Сергей Фролов ЗОЛОТАЯ НОЖОВКА Рассказ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сергей Фролов

ЗОЛОТАЯ НОЖОВКА

Рассказ

Возле прорабской на строительстве объектов рудника «Глубокие горизонты» — небольшая столярная мастерская. Походная, на полозьях. Зайдешь в нее со света — тебя во мраке обдаст визгом циркулярной пилы и горьковатым смолистым запахом опилок.

Усердствует тут столяр Вязовцев. Все его зовут — дядя Федя. В работе самозабвенен, как ребенок в игре. По смуглым худым щекам, по впадинам на висках текут струйки пота, спина слегка исходит паром. В карих запавших глазах — добрый блеск азарта, задора. Можно бы сказать, если не бояться «высокого штиля», — вдохновенный блеск.

— Чавой-то у тебя? — спрашивает он своим пермяцким выговором.

— Да вот, топор насадить…

— Ложи. Сейчас, ментом.

— Дядя Федя, — вбегают девчата-штукатуры с полутерками, — наладь.

— Ах, чтоб тебя намочило! Давайте сюда.

И так целый день — кому лопату насадить, кому у ножовки развод сделать, третьему — третье. И это кроме основного задания прораба — изготовления всевозможных рам и фрамуг, плинтусов, обналички. В столярке у него строгий порядок. Боже упаси, чтоб он кого из плотников, которые работают в бригадах, допустил к своему инструменту. Все у него наточено, отлажено. И все на своих местах.

В этот день не раз заходила хоздесятница участка. То ей нужно первомайские плакаты прибить на видном месте, то у прораба в шкафу еще одну полку добавить для чертежей. Вязовцев, одевшись, старчески торопко выбегает с инструментом, и худые его ноги смешно вихляются в голенищах сапог.

Где-то во второй половине дня хватился своей ножовки, но сразу не нашел. Что за шутка? Всегда же под рукой была! Туда, сюда — нет нигде! И от мгновенной страшной догадки, что ножовка пропала, в лицо кинулся жар и пот. Не такой пот, который струйками на висках от усердия в работе, а мелкий — солью по лицу. И колени подкосила противная дрожь. Все тут, на месте: рубанок, стамеска, отборник — ножовка исчезла. Заглянул по закоулкам, — может, куда сунул в забывчивости; переворошил стружки, опилки на полу, — может, обронил. Нет нигде, как сгинула.

Сел в бессилье на чурбак и начал костерить вгорячах всех и вся:

— Эт ведь, когда я выбежал из столярки, кто-то упер! Да чтоб ему руки-ноги… Лучше б мне палец оттяпал, чем лишиться такой-то пилы. Ведь ей же цены нет! Где теперь искать? У плотников? Это они, больше некому!

Обежал все бригады. Там дивились его бледному растерянному лицу, переспрашивали:

— Украли? А что за ножовка, дядь Федь?

— «Что за ножовка» — эх, что говорить! — кричал чуть не плача столяр. — Золотая ножовка, я ею весь рудник и город, считай, построил. Из тысячи таких, как у вас, отличу. Не добром на тот свет пойдет, еж узнаю, какая зараза это сделал!

Без толку ходил он по участку. Зашел к прорабу.

— У меня ведь беда, Иван Иваныч, — сел, покачал головой. Так выглядят, у кого только большое горе.

— Что случилось?

— Ножовку сперли. В один момент, не успел отвернуться.

— Ну уж и беда, — не разобрался молодой прораб и крикнул хоздесятнице:

— Валь, выдай ему новую!

От обиды, что его горе не разумеют, Вязовцев и слова не сказал, вышел, хлопнув дверью.

Хоздесятница Валя принесла ему ножовку, новую, еще в смазке.

— Че ты мне суешь? — Вязовцев в сердцах согнул ножовку в кольцо, отпустил, но она почти не распрямилась. — Дерьмо-то мне суешь. Возьми ее себе! — и ножовка, слабо звякнув, вылетела в дверь.

Так он до конца дня и не приступил к работе, руки не поднимались. Строители — народ насмешливый. По участку разнесся слух: «У Вязовцева, у дяди Феди, золотую ножовку украли». Плотники, те кто постарше, посолиднее, заходили к Вязовцеву вроде бы посочувствовать.

— Нет, такую где теперь найдешь, — все покачивал головой столяр. — Ни в жизнь! А как резала! Как нож в масло шла. Чтоб тебе в тартарары, кто… Разве это по-людски, чужую вещь брать! Ума не приложу, что теперь без нее буду делать.

На другой день он был еще более злой и осунувшийся. Все перекладывал всякую разность по столярке, надеясь, что где-то блеснет заветное лезвие.

Слух о вязовцевской пропаже дошел до конторы управления. Оттуда начальственный голос по телефону предупредил прораба:

— Иван Иванович, вы что там с Вязовцевым спектакли разыгрываете! Новые ножовки в дверь швыряете. Государственные заводы ему, видите ли, никак не угодят. Кончайте спектакли. И попробуйте мне только сорвать заготовку нестандартных деталей.

Прораб сразу направился к столяру.

— Нет, ты что чудишь, дядь Федь, — накинулся он на Вязовцева, — ты рамы думаешь делать? Сейчас за тебя влетело… Как малое дите, носишься со своей ножовкой.

— Чем рамы, делать? Пальцем? Сами вы все, как малое дите! Привыкли все абы как и абы чем делать! — и, заперев столярку, пропал на два часа. Вернулся с куском более-менее подходящей стали и целый день, кривя губы, нарезал зубья новой пилы.

Прошло с месяц, и хоздесятннца обнаружила злополучную ножовку на шкафу в прорабской. Вбежала в столярку:

— Вот, дядь Федь, там лежала… Ты ее забыл, когда полки прорабу делал, — радостно объяснила она.

— Ах ты, голова садовая! — незло корил себя столяр, водя ногтем по звонким зубьям. — Вот так уж голова…

Но ножовку отложил на верстак: он был рад, но как-то не так уж и рад. И, продолжая работать, все недоверчиво поглядывал на нее. Его словно отпугивал ее заброшенный, обленившийся вид. Как будто ножовка была виновата в том, что пролежала так долго без дела, запаршивела и стала как бы чужой. А просто-напросто Вязовцев несколько отвык от нее, и боль за пропажу приутихла.

Пила была истончена работой, как у доброй хозяйки нож от долгого пользования. Те зубья, которыми приходилось больше всего пилить, выемкой вошли в глубь полотна, близко к его тыльному краю. А сталь от маленького прикосновения тонко позванивала, как бы что-то выпевая. И только едва заметная пленка ржавчины, как дыхание на стекле, замутила ее. Так, чуть-чуть. Из-за вынужденной праздности, на которую была обречена в эти несколько недель.

Но вот он, наконец, поборол в себе неприязнь к ней. Обтер ее ветошью, приложил к брусу, и пила от малого нажима легко, со звоном вошла в сухую древесину. Руки старого плотника словно помолодели, почувствовав превосходный инструмент.