За кормой мыс Сан-Антонио
За кормой мыс Сан-Антонио
Он не заметил, как ночь накрыла море черной шапкой. Воспоминания заставили его на время оторваться от действительности. Когда он вновь посмотрел на горизонт, земли не было. Мелькнуло в голове: «Прошли Kубу Как он не заметил, черт побери?» Так хотелось увидеть родные берега. Он напряженно всматривался в даль, надеясь на чудо. И оно свершилось. Где-то справа впереди появился огонек и погас. В первое мгновение он подумал, что это встречное судно. Затем огонек снова сверкнул и погас. Маяк! Конечно, маяк! Да ведь это мыс Сан-Антонио, самая западная оконечность Кубы. Маяк с каждой минутой приближался, вернее, он приближался и одновременно уходил вправо, удалялся. С каждым оборотом винта он становился все меньше и меньше, и вот для того, чтобы видеть его мерцающий свет, надо было перейти на корму. Наконец наступил момент, когда мгла поглотила и его.
Заканчивалась вторая ночь путешествия. Как и в прошлую, не спалось. Пароходик валило с борта на борт. На рассвете, хватаясь руками за что попало, Хулио поднялся на палубу. Наверху качка меньше чувствовалась. Сквозь серебристую пелену утра прямо по ходу судна чернела нитка: земля. Где-то там Пуэрто-Кортес, гондурасский городок, где он собирался сойти. Остаток пути он так и простоял на палубе.
Вот и порт, вотчина всемогущей «Юнайтед фрут компани». Как его здесь встретят? Капитан крикнул вялым голосом команду, и двое матросов словно нехотя пошли на нос и начали готовиться к встрече с берегом. Пароходик, забирая левым бортом, протискивался к причалу. Мягкий удар, еще удар, и «Камайягуа» замер.
Не торопясь Хулио спустился по трапу и прошел в указанное ему помещение. Низкая, душная комната. Он бросил на стол чемодан. Один из таможенников с ленивым безразличием щелкнул замком. Другой взял документы. Черная волосатая рука медленно потянулась из глубины чемодана, казалось, что она вытягивает что-то неимоверно длинное. Что это она тащит? Газеты! Вот незадача, он совершенно забыл о них…
Наконец рука показалась. Газеты, журналы… Партийные газеты…
— Сеньор Хуан Лопес, куда вы едете?
Хуан Лопес?.. Да ведь это он!
— В Тегусигальпу.
— Цель вашей поездки?
Таможенник, рассматривавший газеты, поднял голову.
— Личные дела…
— Посмотри, — и газеты проследовали в руки таможенника, задававшего вопросы. — Посмотри эту и еще вот эту…
Тихо шелестела бумага, две пары глаз внимательно исследовали газеты. Неожиданно резко отворилась дверь, и тучный силуэт обрисовался в ее проеме. Дверь хлопнула, и вошедший подошел к столу.
— Сеньор лейтенант, вот пожалуйста, — и руки протянули газеты и документы.
Две жирные складки кожи повисли над белым воротником, толстые пальцы сгребли бумаги.
— Это вы?
Прямо на Хулио смотрела его фотография. Черная, расплывчатая, но его… Выхода не было.
— Да, это я. — Голос был тверд и решителен.
— Это тоже вы?.. А это?..
— Как видите…
— Значит, вы никакой не Хуан Лопес, а Никанор Макпарланд или Хулио Антонио Мелья?
— Вы же прочитали в газете…
— Вас спрашивают!
— Да, это так.
— Вы коммунист?
— Да.
— Зачем приехали в Гондурас?
— Я повторяю, по личным делам.
— А почему у вас документы на Хуана Лопеса?
— Мне не давали заграничный паспорт.
— Рассказывайте сказки. В столицу мы вас не пустим. Нечего вам там делать. Я запрошу начальство, а пока мы вас задержим.
Спорить было бесполезно. Его заперли в каморке, служившей «тюрьмой» при таможне.
На второй день к нему заглянул лейтенант.
— Надеюсь отправить вас побыстрее. А то тут какая-то лига против империалистов подняла шумиху. Каждый день в своей газете «громит» империалистов. Как очумелая. Наши здешние профсоюзники начитались, тоже кричат… А тут еще вы свалились нам на голову. Хорошо, что еще не знают, кого я здесь держу. Дам я вам какой-нибудь документ и пошлю подальше.
Сказал, повернулся — и в дверь. Хулио за ним.
— Куда «подальше»? — Ему не очень пришлась по душе откровенность лейтенанта.
— Узнаете. — И тяжелая дверь захлопнулась. Через день Хулио вызвали к офицеру.
— Вот вам бумаги, сегодня в Пуэрто-Барриос уходит шхуна. Забирайте чемодан — и прямо на нее. Сержант, проводите его.
Путешествие до гватемальского порта Пуэрто-Барриос было ужасным. Море и ветер делали с утлым суденышком все, что хотели. В Пуэрто-Барриосе пассажиры — кроме Хулио, было еще несколько человек — сошли на пристань чуть ли не на четвереньках.
Как только власти узнали, кто появился в их краях, сразу же приняли меры. Гватемальские газеты подняли против Мельи шумную кампанию. Между тем он, воспользовавшись свободой, связался с местными профсоюзами. От них он узнал, что его выслали из Гондураса по настоянию администрации «Юнайтед фрут компани» и что из Гватемалы его также собираются выслать.
Он решил даром время не терять. За три дня, что он пробыл в Гватемале, с помощью профсоюзных деятелей он успел создать отделение Антиимпериалистической лиги и договориться с товарищами о координации работы. Но в течение этих дней он находился в полном неведении о дальнейшей своей судьбе.
На четвертый день его вместе с другими «неугодными» иностранцами отвезли в Марискал — деревушку, прилепившуюся к берегу пограничной реки Сучиате. За рекой была Мексика.
Разумеется, мексиканские пограничники не думали пускать «красных» на свою сторону. Споры между гватемальскими и мексиканскими властями были долгими и нудными и основательно надоели обеим сторонам. Тогда гватемальские полицейские решили вернуть Хулио на Кубу. И они выполнили бы это, если бы из столицы Мексики не пришло разрешение на въезд. Этого добились мексиканские друзья-коммунисты.