«ФРАМ» БУДЕТ ТВОЕ ИМЯ!

«ФРАМ» БУДЕТ ТВОЕ ИМЯ!

Ева Нансен

Впервые Нансен увидел ее на холме Фрогнер возле Кристиании.

Это было еще до гренландской экспедиции. Он бежал по следу какого-то лыжника, который, как видно, не боялся крутых спусков. След привел к сугробу, где барахталась, пытаясь высвободить застрявшие в снегу лыжи, маленькая фигурка.

— Э-э, приятель, давай подсоблю! — И Фритьоф со смехом ударил лыжника по плечу.

Но тот, ловко извернувшись, сам приподнялся на колено. Черные глаза гневно сверкнули на залепленном снегом женском лице. Смущенный Фрнтьоф помог лыжнице встать.

— Вы не ушиблись? Если угодно, я провожу вас.

Девушка холодно поблагодарила и посоветовала Фритьофу идти своей дорогой.

Он забыл об этой встрече, но однажды, приехав в Кристианию по делам экспедиции, снова встретил девушку с черными глазами. Она прогуливалась с подругой по бульвару возле университета. Нансен приподнял шляпу. Девушка узнала его, но не проявила никакого желания продолжать знакомство. Подойти к ней и представиться Фритьоф не решился.

Потом он встречал ее на улице еще два раза и узнал, что девушку зовут Евой Сарс. Она была дочерью покойного профессора Михаэля Сарса, основателя Бергенского музея. Говорили, что Ева — талантливая певица, что она окружена поклонниками и не отличается особенной кротостью нрава.

Незадолго перед отъездом гренландской экспедиции один из знакомых привел Фритьофа в дом Марен Саре.

Мать Евы была собирательницей народных песен и великолепной рассказчицей старинных саг. В ее доме собирались поэты, художники, музыканты. Тут был частым гостем сам Бьёрнстьерне Бьёрнсон. Нансен провел приятный вечер, слушая пение Евы.

Когда Кристиания торжественно встречала участников экспедиции, Фритьоф искал взглядом в толпе знакомую гордую головку. Но, должно быть, Ева не пришла в порт.

Минуло еще некоторое время. Однажды Ева стояла на улице с подругой. Они оживленно болтали и не заметили, как с проезжавшего мимо экипажа на всем ходу соскочил молодой человек.

— Филиппин!.. — со смехом воскликнул он, схватив руку Евы. — Я выиграл! И знайте, что потребую многого.

Раньше чем она опомнилась, Фритьоф в несколько прыжков догнал экипаж.

Филиппин! Ева растерянно улыбалась. Подруга нетерпеливо заглядывала ей в глаза, всем своим видом говоря: «Ну? Я сгораю от любопытства!»

Ева нехотя рассказала, что перед отъездом в Гренландию этот самый Нансен был у них дома. И есть такая глупая игра: двое съедают по половине одного грецкого ореха, и тот, кто при следующей встрече первый успеет сказать «Филиппин», считается выигравшим и может требовать любой подарок…

— Он писал тебе оттуда? Да?

— Несколько строчек с дороги…

— А по-моему, он от тебя без ума!

— Глупости! — вспыхнула Ева.

Все это произошло летом 1889 года, а немного позднее, в дождливую августовскую ночь, сводную сестру Фритьофа разбудил сильный стук в дверь. Было далеко за полночь — время не очень подходящее для визитов. Поэтому муж сестры, раньше чем открыть дверь, распахнул окно и гаркнул:

— Какого черта! Кто это беспокоит людей по почам?

Под окном стояла длинная серая фигура.

— Фритьоф? Ты?

— Я. Впусти.

Наверное, произошло какое-нибудь несчастье. Сестра дрожащими руками зажгла лампу. Вошел Фритьоф в обвисшем мокром костюме. На полу тотчас образовалась лужа.

— Боже мой, Фритьоф, что случилось?

Фритьоф, поглубже засунув руки в карманы, сказал:

— Решено — я женюсь на Еве!

Муж сестры выругался, прежде чем поздравить жениха. Затем он пошел за вином. Начался ночной пир. Фритьоф не был особенно откровенным с сестрой и сказал коротко, что и сам не заметил, как полюбил Еву, и что Ева тоже любит его. Так почему бы им не быть счастливыми!

Сестра в душе не одобряла выбор Фритьофа. Ева была младшей в семье, ее баловали с детства. Она привыкла к поклонникам, к успеху на сцене. А Фритьоф всегда по горло занят своими делами. Или, может, Ева заставит его взяться за ум и получить солидное, спокойное место?

Вскоре Нансен известил о помолвке с Евой друзей. Свердруп, зайдя поздравить друга, долго вздыхал и наконец решился:

— А Северный полюс — ко всем чертям?

— Нет, старина, что ты! — Нансен взял его за плечи. — Я сказал ей все. Понимаешь? Я предупредил ее, что должен пойти туда.

— И она?..

— Она — настоящий человек!

Перед свадьбой Евы старая Марен Сарс пролила немало слез: Фритьоф сначала отказывался венчаться в церкви. Мать Евы долго уговаривала его, напоминала о религиозности отца, говорила о сплетнях, которые, конечно, тотчас поднимутся вокруг брака, не освященного церковью. Пусть он подумает не только о себе, но и о Еве, о будущих детях…

Молодой и уже знаменитый путешественник женится на молодой и уже известной певице! В церкви была давка. Фритьоф страдал от духоты. Ему хотелось скорее на воздух. Накрахмаленный воротничок давил шею.

Вместо веселого свадебного путешествия молодые поехали на географический съезд в Лондон. Съезд тянулся неделю. У Евы Сарс, теперь Евы Нансен, было достаточно времени, чтобы в одиночестве поразмыслить о некоторых неудобствах жизни с таким человеком, как Фритьоф.

Когда съезд кончился, Ева взбунтовалась и сказала, что если Фритьоф намеревается и дальше целыми днями просиживать со своими учеными, то она немедленно купит билет на пароход и вернется домой. И чтоб никаких корреспондентов: они отняли столько часов у нее и Фритьофа!

Фритьоф со смехом покорился. И три недели в Лондоне, а затем в Париже они ранним утром уходили из гостиницы, чтобы до ночи бродить по бульварам, паркам и музеям.

Осенью на торжественном заседании Шведского антропологического и географического общества в Стокгольме король вручил Нансену высшую в стране географическую награду — медаль «Веги». Только пять человек получили ее до Фритьофа — сам Нордеишельд, капитан «Веги» Арнольд Паландер, русский путешественник по Африке Василий Васильевич Юнкер, американский путешественник Генри Мортон Стенли и всемирно известный исследователь Центральной Азии Николай Михайлович Пржевальский.

Лондонское королевское географическое общество позже тоже присудило Фритьофу свою высшую награду — медаль Виктории. В дипломе несколько высокопарно было сказано, что медаль доктору Нансену присуждается за то, что он первым перешел через материковый лед Гренландии; за то, что он, стоя во главе крайне опасной экспедиции, проявил наилучшие качества путешественника-исследователя; за то, что при всех испытаниях и трудностях он сделал много астрономических и метеорологических наблюдений, выполнив долг деятеля науки; за то, что он пролил свет на физический характер внутренних областей Гренландии и вообще достиг своей экспедицией многих ценных научных результатов.