5. Ослепительный талант

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. Ослепительный талант

После завершения работы в «Кровавой маме» Де Ниро возвращается на сцену, но уже не в Нью-Йорке. Театральный сезон 1969/70 года он провел в Бостоне в составе труппы «Тиэтр Компани оф Бостон», поставившей обычный набор таких популярных вещей, как «Сирано де Бержерак», «Принуждение» и «Долгая поездка в ночи». Весь этот период он близко общался с Шелли Винтерс. Они, должно быть, выглядели забавной парочкой: Де Ниро робкий и спокойный, а Винтерс — практичная и независимая голливудская звезда. Уже высказывались предположения, что их отношения базировались на чем-то большем, чем просто профессиональная поддержка. Вспоминая период подготовки к съемкам «Кровавой мамы», Роджер Корман говорит, что слышал различные предположения по этому поводу от разных людей.

«Я предпочитаю не вмешиваться в такие дела, — замечает он. — Я всегда стою в сторонке. Во всяком случае, можно сказать лишь то, что Шелли всегда имела на Бобби большое влияние, направляла его».

Актриса Дайан Лэдд — близкая подруга Винтерс, крестная мать ее дочери Лоры Дерн. Она была близка также с Салли Киркленд, подружилась она и с Де Ниро.

«Шелли помогала Бобби, — откровенно говорит она. — Она всегда всем помогала, но предпочитала помогать все-таки актерам, а не актрисам… Я ей так прямо и сказала».

Винтерс написала двухтомный бестселлер — мемуары о жизни в шоу-бизнесе. Она открыто называет имена своих любовников, и тем более странным выглядит отсутствие упоминаний о Де Ниро. Единственный намек на их взаимоотношения можно уловить в интервью, которое она дала по телефону Гаю Флэтли из «Нью-Йорк таймс» в ноябре 1973 года для составления литературного портрета Де Ниро, который был в то время восходящей звездой.

Как следует из интервью, Де Ниро был привязан к Винтерс, как к «своей еврейской маме». Однако у Винтерс имелся на это собственный комментарий. «Я скорее его итальянская мама, — заявила она интервьюеру. — Но… Возможно, я и еврейская мама — тогда он мой еврейский сын!»

И дальше:

«Бобби нуждается, чтобы за ним кто-то присматривал, не то зимой он может позабыть надеть пальто. Знаете ли вы, что, когда мы снимали в Озарксе «Кровавую маму», он даже не имел представления, сколько денег он получит? Когда я узнала, как мало ему платят, я потребовала, чтобы ему давали деньги хотя бы на расходы. Он сидел на бобах, но ни за что не взял бы в долг. Так что вам нужно было еще найти такой способ дать ему денег, чтобы он и не задумался, откуда они…»

Корман уже высказывал свою точку зрения на гонорары Де Ниро за «Кровавую маму». Флат ли решил зайти с другого бока — попробовал подобраться к вопросу о шестидесяти четырех тысячах долларов. Он спросил, может быть, Винтерс, точно так же, как нашла методы передачи денег, подобрала и особый подход к Де Ниро, который оказался чем-то большим, нежели материнская страсть?

В ответ на другом конце телефонного провода раздался шумный вздох.

— Послушайте, — сказала она журналисту. — Давайте скажем так: у меня с Бобби был самый большой роман, более значительный, чем с другими моими любовниками. Нет, лучше напишите: «чем с любым из моих мужей…»

Она немного помолчала и снова внесла поправку:

— Нет, пожалуй, пусть в тексте останутся «любовники»… Дело в том, что я просто чувствую огромную внутреннюю близость с Бобби…

А затем Винтерс сделала следующее удивительное заявление.

— Бобби никогда не говорил, что сделало его таким, — заявила она. — Но я подозреваю, что в детстве он был очень одиноким ребенком. И наверное, в какой-то момент он испытал жестокое обращение.

Надо заметить при этом, что нет никаких поводов думать, будто Де Ниро испытывал психическое или физическое давление, пока рос. Напротив, все указывает на то, что и мать и отец его любили, просто они не могли жить вместе. Однако всякий ребенок переживает своего рода психическую травму, когда родители разводятся, особенно если это происходит в таком раннем возрасте. Хотя были моменты, когда Де Ниро не особенно хотел видеться с отцом (по тем или иным причинам), безусловно, ему было тяжело жить без него. Во всяком случае, именно отец открыл мальчику новый огромный мир — это и бесконечные наброски в студии, и совместные просмотры фильмов с прекрасными актерами, такими, как Брандо или Монтгомери Клифт, и многое другое, — и оттого отсутствие общения с отцом должно было тяжело сказаться на мальчике.

Заявления Шелли Винтерс, сделанные в интервью Гаю Флэтли, были, по ее обыкновению, прямолинейными и весьма смелыми. Многие были крайне удивлены ее словами, в том числе Вирджиния Эдмирал и даже сам Де Ниро. Близкий друг семьи рассказывает, что Эдмирал была просто в шоке, когда ей попалась на глаза эта статья. Винтерс и Эдмирал уже встречались однажды в Актерской студии, но похоже, не испытали особых эмоций от этого знакомства. Теперь же Эдмирал считала, что Винтерс со своими заявлениями перешла все допустимые рамки. По мнению Вирджинии, Шелли Винтерс слишком многое приписала дружбе с Де Ниро и наговорила об их отношениях гораздо больше, чем было на самом деле.

Де Ниро тоже получил неприятный сюрприз. Он никогда не читает никаких интервью, но об этом ему подробно рассказали друзья. Он остался благодарен Шелли Винтерс за все, что она для него сделала, но их отношения заметно охладели после появления этой статьи.

В статье Гая Флэтли содержалось также впервые высказанное предположение относительно подруги Роберта Де Ниро. По описанию, данному в статье, и времени ее появления в газете можно заключить, что речь идет о Дайан Эбботт, на которой актер позднее женился. Они познакомились, когда Роберт был еще начинающим актером в Гринвич Виллидж, а она работала певицей и актрисой, в промежутках подрабатывая в ресторане официанткой. Винтерс в своем интервью проявляла любопытство, царит ли в квартире Де Ниро такой же беспорядок, как и прежде, если нет, то за ним, должно быть, прибирает Эбботт. Поскольку в детстве никому даже в голову не приходило просить Роберта убраться, то странно, что привычка к неаккуратности вдруг появилась у него в более зрелом возрасте. Вероятно, он просто оставлял вещи лежать там, куда их положили — ведь теперь у него была масса дел поважнее, чем тщательная уборка комнат.

В 1970 году Роберт Де Ниро продолжил свое творческое сотрудничество с Де Пальма, собираясь сыграть в его фильме. Режиссер и актер были накоротке, и у них все ладилось. Это было впервые — отношения такого рода с режиссером, очень скоро последует длительный период дружбы с Мартином Скорсезе, и дружба эта сыграет ключевую роль в карьере артиста. Помимо прочего, Де Пальма хотел предложить Де Ниро впервые сыграть главную роль в фильме.

«Приветствия» принесли достаточно денег для того, чтобы компания решилась снять продолжение. Продюсеру Чарльзу Хиршу дали 100 тысяч долларов — вдвое больше, чем на первый фильм, — с условием, что лента будет снята без сотрудничества с другими компаниями и в Нью-Йорке. В результате появился фильм «Хай, мамаша!», в котором Де Ниро снова играет Джона Рубина, героя из фильма «Приветствия». Первая лента заканчивалась тем, что Рубин, одержимый вуайеризмом[4], уже сам как бы попадает в объектив чьей-то камеры, когда шагает по джунглям во Вьетнаме. Название «Хай, мамаша!» взято из завершающей и несколько загадочной реплики героя первой ленты, когда Рубин в последнем кадре возвращается из Вьетнама домой, окрепший, возмужалый и широкоплечий.

Однако им по-прежнему владеет страсть к подглядыванию, и он проводит время за тайными съемками трех раздевающихся девушек в окне квартиры напротив, заставая их на различных стадиях оголенности (так получилось, что одну из девиц играла Дженнифер Солт, которая появлялась также в «Свадебной вечеринке»).

Рубин попадает в экспериментальный молодежный театр и участвует в их эксцентрическом «ревю». Им необходим актер с внешностью вояки, и Де Ниро-Рубин, выглядевший точь-в-точь, как Трэвис Бикл (в фильме «Таксист»), отлично подходит на эту роль. Затем фильм скатывается в мрачную, даже зловещую сатиру на тему анархизма, которая завершается тем, что всех участников спектакля перестреляли некие гады — соседи Рубина по дому; в качестве ответного «знака внимания» Рубин взрывает дом вместе с кровожадными соседями. Заканчивается все сценой, в которой Рубина-победителя, сидящего посреди обломков, репортер телевидения просит сказать что-нибудь Америке. «Хай, мамаша!» — говорит он с той характерной горьковатой усмешкой, которую вскоре узнают и полюбят кинозрители.

Никого из трех других главных исполнителей в этом фильме критика не выделила особо, а Де Ниро оказался в центре внимания. «Голливуд репортер», правда, снова не справился с его фамилией: они напечатали «Де Неро». Однако одобрение было не единодушным. «Нью рипаблик», либеральный журнал, который мог бы испытывать симпатию хотя бы к политическому контексту фильма, назвал Де Ниро самым слабым местом этой картины. В статье указывалось, что актер хорошо смотрелся — в ансамбле с тремя другими — в первом фильме, но что «он не обладает тем масштабом дарования и притягательности, чтобы вытянуть фильм в одиночку».

А тем временем Шелли Винтерс продолжала свои творческие изыски, засев писать пьесу. За время, проведенное в Актерской студии, ее талант развился, она стала более уверенной в себе. Она принимала участие в движении за гражданские права, и это также возвышало ее в собственных глазах. И теперь Винтерс созрела для того, чтобы изложить свой богатый и несколько сумбурный жизненный опыт на бумаге. Пьеса ее сперва называлась загадочно: «The Gestation of a Weatherman» (в приблизительном переводе — «Сексуальные проблемы метеоролога»), но к тому моменту, как она пошла на Бродвее, название было изменено: «Ночные сцены шумной пассажирки» («Night Stands of a Noisy Passenger»).

Первоначально шоу состояло из трех одноактных пьесок. Действие первой происходит в Нью-Йорке во время второй мировой войны. Героиню — актрису и «шумную пассажирку» — играла Салли Киркленд, а Ричард Линч — человека, который пробудил в ней политические страсти. Действие второй части развивается в Париже на фоне войны в Корее и черных списков Голливуда[5]. Тут роль актрисы-героини исполняет Джоанна Майлз, а Билл Хэйр играет голливудского продюсера, которым она теперь увлечена. Последняя пьеска начинается с завоевания актрисой премии «Оскар». В этой «последней остановке» шумную пассажирку играет Дайан Лэдд. И единственным человеком, который мог бы сыграть ее молодого спутника на эту последнюю ночь, был Роберт Де Ниро.

«Нам досталось играть самый длинный из трех актов пьесы, — говорит Дайан Лэдд. — Насколько помню, он шел минут сорок пять, и вся интрига была построена, в сущности, на случаях из личной жизни Шелли Винтерс. Эта часть пьесы была о женщине, которая наконец получает «Оскара» и на праздничной вечеринке по поводу присуждения призов знакомится с юношей. Каждый старается лизнуть ее в задницу, и наконец она понимает, как все это фальшиво. Она начинает понимать в этот момент высшего успеха, как бывает одиноко, если никого нет рядом. А у нее именно никого нет. Те, кто видят это, достаточно умны, чтобы не заговаривать с нею, а этот мальчишка не так-то умен и потому ничего не боится. Они просто начинают разговаривать, потом садятся рядом, потом идут выпить вместе. А потом он подливает ей немного наркотика без ее ведома — ну и наконец они проводят целую ночь в его квартире».

Дайан Лэдд — одна из лучших американских актрис. Журнал «Тайм» однажды даже включил ее имя в десятку лучших актрис мира. Она получила огромное количество разнообразных призов, и вместе со своей дочерью Лорой Дерн они являются единственной парой — мать и дочь, — которые получили «Оскара» в один и тот же год. Их наградили за участие в фильме «Склоненная роза»: мать по номинации «Лучшая актриса второго плана», а дочь — по номинации «Лучшая актриса». Дайан Лэдд вспоминает, как Де Ниро, еще нераскрученный актер, жил в однокомнатной квартирке и тщетно пытался протереть обледеневшие окна. Он был всегда наедине с самим собой; но при этом часто и увлеченно рассказывал об отце. Подобно многим другим, Дайан Лэдд говорит и о всепоглощающей страсти молодого Де Ниро к актерству, своему ремеслу, доходящей до крайностей, которые необходимо было сглаживать…

«Бобби на пару лет младше меня, — продолжает Дайан. — Но мне надо было подать себя так, словно я лет на двенадцать его старше, чтобы он смотрел на меня хотя бы с некоторым уважением. Мне говорила Шелли: «Знаешь, не говори ему, сколько тебе лет. Он должен думать, что ты старше». Я ей отвечаю: «Господи Исусе, мы же просто актеры, Шелли». А она мне: «Это неважно. Он должен восхищаться тобой. Обожать».

По мере того, как его карьера шла в гору, одно слово преследовало его по пятам, как характеристика из досье: «дисциплинированный». Не было, казалось, ни единого режиссера или актера, который, проработав с ним хотя бы короткое время, не отметил бы его преданности делу. Ясно, что такое качество было выработано у него с годами, и не без труда. По этому поводу Дайан Лэдд вспоминает:

«Бобби был не очень-то собранным, когда мы работали вместе. Помню, как в одной сцене мы с ним должны были вставать с постели в неглиже, и я начинала одеваться в присутствии публики. Мы с ним внесли собственные вариации в мизансцену, и он предложил мне надеть такой широкий халат с оторочкой из меха на рукавах. О чем он забыл меня предупредить, так это то, что он расставит на бюро у кровати зажженные свечи. Я иду к этому бюро на сцене, разговаривая с ним и не подозревая, что там стоят горящие свечи. Тут я слышу из зала охи-ахи, а руку мне начинает жутко печь. Я смотрю — у меня рукав пылает! Я его кое-как потушила прямо рукой — поразительно, какие чудеса с людьми на сцене творит адреналин! — и продолжала играть сцену. Но при этом я краем глаза вижу, как Шелли бежит из-за кулис в совершенно подавленном состоянии. Когда я закончила и вышла со сцены, Шелли, помнится, была в ужасе, что я плюну и откажусь дальше играть. Но я ей сказала только: «Я хотела бы переговорить завтра утром», — и пошла к себе в гримерную. На следующее утро мы трое — Бобби, Шелли и я — встретились у Шелли дома. Она сразу начала: «Ты должна понимать, Дайан. Такие вещи случаются. Они не могут вообще никогда не случаться». Я отвечаю: «Знаете что, заткнитесь-ка лучше. Когда вы сами были молодой актрисой, и вам бы кто-нибудь подложил такую свинью, как Бобби мне вчера вечером, вы бы ему голову оторвали, нацепили на палку и стали бы прочищать канализацию в доме. Дело могло кончиться несчастным случаем, ясно?! Так что сидите и заткнитесь!» Ну, она и замолчала. Тогда я поворачиваюсь к Бобби: «А ты, Бобби, запомни, что нельзя ставить на сцену ничего, о чем не знает твой партнер, ясно? И если я узнаю, что ты еще с кем-то такую штуку выкинул, я тебя так достану, что у тебя дерьмо изо рта полезет». Думаю, он мне никогда не простит этого. Но мне плевать. Может быть, он блестящий актер, но только в тот вечер из-за него я чуть было жизни не лишилась…»

Почти все обозреватели прессы были согласны с Дайан Лэдд в части характеристики Де Ниро как блестящего актера. «Виллидж Войс», который ранее уже отмечал игру Де Ниро в фильме «Блеск, слава и золото», был и на сей раз Щедрым на похвалы. Хотя статья несколько двусмысленно высказывается насчет самой пьесы, обозреватель Артур Сэйнер без колебаний назвал игру Де Ниро «ошеломляющей».

Несмотря на благоприятные отзывы, пьеса «Ночные сцены шумной пассажирки» продержалась только неделю. После премьеры 30 декабря было еще всего семь спектаклей. Шелли Винтерс считает, что в шоу вложили слишком мало денег и потому оно не сумело привлечь нужную аудиторию. Особенно ее расстроило, что игра Де Ниро не смогла получить должного одобрения, выраженного в количестве зрителей, заплативших за билеты.

Независимо от этого, удар по спектаклю нанесла и забастовка актеров Бродвея, требовавших подъема минимальных ставок, которые на тот момент составляли 65 долларов в неделю.

«У Бобби было в этой пьесе несколько классных реплик, и публике они страшно нравились, — рассказывает Дайан Лэдд. — Но беда в том, что сразу же после нашей премьеры началась забастовка. Джеральдин Пейдж, одна из лидеров стачечников, обещала мне, что они не станут бастовать, но они все же начали. Лора была еще совсем малышкой, и из-за этой дурацкой стачки я потеряла заработок и квартиру. Я попыталась наняться в кино, но ведь когда идет забастовка на Бродвее, роли не получить. Я оказалась безработной, было не на что жить. Потом Джоанна Майлз плюнула на все и нанялась на другую работу. Это было последней каплей. У нас был только день, чтобы найти и отрепетировать новую актрису на ее роль. Так что все кануло как в мусоропровод. Страшное было несчастье — эта забастовка».

Да, эта пьеса стала несчастьем для Дайан Лэдд, но Роберту Де Ниро она принесла удачу, добрые отзывы в прессе и уверенность в себе как актере.