Глава девятнадцатая Выздоровление

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава девятнадцатая

Выздоровление

После того как Гейл забрала сына из клиники, ее расходы резко возросли, и если бы не финансовая помощь со стороны дядюшки Пола — Гордона, то ее семья могла бы вообще остаться без средств к существованию. Гордон помогал Гейл не впервые. Именно он купил дом в Брентвуде, в котором сейчас жили Гейл и ее дети. Однако продолжать пользоваться его добротой Гейл посчитала безнравственным, поскольку его брат и отец ее сына был богат так же, как и Гордон. Гейл выслала бывшему супругу несколько счетов, но они вернулись к ней неоплаченными. Она решила, что это какое-то недоразумение, и позвонила Полу, но тот категорически заявил, что платить за лечение сына не намерен.

Расстроенная Гейл попыталась убедить жестокого отца с помощью своего адвоката, но тот, как и она, получил отказ. Гейл не хотела обращаться в суд и предавать недостойный поступок Пола огласке, но все ее переговоры с ним оказались безуспешными, и она все же обратилась с иском в суд.

В отличие от Гейл, Пола его репутация совершенно не волновала, и когда в ноябре 1981 года лос-анджелесский суд рассматривал исковое заявление Гейл, адвокат Пола заявил, что ответчик платить за лечение сына не намерен. Сумма, которую требовала от Пола Гейл, была в масштабах Гетти совершенно незначительной — всего 25 тысяч долларов в месяц, и судья не сдержался и раздраженно выпалил: «Судебные издержки обойдутся мистеру Гетти намного дороже, чем исполнение своего отцовского долга. Неужели ему не стыдно?»

Близкий друг Гетти-младшего — Билл Ньюсом — назвал его поведение «весьма странным», поскольку «книги из библиотеки Пола стоили во много раз больше, чем требовалось для ухода за его сыном в течение целого десятилетия».

Однако позицию Пола можно было легко объяснить. Когда его сын оказался в коме, жизнь отца снова вступила в черную полосу. Виктория увлеклась молодым бизнесменом из Саудовской Аравии Мохаммедом Алатасом и во второй раз ушла от Пола. Алатас сделал ей предложение выйти за него замуж, и Виктория тут же согласилась, прекрасно зная, что от Пола она этого не дождется.

Пол был ужасно расстроен и, чтобы избавить себя от стресса, прибег к испытанному средству — героину и спиртному. В результате у него стали проявляться признаки шизофрении. Ему стало казаться, что все его родные плетут за его спиной какие-то гнусные интриги и хотят выманить из него деньги. Поэтому, отказавшись платить за лечение сына, он руководствовался вовсе не скупостью, которая была присуща его отцу, а уверенностью в том, что Гейл спекулирует на его чувствах к сыну, чтобы выманить у него деньги. Чтобы еще больше оправдать свою позицию, он начал убеждать себя в том, что его сын Пол на самом деле здоров и все разговоры о коме — сплошной обман.

Для подтверждения этой версии, сразу после суда в Лос-Анджелесе, он попросил своего адвоката Вэнни Тревеса снова вылететь туда и побеседовать с самим Полом. Как выглядела эта беседа, догадаться нетрудно, и Тревес, вернувшись в Лондон, подтвердил все слова Гейл и заключение врачей, которым его клиент упорно отказывался верить.

Рассказ адвоката о состоянии Пола отца встревожил. Тревеса он знал уже давно и верил ему как себе. Поэтому в тот же день отправил Гейл чек на требуемую для лечения сына сумму.

Однако все случившееся не осталось для Пола-младшего безнаказанным. Своим поступком он восстановил против себя не только Гейл и детей, но и остальных членов семейства Гетти. Пол это почувствовал по отношению к нему его сына Марка, который всегда любил отца больше остальных. В результате к комплексу вины за смерть Талиты добавился комплекс вины перед старшим сыном, и Гетти-младший стал еще отчаяннее травить себя наркотиками и алкоголем.

Год назад в одном из парижских букинистических магазинов Гордону удалось найти первое издание сборника поэм знаменитой американской поэтессы-мистика Эмили Дикинсон, жившей в середине XIX века. Эти поэмы вдохновили его на создание песенного цикла, и он снова вернулся к старому увлечению — начал сочинять музыку. Свое сочинение Гордон назвал «Белый выбор» — по названию одной из поэм поэтессы, и с этого момента, по его мнению, и началась его по-настоящему счастливая жизнь.

Гордон был с детства очень честолюбив, а теперь его амбиции возросли еще больше. Как-то он заметил, что «память о талантливых композиторах остается в веках, в то время как об удачливых бизнесменах забывают уже в следующем поколении». Отбросив ложную скромность, он часто повторял, что хотел бы добиться того, чтобы его как композитора ставили в один ряд с такими музыкальными гениями, как Бах, Бетховен, Шуберт, Вагнер, Малер и Брамс. Энн иногда упрекала его в излишней самонадеянности, на что Гордон с улыбкой отвечал: «Может, ты и права, дорогая, но я не могу отказать себе в удовольствии быть самонадеянным. Это чертовски приятно!»

Контраст между счастливым и уверенным в себе Гордоном и несчастным, подавленным Полом был разителен. Гордона любили и уважали все Гетти и даже обиженный своим отцом Рональд. К его же брату Полу большинство Гетти относились с непониманием и жалостью, а после последних событий — даже с презрением. Пол общался с родственниками редко, но этого он не заметить не мог. В результате в его душе стала расти черная зависть к Гордону и его счастью. Пол считал, что все к нему относятся несправедливо и что брат каждым своим поступком стремится еще больше расположить к себе всех Гетти.

Что касается Гордона, то тот об этих чувствах Пола даже не догадывался и разговаривал с ним так, как всегда, — открыто и дружелюбно. Единственным, что их пока объединяло, была опера, которой оба увлекались еще с юных лет. Об этом свидетельствует фрагмент одного из их телефонных разговоров. Когда речь зашла о великих оперных певцах, Гордон заметил:

— Доминго превзошел в «Ла Скала» самого себя.

— Может, ты и прав, но с Паваротти ему все равно не сравниться, — ответил Пол.

Прошел год, и состояние здоровья юного Пола немного улучшилось, хотя заметить это удавалось лишь тем, кто видел его ежедневно.

Все, кто его окружал, стали замечать, что приступы депрессии стали проявляться все реже и реже и на его лице появилось выражение решимости преодолеть свой тяжкий недуг. Этот прогресс в настроении парня был бы невозможен без медицинского персонала и оборудования, купленного Гейл на деньги Гетти. Однако сама она была убеждена в том, что всего этого недостаточно, и для того, чтобы вылечиться, Полу необходимо проникнуться верой в свое исцеление и отбросить все мучившие его сомнения и опасения. В отличие от похищения, когда сам он ничего изменить не мог, сейчас очень многое зависело от него самого.

Прошло еще несколько месяцев, и он расстался с опостылевшей ему кроватью и пересел в инвалидное кресло.

В один из дней он попросил мать свозить его в музей деда в Малибу, но, чтобы не привлекать внимания публики, сделать это в тот день, когда музей закрыт для посетителей. Гейл, услыхав просьбу сына, немного растерялась, поскольку тот почти ничего не видел, но согласилась. Вместе с Гейл и Полом в музей отправились Ариадна и Эйлин. Старшая из сестер взяла на себя роль экскурсовода и, толкая впереди себя кресло с Полом, с увлечением описывала брату сюжеты развешанных на стенах полотен.

По утрам Пола отвозили к бассейну за домиком для гостей. Там его ждали физиотерапевтические процедуры, которые он не любил, но терпеливо переносил. Постепенно к деятельности возвращались все новые и новые мышцы, однако проблемы с речью не исчезали. Нарушение функций мозга, отвечающих за деятельность речевого аппарата, привело к так называемой афонии — неспособности четко и правильно произносить согласные звуки. (В 1983 году Гейл отправится с Полом в Нью-Йорк, в знаменитый институт Раска, специализировавшийся в разработке методов устранения дефектов и восстановления речи и слуха. После усилий, предпринятых медиками института, речь Пола начала постепенно, хотя и очень медленно, улучшаться.)

Пол очень страдал из-за того, что не мог читать, и Гейл попросила нескольких его друзей почитать ему вслух. Не покидала его и Мартина. Ее верность и любовь, вместе с забавными играми Анны и Балтазара, придавали ему новые силы для борьбы с недугом.

Но больше всех Полу была нужна его мать — мужественная и бесконечно преданная сыну Гейл.

Один из кумиров молодежи пятидесятых — Тимоти Лири, навестив Пола, сказал: «Его сила воли подобна Ниагарскому водопаду и способна сотворить любое чудо».

В 1982 году в семье Гейл состоялась еще одна свадьба.

Перед самым Рождеством Марк женился на Домитилле Хардинг. Их брак был заключен в базилике святых апостолов в Риме. В результате третье поколение Гетти связало свою жизнь с Вечным городом. Необычайно пышная свадебная церемония не только укрепила связи династии Гетти с Италией, но и связала эту династию с историей этой страны. В базилике святых апостолов, как и в соборах святого Петра и святого Павла, покоились мощи нескольких пап и множества кардиналов из знатных итальянских фамилий — Риарио и делла Ровере. Все они были предками невесты.

Марк успел помириться с отцом, однако на свадьбу сына тот явиться не смог. Он с трудом передвигался даже по дому, и поэтому о поездке в Рим не могло быть и речи. К свадебной церемонии готовились долго и тщательно, однако, как часто бывает в Риме, не обошлось без сюрпризов. Первой неожиданностью стало непоявление невесты к назначенному часу. Ее должен был доставить к церкви ее дед — прилетевший из Бостона Джон Хардинг. Но, будучи уже в преклонном возрасте, он все перепутал и поехал за внучкой не в ее римские апартаменты, а в летний домик семьи на берегу моря недалеко от Фрегены. Не застав ее там, он сообразил, что ошибся, и отправился в Рим, доставив наконец разволновавшуюся невесту в церковь, где ее уже два часа ждали встревоженные жених и собравшиеся.

Невеста выглядела сногсшибательно и не сконфузилась, но тут неожиданно обнаружилось, что куда-то исчезла тетка жениха — Энн Гетти. Искать ее уже не было времени, и свадебную церемонию пришлось начать без нее.

Когда Марк с Домитиллой объявили, что намерены сочетаться браком в Риме, дядя жениха — Гордон начал их отговаривать. Помня о похищении Пола, он не хотел рисковать сыновьями, и когда жених с невестой сказали, что все уже решено, заявил, что его семья в Рим не поедет. Однако Энн, которая была не столь осторожна и рассудительна, как супруг, решила поехать на свадьбу племянника одна. В Европе она бывала довольно часто и ничего опасного для себя в очередной поездке туда не видела. Ничего не сказав Гордону, она вылетела в Рим.

Энн остановилась в отеле «Эксельсиор» на Виа Венето. Отвезти ее в церковь ей пообещал Билл Ньюсом, однако к назначенному часу он не явился, и Энн решила отправиться в церковь на такси. На ее беду, шофер такси совершенно не понимал по-английски, а знание Энн итальянского ограничивалось лишь фразами «Добрый день», «Спасибо» и «До свидания». Однако ужаснее всего было то, что она не могла вспомнить название церкви. Шофер такси возил расстроенную Энн по Риму почти три часа и тем самым предоставил ей возможность увидеть все Божьи храмы Вечного города.

Позже выяснилось, что Билл Ньюсом в отель все же явился, но немного опоздал. Не застав Энн в отеле, он очень встревожился и, не дождавшись конца брачной церемонии, отправился на ее розыски, рисуя в своем богатом воображении ужасные сцены похищения Энн мафией. Похоже, что Гордон был прав, подумал Билл, что отказался ехать с сыновьями в Рим, и Энн не следовало приезжать сюда одной.

Поиски церкви оказались безрезультатными, и таксист доставил Энн к ее отелю, в котором она застала гостей, уже вернувшихся с торжества. Все смотрели на нее с ужасом, как на привидение, поскольку Билл успел всех убедить, что ее похитила мафия. Однако когда началось бурное веселье, то о случившемся с невестой и с Энн уже никто не вспоминал. На следующий день Энн вылетела обратно в Сан-Франциско.

Марк и Домитилла решили провести свой медовый месяц в Швейцарии. Элизабет Тейлор, восхищенная мужеством и материнскими чувствами Гейл, пригласила ее с детьми отпраздновать Рождество вместе с ней, на ее вилле в Швейцарских Альпах. Туда же она пригласила и новобрачных. Рождество отметили великолепно. Горный воздух и покрытые снежными шапками вершины заставили всех забыть об опасности киднэпинга. Празднество удалось на славу, несмотря на эксцентричность и непредсказуемость очаровательной хозяйки, и, в отличие от свадьбы в Риме, никаких неожиданностей не произошло.