29. 31 декабря 1956 г. Москва

29.

31 декабря 1956 г.

Москва

Милая, дорогая Наташа!

Я получил твое письмо от 26 декабря. Очень благодарен тебе. С 20-го по 26-е ты не писала, это для меня было тяжелым периодом; я боялся за тебя, думал, может, заболела моя Наташенька. Сейчас, только сейчас я вздохнул облегченно.

Я надеялся, что мы исчерпали наши мирские разговоры о Л. М. и о наших дальнейших отношениях. Увы, опять они выплывают на поверхность. Видишь, как болезненно и мучительно иметь дело с сансарой. Могу ли я без тебя жить? Этот вопрос для меня открыт. Пока что мне кажется, я не могу жить без тебя. Во что все это выльется — я не знаю, все это меня очень пугает и тревожит. Я думаю, что М. А. рассказала Л. М. о том, что мы оживленно переписываемся. Конечно, М. А. знает, сколько писем я получаю от тебя, ибо она сама из ящика вынимает все твои письма. Но что ей за дело? Я тоже раньше думал, что Л. М. мне желает добра, а теперь думаю другое. Она, мне кажется, боится твоего увлечения мною; она, видимо, хочет, чтобы ты была безупречной женой Ванюшки.

Во всяком случае, меня это очень мало трогает. Может, в этом проявляется моя слишком болезненная мнительность. За свою жизнь, к сожалению, я привык обнаруживать за «добрыми» улыбками змеиное жало. О, Наташа, если бы ты знала, сколько зла я находил в людях… Осуждать ее я не хочу и не могу, ибо настоящих людей слишком мало в этом подлунном мире. За всю свою жизнь всего четыре раза я встречал настоящих людей, из них тебе известен только один Василий Эмильевич Сеземан.

Наташа! Я принимаю твои условия: 1) бросаю все и всякие сомнения и избавляюсь от них; 2) даю клятву впредь никогда не употреблять ни устно, ни в мыслях, ни в письмах фраз «я сомневаюсь», «я не уверен», «ты смеешься» и т. д. Разумеется, эта клятва будет в силе, если не будет повода с твоей стороны. Кроме того, бросая все и всякие сомнения и избавляясь от них, я уверяю себя в другом, в том, что ты любишь меня так же, как я тебя. Иначе нет во мне устойчивого равновесия, без которого не может быть уверенности и несомненности.

На этом, я думаю, нужно заканчивать все наши мирские (сансарные) дела, которые очень мешают нам говорить о наших философских вопросах.

Пратитьясамутпада, или учение о зависимом происхождении

В предыдущем письме мы разобрали третий момент причинной связи, т. е. сознание, из которого возникает имя и форма. Нет природы или материального вещества, которые бы не состояли из микрочастиц (первоматерии), и от количества, состава, взаимосвязи и взаимоотношений микрочастиц зависит конфигурация атомов. Орбиты и спин электронов и других микрочастиц меняют химические и физические качества элементов Так как причинная связь микрочастиц обусловлена общим ходом совершенствования (разумной волей), то в самой основе элементарных частиц заложена рациональность, упорядоченность, стремление к развитию и осложнению и сопротивление разрушению. И общий ход развития материального мира поэтому строго соответствует всем этапам совершенствования духа.

Этот целесообразный закон природы формирует самые разнообразные пространственные конфигурации элементарных частиц, которые, в свою очередь, составляют бесконечно разнообразные вещи в природе. Каждая вещь чем-то или какими-то особенностями разнится от других вещей, поэтому она имеет собственное имя (камень, арбуз, золото и т. д.), также она имеет собственную форму в пространстве. Под именем и формой Будда подразумевал все качество и свойство и особенность материальных вещей: «Если сознание, Ананда, не создало бы имя и форму, могли бы мы отличить воду от огня, землю от воздуха?» — «Нет, мой господин». — «Если бы сознание, Ананда, не вошло в чрево, возникли бы в чреве имя и форма?» — «Нет, господин» (Mahanidana Sutta). Таким образом, разумный закон, который создал природу вещей, Будда называет сознанием.

Существование организованных структур ограничивает в природе случайности в смысле всевозможного сечения самых различных (качественно и количественно) обстоятельств. В этих структурах наиболее ясно выступает известное родство между строем природы и разумом, которое Кант охарактеризовал как объективную целесообразность, проявляющуюся в материальном мире. Наконец, существенная и отчасти даже определяющая роль, которая принадлежит организованным структурам и формам неживой природы, сближает ее с живой природой и является свидетельством того (помимо других факторов), что мир органический не отделен от неорганического мира непроходимой пропастью, что единство органического и неорганического не ограничивается только материальной (вещественной) однородностью (физического и химического состава), но и распространяется в значительной степени на структурные закономерности обеих указанных сфер. Для правильного и точного выполнения взаимосвязи и взаимоотношения органического и неорганического бытия именно это структурное родство имеет принципиальное значение.

Дело в том, что ссылки на единство одной только вещественной основы для решения этого вопроса недостаточно. Это единство для современного научного знания не подлежит никакому сомнению. Анализ состава органических образований неоспоримо показывает, что в их основе лежат те же самые химические элементы, т. е. в них происходят те же физические и химические процессы, что и в неорганических телах. Но такое единство в отношении материального состава допускает все же два различных толкования: либо материалистическое толкование, утверждающее, что в конечном итоге между органическим и неорганическим миром нет принципиальной разницы, т. е. что органические явления целиком сводимы на физические и химические явления, свойственные органическому бытию, и отличаются от этих последних лишь неизмеримо большею сложностью (в отношении химического состава и констелляции физических условий) и что при дальнейшем развитии естественная физиология должна превратиться в специальный отдел физики и химии.

Так же высказывался и И. П. Павлов. Сколь убедительным это толкование ни представляется с позиции естествознания, но с философской точки зрения оно не может быть удовлетворительным, поскольку не учитывает отличительных особенностей органической жизни, а в частности, ее высших форм, связанных с психической жизнью, или, выражаясь точнее, материалистическое толкование, которое вместе с тем является и механическим, недооценивает принципиальное значение господствующей в органической природе целесообразности, пытаясь ее (явно недостаточно) объяснить из таких внешних факторов, как борьба за существование, влияние окружающей среды и пр.

Поэтому понятно, что уже с самого начала, как только проблема органического попала в поле зрения философского мышления, материалистической интерпретации была противопоставлена другая, которую можно назвать телеологической, или объективно идеалистической. (Этот вопрос я разбираю более детально лишь потому, что следующим, четвертым, моментом причинной связи, по указанию Будды, — из имени и формы, возникают шесть областей (области шести органов чувств — глаза, уха, носа, языка, тела, т. е. осязания, и ума), иначе говоря, возникают животные вплоть до человека.) Целесообразность, согласно этой теории, объясняется тем, что в органическом мире материальные процессы подчинены высшему нематериальному началу, которое их так направляет и согласовывает между собой, что этим обеспечивается единство организма и возможность его самосохранения и развития. В наличии этого высшего начала, обусловливающего целесообразность в структуре и поведение всего живого, усматривали коренное отличие органического мира от неорганического и называли его душою, духом или разумом.

История разногласий материалистов и идеалистов в этом вопросе составляет историю человеческого мышления. Мы объясняем это так: структурные закономерности органического и неорганического миров идут по одному и тому же закону, т. е. по закону совершенствования атмана (разумная воля трансцендентного Я). Что касается отличительных особенностей органической жизни (животного), психической жизни, сознания, интуиции и т. д., то здесь происходит процесс индивидуализации атмана. Например, процесс образования органического происходил, видимо, так: если брать нашу планету, то было время, когда живой материи на земле не было. В условиях раскаленного газообразного состояния земли не могли существовать белковые соединения, возможно, даже не было условия возможности химического соединения. Так как химические элементы находились в свободном газообразном состоянии, они располагались слоями по мере их плотности. Поэтому при остывании земли ее внутренние части составились из тяжелых металлов и углеродов. Остывая, углерод вступал в соединение с тяжелыми металлами, образуя карбиды металлов. При образовании на остывавшей земле водяных паров возникали первые углероды; углеводороды, в свою очередь, соединяясь с кислородом, давали альдегиды, спирты и т. п.; альдегиды вступали в соединение с группами, содержащими азот; они же, в свою очередь, соединяясь с цианом (CN), давали очень сложные органические соединения, в состав которых входили углерод, кислород, водород и азот (элементы органогенов). Такие органические соединения могли возникнуть в первобытных водоемах.

Таким путем, видимо, возникали первые органические соединения, приближающиеся к типу углеродов и белков, составляющих наиболее существенную часть живой протоплазмы. Если проследить весь ход создания органической материи на земле, то мы можем представить великую и сложную лабораторию, коей руководит гениальный разум. Безусловно, случайность образования этих элементов между собой, образуя органическую и неорганическую природу, невозможно представить. Во всей истории возникновения природы (сансары) нам ясно видно неутомимое творческое искание сознательной воли атмана. Это искание идет в конечном итоге во имя полного совершенствования атмана, т. е. для того, чтобы эхо атмана слилось с нирваной. Причем эта великая творческая сила атмана комбинировала элементарную материальную частицу таким образом, чтобы обеспечить образование природы, но не больше.

На земле появилась органическая материя посредством комбинации и соединения различных химических элементов. Эти комбинации, осложняясь в дальнейшем, образовали зеленые одноклеточные организмы, от которых пошло развитие двух основных стволов живой природы: мира растений и мира животных. Закон причинности создал различие в строении и жизненных потребностях этих организмов, а возникшая между ними борьба за существование с выживанием наиболее приспособленных должна была привести к дивергенции — к обособлению растительных и животных организмов, различающихся между собою, главным образом, по способу питания и по типу обмена веществ. Борьба за существование в первичных организмах есть первое проявление несовершенства эмпирического Я. Растения питаются за счет воды с растворенными в ней солями и за счет углекислого газа; для животных питание — уже готовые органические вещества, образовавшиеся в теле растения. Растения — созидатели органического вещества, животные — его потребители. Несмотря на то, что обмен веществ у растений и животных идет по двум различным типам, однако, все-таки эти типы оказываются приспособленными друг к другу. Конечные продукты обмена одних форм служат исходным пищевым материалом для других, и этим путем устанавливается биологический круговорот вещества (многократное использование важнейших элементов для построения живых организмов). Дальнейшее развитие живого организма (животных) эволюционным путем проходит через червей, моллюсков, членистоногих, хордовых, иглокожих и т. п., доходит до позвоночных, и дальнейшая эволюция пошла, благодаря естественному отбору, по самым разнообразным путям, образуя великое множество разнообразнейших классов, групп и отрядов животных на земле.

(Продолжение следует.)

Пока, моя хорошая.

Целую и жду.

Твой Биди.

Наташа! с 20-го по 26-е ты не писала мне, видимо, из-за Л. М., которая осуждает тебя, что ты пишешь мне слишком часто. Но я тебе скажу, что глупее поступить ты не могла. Ну, хорошо, будем писать по одному письму в месяц. Тогда то, что за эти два месяца разобрали (теоретические вопросы), будем разбирать два года. Время идет, мы все ближе и ближе подходим к смерти. Если будем слушать таких, как Л. М., то не успеем не только совершенствоваться, но и разобрать вопрос о том, стоит ли совершенствоваться вообще. Или ты думаешь так: ты будешь молчать, а я буду все время писать. Нет, этого не будет. Будешь отвечать — буду писать; не будешь отвечать — перестану писать, ибо нет пользы.

Наташа! Пойми, ведь наша переписка имеет совсем другое значение, чем полагают обычные наши друзья. Так стоит ли из-за них терять нам время? Чем больше будет писем, написанных нами, тем больше разберем вопросов, интересующих нас. Так зачем нам слушать Л. М.? Нам пора жить своим умом.