и продюсером Фредом Русом пригласили Де Ниро на деловой ланч. Актер сперва подумал, что это был жест вежливости; ему и в голову не могло прийти, что Коппола с Русом внимательно изучали За столом черты его лица, прикидывая, подойдет ли он для образа Корлеоне в юности. Рус боялся, что поскольку Де Ниро играл до сих пор только «неудачников и слегка комедийных простаков», то он будет весьма неожиданным в роли молодого Вито. К сожалению, именно так думали и в «Парамаунте», но Коппола и Рус сумели выдержать натиск и настояли на своем, и контракт с Де Ниро был подписан даже без такой малости, как кинопроба. После трех лет проб и прослушиваний Де Ниро наконец должен был появиться в фильме «Крестный отец».

Он целиком окунулся в роль. Он вместе с гримером-«ветераном» Диком Смитом напряженно работали над поисками того образа, который в достаточной степени приблизил бы облик Де Ниро к Марлону Брандо (который играл Корлеоне в первой части). Но потом они отказались от идеи сильного грима, и Де Ниро согласился играть без особых излишеств на лице. Он снова и снова просматривал ленту, изучая, как Брандо двигался и говорил, особенно рычащим полушепотом, который стал его характерной чертой в этом фильме.

Де Ниро не мог не ощущать некоей иронии в том, что ему предстоит сыграть роль вместо актера, с которым его чаще всего сравнивали критики. Были туг и подводные камни, которые Де Ниро тоже подмечал.

«Я не собирался делать имитацию, — говорил он в интервью журналу «Фотоплей». — Но все-таки мне хотелось, чтобы зритель поверил, будто я — тот же самый человек в молодости. Я подмечал его мельчайшее движения и переносил их в мою игру. Это было как в математической задаче, когда вам дают результат и нужно найти Исходное число… Я не мог знать, правильно я поступаю или Нет. Режиссер на меня не давил, а я ему доверял — Фрэнсису очень легко поверить… Между идентичностью и имитацией пролегает тонкая грань. Я просто хотел выглядеть, как Парень, который под старость становится «крестным отцом». Мы не могли выглядеть похоже, мое лицо слишком уж другое. Сперва мы поэкспериментировали с Диком Смитом, но потом он посоветовал мне быть попроще и сниматься как есть. Я согласился. Я почувствовал, что лучше недосолить, чем пересолить… Все, что я делал, это часами смотрел ленты с записями сцен с Брандо, выискивал там движения, жесты. Искал возможные вариации. Мы начали пробовать подладить голос. Поначалу мне казалось, что мы так слишком далеко зайдем. Но получилось довольно неплохо».

Съемки ленты «Крестный отец II» начались 1 октября 1973 года. Пока Коппола с группой снимал сцены на озере Тахо, Де Ниро входил в роль. Он уже прошел ускоренный курс итальянского языка и почти устранил свой акцент — а ведь большая часть его диалогов в фильме на итальянском. Он начал съемки в фильме со сцен в Маленькой Италии в январе 1974 года, а заканчивал на Сицилии с апреля по июнь. Так же, как он сделал при работе над фильмом «Бей в барабан медленно», Де Ниро взял магнитофон и поехал в Палермо, к родственникам консультанта фильма, Романо Пианти. Де Ниро много занимался с Пианти, но считал, что ему надо самому услышать живой разговорный язык:

«Хотя сицилианцы очень приветливы к вам как к туристу, у них есть такая особенность — наблюдать за вами, не подавая вида, что наблюдают. Они вас могут подробно изучить, а вы этого даже не заметите».

Когда Де Ниро вернулся с Сицилии через полтора месяца, он поразил Пианти тем, как быстро сумел схватить диалект и приобрести беглость речи.

«Если бы меня спросили, может ли актер за такой короткий срок освоить новый язык, я вам ответил бы: «нет». Ни за что. Это невозможно. Но этот Де Ниро совершил невозможное!» — говорил Пианти.

Именно Де Ниро произносит в «Крестном отце» ставшую крылатой фразу: «Я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться», — объясняя Бруно Кирби свою тактику на переговорах с «квартальным» мафиозным боссом. «Мой отец сделал ему предложение, от которого он не мог отказаться», — а это слова Аль Пачино в роли Майкла еще из первого фильма. Итак, Де Ниро в роли молодого Вито словно создает «основу» для воспоминаний, уже озвученных героями первой части. И примечательно, что эта фраза Де Ниро — одна из всего лишь трех реплик на английском на протяжении всего фильма.

Аль Пачино предложил снять в фильме учителя Де Ниро, Ли Страсберга, в роли забулдыги Хаймана Рота. Первоначально эту роль планировали отдать режиссеру Элии Казану, но он отказался. Так что, хотя у них не было общих сцен, но Де Ниро оказался в одном фильме с тем самым человеком, который в свое время обучил его искусству актерской игры.

Ежегодный сезон присуждения призов в Голливуде начинается в декабре с премий кинокритиков Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Затем непрерывная череда подобных церемоний набирает обороты и достигает пика в марте — в последний понедельник этого месяца каждый год вручаются призы Киноакадемии, перед лицом многомиллионной аудитории телезрителей по всему миру.

Исполнение Робертом Де Ниро ролей туповатого Брюса Пирсона («Бей в барабан медленно») и «живчика» Джонни Боя («Злые улицы») впервые сделало актера серьезным претендентом на призы. Эти две роли в совокупности принесли ему приз в номинации «Лучший актер второго плана» — и от «Нью-Йорк критикс серкл» («Кружок кинокритиков»), и от Национального общества кинокритиков. С двумя такими престижными призами вполне можно было ожидать и «Оскара», но, как ни удивительно, Де Ниро даже не вошел в номинацию.

Некий возмущенный «нью-йоркский ветеран сцены» сказал репортеру газеты «Вариети», что Де Ниро «прокатили только потому, что «Бей в барабан медленно» — это нью-йоркский фильм, а они там нас всех просто ненавидят». Другой фактор, сыгравший против Де Ниро, — слишком мало членов Киноакадемии посмотрело «Злые улицы», безусловно лучший из этих двух фильмов, чтобы обеспечить ему номинацию. В конце концов в категории «Лучший актер второго плана» был выдвинут напарник Де Ниро по фильму «Бей в барабан…» — Винсент Гардения, который играл там его тренера. Однако при отборе и эта кандидатура была отсеяна, а приз достался Джону Хаусману. Этот бывший член актерской группы «Меркьюри Плейере» Орсона Уэллса вернулся к своей актерской профессии после десяти лет перерыва и преподавательской работы, снявшись в фильме «Бумажная суета».

Если Де Ниро даже и был обескуражен тем, что не попал в номинацию на «Оскара», то он никак не проявил этого — он был слишком занят «Крестным отцом». Впрочем, ему оставалось недолго досадовать…