Глава 18 ДНИ АПРЕЛЬСКОГО ПУТЧА: НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ

Глава 18

ДНИ АПРЕЛЬСКОГО ПУТЧА: НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ

В конце 2001 года к Чавесу стали всё чаще поступать сигналы о том, что оппозиция готовит заговор. Президент считал, что у него есть запас времени, чтобы во всеоружии встретить попытку врагов лишить его законной власти. В истории Венесуэлы политически «роковым» месяцем считается октябрь, и Чавес полагал, что радикальная оппозиция наметила решительный штурм как раз на октябрь.

Чтобы укрепить вертикаль власти, президент стал постепенно избавляться от «назначенцев» Микелены, которые прочно засели в государственных структурах. В качестве своего кадрового резерва Чавес использовал друзей по Военной академии, а также тех бывших кадет, которых с отеческой суровостью муштровал в 1980-е годы. Многие из них в младших офицерских чинах прошли проверку огнём в событиях 4 февраля и 27 ноября 1992 года и никогда не подвергали сомнению авторитет Чавеса как лидера.

Очередное такое назначение было проведено президентом в начале января 2002 года в ходе программы «Алло, президент!», которая велась из Токуйо, штат Лара. В программе участвовал Дьосдадо Кабельо, один из тех выпускников академии, которые связали свою судьбу с революционным процессом. Время от времени Чавес обменивался с ним записками. В одной из них Дьосдадо совершенно неожиданно для себя прочёл: «Готовься, я объявлю о твоём назначении вице-президентом».

В рядах радикальной оппозиции сигнал был понят однозначно: Чавес начал подготовку к контрнаступлению! Кабельо — сторонник жёсткой линии, выполнит любой приказ президента.

Попытки Чавеса укрепить государственный аппарат военными кадрами не были поначалу успешными. В массмедиа такие назначения критиковались как «милитаризация власти», подготовка её к «ползучему военному перевороту». Малейшие неудачи новых управленцев высмеивались, их решения саботировались. Заговорщики в вооружённых силах раскачивали ситуацию изнутри: «Чавес кубанизирует страну, раздаёт оружие сторонникам из левых партий, создаёт “Боливарианские кружки”, имитируя тем самым кубинские Комитеты по защите революции. Чавес нарушает процедуру выдвижения офицеров на командные посты, оказывая предпочтение тем, кто разделяет его боливарианскую идеологию».

По телевидению 7 февраля выступил полковник ВВС Педро Луис Сото, который «от имени 70 процентов военнослужащих» потребовал смещения Чавеса и замены его на «гражданского президента», поскольку стране не нужна «чуждая идеология, показавшая свою несостоятельность в других странах». Высшее командование квалифицировало поступок Сото как призыв к мятежу. Сото был уволен. Однако ящик Пандоры был открыт. О поддержке пилота заявили капитан Национальной гвардии Педро Хосе Флорес, контр-адмирал Карлос Молина Тамайо и другие. «За диссидентство и несогласие с реформами» Чавес уволил генералов Альберто Поджиоли и Гуайкайпуро Ламеду. Эти имена потом всплывут в связи с апрельским заговором, а позже — с операциями спецслужб против боливарианского правительства.

Между тем экономический кризис в стране обострялся. Центральный банк, несмотря на все усилия, не смог удержать курс боливара в отношении к доллару. За сутки покупательная способность боливара упала на 32 процента. Для оппозиции это стало сигналом к решительным действиям: 5 марта Торгово-промышленная палата, Конфедерация трудящихся Венесуэлы, Епископальная конференция, ректорат Католического университета подписали Демократический пакт против Чавеса.

В хитросплетениях сценария, который был как по нотам разыгран 11 апреля 2002 года радикальной оппозицией и «кукловодами» из посольства США, ещё долго придётся разбираться историкам, политологам и конспирологам. Очевидно, что в деятельности набиравшего реальную силу и влияние Чавеса Вашингтону не нравилось всё! Сближение с Кубой, соглашения по военно-техническому сотрудничеству с Россией, усилия по южноамериканской интеграции, созданию региональной системы безопасности (без США), самостоятельная нефтяная политика, которая привела к укреплению ОПЕК и росту цен на нефть, и это после прогнозов «экспертов», что 10 долларов за баррель — «красная цена» на много лет вперёд! Чавес считал, что «нефтяной» аспект был главным: «Апрельский переворот был нефтяным переворотом. Апрельский переворот был переворотом против ОПЕК. Апрельский переворот имел также целью попытку захвата венесуэльской нефти, чтобы подчинить её интересам империалистических транснациональных компаний, потому что с 1995 года осуществлялся ползучий план приватизации PDVSA. Они успели приватизировать часть PDVSA, в особенности мозг индустрии, всю её информационную систему, которая манипулировалась транснациональными картелями через спутник».

Вместе с военными заговорщиками и директоратом PDVSA апрельский переворот готовили руководство партий Action Democratica и COPEI, иерархи епископата католической церкви, члены торгово-промышленной палаты (FEDECAMARAS)(FEDECAMARAS — Federation de Camaras у Asociaciones de Comereio y Production de Venezuela.), коррумпированные «лидеры» рабочего профсоюза СТV(CTV–La Confederation de Trabajadores de Venezuela.).

Видимым организатором массовых антиправительственных акций стал Демократический координационный центр (ДКЦ). Более сорока оппозиционных организаций и групп (в том числе «неправительственных»), входивших в ДКЦ, были объединены ненавистью к Чавесу. Это была единственная программная установка, примитивность которой подкреплялась круглосуточной обработкой массового сознания античавистскими массмедиа.

На законный вопрос, а что будет потом, если ДКЦ удастся отстранить Чавеса от власти, лидеры центра уклончиво отвечали: апофеоз демократии, соблюдения прав человека, равенства и братства. Или как выразился один из них: «Надо прежде перейти мостик по имени Чавес». Ничего конкретного, никакой внятной программы.

Рядом с правыми в ДКЦ «кучковались» партии «левее Центра», включая MAS, и даже ультралевые, самой знаковой из которых была ожившая партия «Bandera Roja», ещё в 1992 году показавшая свою провокаторскую сущность. К 2002 году её лидер Габриэль Пуэрта завершил цикл своей политической трансформации «слева — направо» и под предлогом мести Чавесу «за игнорирование его революционных заслуг» превратил свою организацию в «боевой отряд» оппозиции. Охрана мероприятий ДКЦ, провокации, внесение конфликтов и раздора в те жилые районы, где преобладали симпатии к Чавесу и его мирной революции, — всё это стало повседневной практикой и источником финансирования партии «Bandera Roja». От лидера этой «краснознамённой партии» уже давно не слышно критических слов в адрес ЦРУ и империализма США. Они перестали быть врагами.

Поводом для очередного витка конфронтации стало снятие с должности президента PDVSA генерала Гуайкайпуро Ламеды и отправке на пенсию группы руководителей — ветеранов компании. Уходя, они пригрозили, что отомстят Чавесу. По венесуэльской традиции всё началось со слухов. Персонал компании стали бомбардировать выдумками о том, что правительство намерено всем резко сократить зарплату, что готовится проверка кадров PDVSA на «политическую благонадёжность», что не прошедшие её будут выброшены на улицу, а на замену придут боливарианские экстремисты. Слухи помогли сплотить значительную часть персонала компании вокруг меритократов-заговорщиков и вывести нефтяников на забастовку. Для большего общественного резонанса была прекращена подача сырья на один из нефтеперерабатывающих заводов и некоторые нефтеналивные терминалы. В поддержку нефтяников выступили все те организации, политические группировки и «силы сопротивления», которые ставили своей целью смещение Чавеса. По приблизительным подсчётам, на улицы вышло до полумиллиона человек.

В день переворота многотысячная манифестация сторонников оппозиции стараниями кучки заговорщиков была «отклонена» от первоначального маршрута и направлена к президентскому дворцу. Там, на подходах к Мирафлоресу, прозвучали выстрелы и пролилась кровь…

Как и почему стала возможной эта масштабная провокация? После победы Чавеса на президентских выборах 1998 года манифестации в столице проходили в мирной обстановке. Случалось, что оппозиционные и проправительственные демонстранты «соприкасались» по недосмотру организаторов в каких-то точках маршрутов, но и в этих случаях не возникало стычек или столкновений, чреватых гибелью людей.

Полицейские репрессии в духе Четвёртой республики стали возобновляться после того, как главным алькальдом столичного округа стал Альфредо Пенья, победивший на выборах 2000 года благодаря поддержке Чавеса. Вскоре Пенья открыто переметнулся в лагерь оппозиции и стал одной из ведущих фигур заговора. Он конфликтовал с президентом по всем пунктам правительственной программы. Но хуже всего было то, что он превратил столичную полицию в силовую поддержку оппозиции. Через начальника личной охраны комиссара Ивана Симоновиса Пенья поддерживал связи с американским посольством, и часть руководящих кадров полиции заблаговременно прошла специальную подготовку в США. На них возлагалась задача провоцировать кровавые инциденты, вину за которые можно было бы взвалить на Чавеса и его окружение.

Венесуэльские массмедиа усиленно обрабатывали общественное мнение. Выступления оппозиции подавались ими как проявление «стихийного и массового недовольства народа кастрокоммунистической политикой Чавеса». Сторонников президента клеймили «примитивными дикарями», «преступниками», «люмпенами», «отбросами». Позитивную социальную программу Чавеса СМИ извратили настолько, что создавалось впечатление: в Венесуэле возобновилась холодная война. В ход были пущены все известные «страшилки»: «режим будет отбирать детей у родителей для воспитания их в коммунистическом духе»; у «землевладельцев конфискуют землю и отдадут крестьянам»; «армию пополнят экстремистами из боливарианских кружков и преступниками, выпущенными из тюрем». В СМИ назывались имена тех, кто будет проводить эту политику Чавеса. Как следствие, сразу же участились случаи физических нападений на чавистов в общественных местах, ресторанах, публичных церемониях, даже на свадьбах. В практику вошли «касероласо» — групповое битьё по кастрюлям и сковородкам у домов, в которых жили «симпатизанты» Чавеса. Больше всего доставалось тем «симпатизантам», которые, на свою беду, жили в восточных районах.

Не Чавес, а враждебные ему СМИ радикализировали общество, раздували классовую вражду! Президент не имел возможности достойно ответить на льющийся поток обвинений. Средства массовой информации принадлежали олигархической оппозиции. Две ведущие национальные газеты «Насьональ» и «Универсаль» были рупором оппозиционного лагеря. Некогда «розовая» «Насьональ», основанная писателем и публицистом Мигелем Отеро Сильвой, который был близок к венесуэльским коммунистам, заметно поправела усилиями его сына. Консервативная прежде газета «Универсаль» стала органом крайне реакционных, профашистских сил. Явную подстрекательскую роль сыграли четыре крупных телеканала(Ведущие частные телеканалы RCTV, Venevision, Televen и Globovisiort.), которые с лёгкой руки Чавеса в народе прозвали «Четыре всадника Апокалипсиса»…

Государственный Восьмой телеканал саботировался изнутри, журналисты, лояльно относящиеся к революции, третировались, к тому же у канала была чрезвычайно запущенная техническая база, он не покрывал всей территории страны. Чтобы обеспечить своё присутствие в информационном поле, Чавес начал прибегать к cadenas, своего рода информационным «цепочкам», когда все телеканалы были обязаны в унисон транслировать его выступления по важным для страны и народа вопросам. Многие венесуэльцы, в том числе в боливарианских рядах, считали, что президент злоупотребляет использованием cadenas. Особенно возмущались любительницы сериалов: как смеет Чавес покушаться на священное право без посторонних помех насладиться очередной серией?

Главной закулисной фигурой заговора был мультимиллионер Густаво Сиснерос. Не случайно, что приём в честь нового посла США Чарлза Шапиро(Чарлз Шапиро прибыл в Венесуэлу за 20 дней до событий 11–13 апреля 2002 года, сменив в качестве посла Донну X. Хринак. В Вашингтоне Шапиро считали опытным специалистом по переворотам. Он находился в Чили в качестве военного атташе в период подготовки свержения С. Альенде. Шапиро также был на дипломатической работе в Сальвадоре и Никарагуа в 1980-е годы, период «грязной войны» с партизанскими движениями.) он организовал как раз 11 апреля на своей вилле в кантри-клубе. В числе приглашённых были алькальд столицы Альфредо Пенья, главный католический епископ Бальтасар Поррас, «перебежчик» Луис Микелена, руководители религиозных общин, директора ведущих оппозиционных телеканалов и газет.

Шапиро прибыл в сопровождении двух сотрудников посольства, один из которых был резидентом ЦРУ. Церемония началась в 11 часов. Сиснерос выступил с небольшим приветствием, предоставил слово приглашённым, которые произносили короткие и очень похожие по содержанию речи: «Добро пожаловать, господин посол. Мы рады, что вы здесь. К сожалению, в стране сложилась напряжённая ситуация. Но мы знаем, что в вашем лице демократические силы в Венесуэле будут иметь надёжного друга. Во имя свободы и благополучия венесуэльцев мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы восстановить в стране порядок и социальный мир».

Потом перешли к столу, но спокойного обеда не получилось: гости Сиснероса отвлекались на телевизионный экран, на котором шла прямая трансляция марша оппозиции, и присутствующие знали, что миром он не закончится. Предчувствие того, что для Чавеса наступает «момент истины», приятно будоражило всем нервы. Однако когда по телевизору сообщили, что правительство рводит в действие чрезвычайный «План Авила» по борьбе с беспорядками, гости начали разъезжаться. По «Плану Авила» армия и полиция брали под контроль все транспортные магистрали, въезды и выезды из Каракаса.

Об этом приёме в Кантри Клубе Чавес узнал только после апрельских событий. Он ни минуты не сомневался, что Сиснерос собрал у себя гостей не столько из-за американского посла, сколько для того, чтобы публично насладиться своим триумфом. Чавес помнил, как во время их встреч Сиснерос многозначительно намекал, что всегда добивается того, чего хочет, — в отношениях с женщинами, в бизнесе, в политике…

Дворец Мирафлорес превратился для Чавеса и его сторонников в ловушку. Утром 11 апреля, предвидя обострение ситуации, президент отдал приказ укрепить оборону дворца, перебросив к нему танковое подразделение. Танки в случае необходимости можно было использовать для перебазирования в город Маракай, где находились преданные ему командиры. Но заговорщики перехватили бронетехнику и направили её в Форт Тьюна, где устроили свой штаб. Чавес обсудил создавшуюся ситуацию с министрами. Мнения высказывались противоречивые: надо ждать дальнейшего развития событий, срочно налаживать «новый» диалог с оппозицией, оказать вооружённое сопротивление, используя до подхода надёжных частей дворцовую охрану.

В это время многотысячный человеческий поток в белых одеждах «миролюбия» уже двигался к центру города, к президентскому дворцу. Демонстранты были разогреты призывами СМИ «сопротивляться режиму», использовать «реальную возможность» сбросить Чавеса. Клич председателя Венесуэльской конфедерации труда Карлоса Ортеги: «Вперёд, на Мирафлорес! Долой Чавеса!» — упал на подготовленную почву. К тому же заговорщики пустили слух, что президент уже покинул дворец и бежал за границу.

Примерно в 15 часов демонстранты стали выходить на дальние подступы к дворцу Мирафлорес. Именно в это время манифестацию незаметно покинули ведущие члены ДКЦ. Они, конечно, знали, какие события должны были произойти дальше. Знали, что на крышах высотных зданий и на балконах затаились снайперы, которые уже выбирали «подходящие цели», особенно среди журналистов, которых можно было определить по телекамерам и фотоаппаратам. Первым от прицельного выстрела рухнул на землю фоторепортёр Хорхе Тортоса. Несколько человек бросились к нему на помощь. Они стали следующими жертвами.

В тот день сторонники Чавеса из политического «Блока перемен» (Bloque del Cambio) проводили свою манифестацию неподалёку от дворца Мирафлорес и концентрировались на авениде Урданета. Пока снайперы расстреливали «белых» манифестантов и случайных прохожих, на авениду Баральт, туда, где должны были бы пересечься демонстрации оппозиции и чавистов, столичная полиция подогнала несколько бронетранспортёров. В этом месте авенида Урданета эстакадным мостом Льягуно пересекает авениду Баральт. Когда чависты появились на мосту, полицейские с бронетранспортёров открыли по ним огонь. Демонстранты в красных рубашках залегли, кто-то из них имел оружие — пистолеты и револьверы. Они открыли ответную стрельбу в сторону бронетранспортёров, которые медленно продвигались по практически пустынной в этом месте авениде Баральт в сторону моста Льягуно. Чависты отстреливались, чтобы дать возможность людям уйти с моста и выбраться из зоны обстрела.

По телеканалам пошли «репортажи с места событий». Кавычки поставлены не случайно. В телеэфир была запущена фальшивка, которая получила широкую известность как «События у моста Льягуно». Телевизионные провокаторы объединили два несвязанных друг с другом события в одно: обороняющихся чавистов на мосту (только трое-четверо из них имели оружие) и расстрелянных снайперами в других местах журналистов, манифестантов и прохожих. Ни в одном из репортажей не были показаны бронетранспортёры и группы полицейского сопровождения, которые вели интенсивный огонь по людям на мосту Льягуно. Нужный эффект телевизионным провокаторам получить удалось: «чависты расстреливают мирных оппозиционных демонстрантов на авениде Баральт». Кадры стреляющих чавистов повторялись раз за разом, перемежаясь с трагическими сценами лежащих в лужах крови людей.

Не было недостатка в гневных комментариях. Главным виновником кровавой бойни телеканалы называли Чавеса. Это же утверждали алькальд Пенья и бывший министр внутренних дел Микелена. Потом на телеэкранах появилась группа военных, возглавляемая контр-адмиралом Эктором Рамиресом Пересом. От имени вооружённых сил он заявил, что президент несёт прямую ответственность за гибель неповинных людей, и призвал к всеобщему восстанию. Это была ещё одна фальшивка. Тогда мало кто знал, что заявление военных было снято корреспондентом Си-эн-эн за несколько часов до начала событий! «Расстрелянных мирных демонстрантов» ещё не было, но о жертвах уже говорилось. Так был создан и распространён по мировой телесети сфальсифицированный репортаж о расстрелянной по приказу Чавеса манифестации(Впоследствии эти события в такой же фальсифицированной форме послужили основой для документального фильма, который получил главную Королевскую премию в Испании. Другой документальный фильм, «Мост Льягуно», создали честные венесуэльские тележурналисты, которые проследили по минутам развитие событий 11 апреля и тем самым опровергли фальшивку. Этот фильм был отмечен премией на 2-м Международном фестивале документального кино и прав человека в Сарагосе (Испания)).

Президент Чавес пытался разъяснить народу создавшуюся ситуацию, обозначить свою позицию, но безуспешно: владельцы ведущих телеканалов саботировали его выступление. Чавес говорил страстно, искренне, но был похож на мима: ему отрубили звук. Телеканалы вновь и вновь повторяли «эпизод» у моста Льягуно. Попытки ввести в действие «План Авила», чтобы сохранить управляемость страной и защитить государственные учреждения, не удались. Верные Чавесу части столичного гарнизона были заблаговременно нейтрализованы, дороги заблокированы грузовиками и автобусами. Полиция по приказу алькальда Пеньи захватила государственный телевизионный канал, и он прекратил вещание.

В Маракае уже 10 апреля было ясно: страна на пороге государственного переворота. К месту расположения 42-й бригады стали собираться резервисты, рабочие и студенты, по собственной инициативе решившие защищать Боливарианскую республику и её президента. Все знали, что командир бригады Рауль Бадуэль — друг Чавеса, он не оставит его в беде. На рассвете 11 апреля добровольцы стали требовать оружие.

Попытки Бадуэля дозвониться до Чавеса были напрасными. Изменники в окружении президента плотно контролировали телефонный коммутатор Мирафлореса и отсекали всех «нежелательных». Только 11 апреля в полдень Бадуэль смог связаться с Чавесом. Тот сказал: — Спасибо, брат, за твою поддержку и, соответственно, твоей бригады, потому что это стало сдерживающим фактором. В противном случае атака на дворец была бы неминуема.

— Никто никогда не скажет, что я, Бадуэль, предал тебя. Мы черпаем силу и стойкость в наших принципах. В этом заключается смысл нашей жизни.

Президент завершил краткий разговор такими словами: — Всё, о чём я тебя больше прошу, чем приказываю, брат, чтобы ты и твоя бригада не стали причиной гибели невиновных.

Чавес не просил о помощи, лишь добавил, что ему, возможно, придётся отправиться в Форт Тьюна, чтобы вступить в переговоры с генералами для обсуждения «возникших проблем».

В Форте Тьюна в это время уже решали судьбу Чавеса. Одни военные выступали за немедленную отставку президента и его высылку из страны. Другие не соглашались, настаивали на «показательном суде»: «Чавеса нельзя отпускать, тем более на Кубу. Он никогда не признает поражения и постарается взять реванш, даже если ему придётся начать партизанскую войну. Желающих присоединиться к нему будет много, в том числе в армии. Для страны это станет катастрофой». Особенный радикализм проявил генерал Нестор Гонсалес Гонсалес. Звание генерала он получил в срок, в соответствии с выслугой лет, хотя Чавес был в курсе его «фрондёрских» выступлений.

Было решено отправить к Чавесу делегацию. В Мирафлорес из Форта Тьюна прибыли генералы Бустильо, Камачо и другие. Они заявили Чавесу: — Вы — президент республики, мы хотим сохранить уважение к вашему статусу и разрядить возникшую ситуацию.

Генералы предложили Чавесу отправиться на вертолёте в аэропорт Майкетия, чтобы он смог вылететь по своему желанию в любую страну. Чавес ответил: — Нет, так не пойдёт. Давайте договариваться. Я не могу покинуть страну, словно ничего не произошло.

Из штаба заговорщиков Чавесу по телефону сказали, что не принимают никаких его условий. Потом последовал ультиматум: если через десять минут он не выедет в Форт Тьюна, президентский дворец подвергнется ракетному обстрелу с самолётов, а танковая колонна завершит атаку.

В этот критический момент до Чавеса дозвонился Кастро. «Не знаю, как он сумел сделать это, — вспоминал Чавес, — он прорвал коммуникационную блокаду, хотя почти все телефонные линии дворца был отключены. Но Фидель, старый партизан, сумел связаться со мной, и мы смогли поговорить до моего выезда в Форт Тьюна и пленения. Я помню слова Фиделя. Он не упомянул Альенде, но я знал, что он имел в виду его, потому что Фидель пережил драму Чили и военного переворота в этой стране и боль известий о гибели Альенде, о преследованиях и насилии над чилийским народом, чилийской революцией. И тогда он мне сказал: “Чавес, не жертвуй собой”. Очень ясно помню, что было им сказано: “И последнее, Чавес, потому что времени на беседу почти нет. Не приноси себя в жертву, потому что всё это сегодняшним днём не закончится”».

По мнению Фиделя, у Чавеса было три варианта действий: укрепиться в Мирафлоресе и обороняться там насмерть; призвать народ к вооружённому восстанию и тем самым дать сигнал к развязыванию гражданской войны; просто «сдаться» заговорщикам, не слагая президентских полномочий. Фидель посоветовал выбрать третий вариант: — История учит, что народ всегда требует вернуть народного лидера, свергнутого при подобных обстоятельствах, и, если его не убивают, он рано или поздно возвращается к власти.

Анализируя ситуацию, Чавес пришёл к выводу, что заговорщики намерены действовать по «чилийской модели». В результате тех далёких сентябрьских событий 1973 года погиб президент Сальвадор Альенде, многие его сторонники были убиты, а власть в стране — на долгие годы — узурпировала фашистская хунта Пиночета.

Мятежники не блефуют, они обязательно прибегнут к силе. Надо было решать: подчиниться или оказать сопротивление без какой-либо надежды на успех. Вспомнились слова Фиделя: «Не приноси себя в жертву, потому что всё это сегодняшним днем не закончится»… Чавес обнялся по очереди с министрами Джордани и Наварро, произнёс вымученную и необязательную фразу: — Тактическое окно для нормализации обстановки так и не стало возможным. — И пошёл к выходу, прощаясь со всеми, кого встречал по пути.

«Я думал, что ухожу умирать, — признавался впоследствии Чавес. — В моём сознании каждую минуту, каждое мгновение вспыхивала эта зловещая мысль».

Самый последний сюжет с президентом телевизионные каналы подали в прощально-символическом ключе — расплывчатый бесплотный силуэт Чавеса возник в эфире на несколько секунд и растворился, словно мираж в пустыне. Затем было зачитано сообщение: президент отрёкся от должности. По телеэкранам прокатилась волна торжествующих откликов-выступлений оппозиционных деятелей: «Тиран пал, мы наконец вернулись к демократии!» Ирония этого исторического момента заключалась в том, что действия самозваного хозяина президентского дворца Педро Кармоны Эстанги носили откровенно антидемократический, диктаторский характер. Он прибыл во дворец Мирафлорес в плотном кольце телохранителей. К созданию новой службы охраны приложил руку адмирал Молина Тамайо(У. Чавес доверял адмиралу Молине Тамайо до самого последнего момента, сохраняя на посту секретаря Совета по безопасности и обороне и в качестве участника Президентской комиссии по пересмотру Закона о Национальном военно-морском флоте и Закона по безопасности и обороне.). Телохранители Кармоны были вооружены штурмовыми винтовками, которые адмирал извлёк из тайников, заранее подготовленных сотрудниками военной разведки США, работавшими «под крышей» посольства. Окружённый ликующими сторонниками, Кармона произнёс слова президентской клятвы по конституции 1961 года и сам надел на себя президентскую ленту. После этой церемонии назначенный Кармоной генеральный прокурор зачитал первый декрет президента, по которому было ликвидировано название страны «Боливарианская республика Венесуэла», распущены Национальная ассамблея, Верховный суд, Генеральная прокуратура, Национальный избирательный совет, Служба защиты народа.

Это был звёздный час заговорщиков. Годовой представительский провиант виски и чёрной икры из подвалов президентского дворца был истреблён в мгновение ока: очень хотелось утолить жажду по утраченным привилегиям. Вскоре лидеры оппозиции и военные приступили к консультациям по составу переходного правительства. Страсти по этому поводу разыгрались нешуточные. Претендентов было много, и потому процедура подбора «компромиссных фигур» затянулась до утра. Кармона собирался объявить состав кабинета в полдень 13 апреля.

Надо отметить, что каждая из групп заговорщиков готовила своих «выдвиженцев» на президентский пост. Возглавить временное гражданско-военное правительство рассчитывал генерал Ламеда, изгнанный Чавесом из PDVSA, у него были договорённости с некоторыми генералами-заговорщиками. Но их мнение не возобладало.

Казалось, больше всего шансов имел Энрике Техера Парис, 83-летний политической ветеран, у которого было влиятельное «лобби» в Демократическом координационном центре, главным образом среди членов партий Action Democratica и COPEI. Техера обладал безупречной биографией и всеми необходимыми качествами, чтобы возглавить временное правительство(Энрике Техера Парис (р. 1919) во время учёбы в Центральном университете Венесуэлы руководил Федерацией студентов. Специалист по конституционному праву. Член партии Action Democratica. Занимал различные государственные должности. На дипломатической работе был министром иностранных дел, послом в Испании и Соединённых Штатах, в ОАГ и ООН. На всех этих постах проводил последовательную антикубинскую политику.). Но напрасно он сидел несколько часов в автомашине у президентского дворца, дожидаясь, когда его «позовут на президента». Ситуация была настолько комичной, что Техера Парис позже категорически отрицал этот факт, приписывая его недобросовестным выдумкам чавистов.

Педро Кармона Эстанга, возглавлявший палату предпринимателей, оказался более разворотливым, даже президентскую ленту припас. В этом ему помог посол Венесуэлы в Испании Саласар. Ленту изготовили за рекордно короткий срок в мадридском ателье, в котором обшивали высшее военное командование Испании. Кандидатура Кармоны более всего удовлетворяла «кураторов» заговора из США, Испании и Израиля: гибкий политик, «без националистических комплексов», Кармона был готов на демонтаж всего, что «натворил» Чавес, особенно в нефтяных делах. Неприятие Кармоной «режима Кастро» на Кубе было гарантией того, что и на международной арене он будет проводить курс, диктуемый «кураторами».

Чтобы не омрачать триумфа заговорщиков, генерал Ламеда, отлично понимавший, откуда ветер дует, согласился принять пост президента PDVSA. При этом Ламеда произнёс историческую фразу: «В Венесуэле лучше иметь ежемесячно зарплату в 16 миллионов боливаров, чем миллион проблем вместе с президентскими полномочиями».

Известие о свержении Чавеса послужило сигналом для репрессий против «пособников боливарианского режима». Полицейские агенты без судебных ордеров и соблюдения юридических процедур врывались в жилища чавистов, выволакивали их в наручниках на улицу, вели через улюлюкающую, ненавидящую, распускающую руки и стремящуюся к самосуду толпу, к зарешеченным «воронкам». Министры, депутаты, губернаторы, десятки других деятелей боливарианского правительства подверглись физическим и психологическим издевательствам, которые сторонники Чавеса с полным основанием позже назвали «звериным оскалом фашизма».

Многим боливарианским деятелям пришлось скрываться. Ситуация казалась хаотичной и угрожающей. Они были в растерянности. Чавес вручил себя в руки заговорщиков, решил не оказывать сопротивления. Что делать? Дьосдадо Кабельо из радиосводки DISIP узнал, что на авениде Урданета был тяжело ранен в голову его телохранитель. Он стал жертвой снайперов. Вице-президент не сомневался, что засада готовилась на него. Он был вторым по значению руководителем в боливарианской иерархии и в случае отстранения от власти Чавеса в соответствии с конституцией должен был стать его преемником. Это никак не входило в планы заговорщиков. Кабельо надо было ликвидировать! Утром 12 апреля по радио передали, что — «по неподтверждённым данным» — были убиты радикальные деятели «р-р-режима» Дьосдадо Кабельо и Фредди Берналь.

Заговорщики начали готовить общественное мнение к тому, что, по их замыслам, должно было неизбежно свершиться. В это время Дьосдадо скрывался в штате Варгас. Вначале нашёл пристанище в доме у друзей, затем перебрался в заброшенную хижину на склоне горы Авила. Чтобы пресечь всякие спекуляции о своей смерти, Кабельо позвонил корреспонденту Си-эн-эн Отто Неустадту и в прямом эфире заявил о том, что на данный момент он является конституционным президентом Венесуэлы, поскольку Чавес «похищен», и что зачинщики государственного переворота находятся вне закона.

В столице в возбуждённой толпе сторонников оппозиции распространился слух о том, что многие видные чависты, 230 включая Дьосдадо Кабельо, укрылись в посольстве Кубы. Тут же сотни активистов «антикастристских» групп, беспрепятственно действовавших в Венесуэле, ринулись туда. Они потребовали пропустить их на территорию миссии, чтобы обыскать её и арестовать «преступников». Кубинский посол Санчес Отеро отверг это ультимативное требование. И тогда началась фактическая осада. Возглавил её молодой алькальд муниципалитета Барута, на территории которого находится посольство, Энрике Радонски. По его указанию был отключён водопровод, отрезано электричество, блокированы входы, разгромлены автомашины с дипломатическими номерами. Столичная и муниципальная полиция не противодействовала актам вандализма, а телевидение подробно показывало, как прилично одетые «белые люди» прыгают на крышах автомашин, бьют стёкла и пытаются перелезть через стену на территорию дипломатического представительства. Послу Санчесу Отеро пришлось предупредить экстремистов, что кубинский персонал будет защищать посольство любой ценой.

Из Мирафлореса Чавес и делегация от заговорщиков выехали на нескольких автомашинах рано утром 12 апреля. Среди сопровождающих были генералы Росендо и Уртадо. Вскоре они приехали в Форт Тьюна. Теперь Чавес оказался в полной власти заговорщиков. В здании Главного командования армии Чавес к своему глубокому удивлению услышал, как по телевизору сообщают Венесуэле и всему миру, что он полчаса назад «ушёл в отставку»! Президент был потрясён этой ложью. Он понял: «Сейчас меня должны убить. Единственный способ, чтобы я не смог сказать, что не подавал в отставку, это превратить меня в труп».

Трудно сказать, как разворачивались бы события дальше, если бы сочувствующий Чавесу офицер не вручил ему свой мобильный телефон. Первый отчаянный звонок был сделан на номер жены Марисабель: «Слушай, бей тревогу, потому что меня собираются убить!» Второй звонок — дочерям. Ответила Мария Габриэла. Призыв тот же самый: «Делай всё возможное, говори с кем можешь — меня готовятся убить!» Он не ошибался. Самоназначенный президент Кармона хорошо понимал, что главной угрозой для него и его «переходного правительства» был Чавес. Живой Чавес — это почти неизбежное поражение заговора, и потому с ним надо покончить любой ценой.

Мария Габриэла позвонила в Гавану, Фиделю. Связаться с ним удалось на удивление быстро, и девушка сказала всё, о чём просил отец: в отставку он не подавал, от президентских полномочий не отказывался, сейчас находится в руках военных. Кастро не раздумывал ни минуты: 231 «Мы решили выступить в защиту венесуэльской демократии, потому что уже знали, что такие страны, как Соединённые Штаты и Испания в лице правительства Хосе Марии Аснара, которые с такой охотой говорят о демократии и так критикуют Кубу, поддерживают этот государственный переворот. Мы попросили Марию Габриэлу повторить всё, что она сказала, и записали её беседу с Рэнди Алонсо, который ведёт на кубинском телевидении программу “Круглый стол”, имеющую большой международный резонанс. Кроме того, мы собрали всех иностранных журналистов, аккредитованных на Кубе, — это было около четырёх часов утра! — сообщили им о событиях в Венесуэле и дали прослушать свидетельство дочери Чавеса».

Известие о том, что венесуэльский президент не отрёкся от власти, передали ведущие информационные агентства, в том числе Си-эн-эн на испанском языке. Военные, сохранявшие верность Чавесу, воспряли духом. После серии неудачных попыток кубинские телефонисты связали Фиделя с одним из венесуэльских генералов, которому можно было полностью доверять. Кастро подтвердил в разговоре с ним, что Чавес по-прежнему является президентом, и задал несколько конкретных вопросов, чтобы лучше оценить обстановку в Венесуэле.

Из всего сказанного Фидель понял, что далеко не всё потеряно: лучшие части армии, наиболее боеспособные и подготовленные, были на стороне Чавеса. Но ситуация могла измениться в любой момент, и Кастро сказал своему собеседнику: «Самое неотложное сейчас — выяснить, где находится под арестом Чавес, и направить туда верных ему военных, чтобы спасти его».

Позже, когда эта драматическая страница жизни была перевёрнута, Чавес признался одной из дочерей, что в те трудные часы он повторял строки из наивного, но внушающего надежду «Оракула воителя»: «Прыгай в бездну, рискни всем и прыгай. Хотя тебе кажется, что всё вокруг предвещает твою смерть, сделай попытку. Рука Всевышнего подхватит тебя в последнее мгновение. Но не поддавайся сомнениям. Если поддашься, ты умрёшь. Верь в то, что ничего с тобой не случится. И тогда мягкая посадка тебе обеспечена».

Заговорщики планировали убийство тех военных, которые были бескомпромиссными сторонниками Чавеса и считались препятствием для успешного осуществления переворота. Среди них первой потенциальной жертвой был генерал Рауль Бадуэль, которого, однако, так и не удалось выманить в Каракас 232 из Маракая. Он сразу понял, что ничего хорошего в Форте Тьюна его не ожидает.

Серьёзная угроза нависла над генералом Луисом Гарсией Карнейро, другом Чавеса. В полдень 11 апреля к сержанту Сантьяго Николасу из охраны командующего армией Эфраина Васкеса Веласко обратился генерал Нестор Гонсалес. В присутствии контр-адмирала Карреры между ними произошёл такой разговор: Гонсалес. Мы сейчас поедем за генералом Гарсией Карнейро.

Николас. Отлично, мой генерал.

Гонсалес. Пистолет при тебе? Николас. Да, он при мне, мой генерал.

Гонсалес. Готов для стрельбы? Николас. Всегда готов в соответствии со служебным регламентом.

Гонсалес. У тебя не дрогнет рука? Николас. Никак нет, мой генерал, у телохранителя никогда не дрожат руки.

Гонсалес. Отлично, это мне нравится. Мы поедем на задержание генерала Гарсии Карнейро. Когда мы его задержим, я посажу его в автомашину. После этого ты дважды выстрелишь ему в голову.

Николас. Мой генерал, вы уверены в том, что мне говорите? Заметив колебания сержанта, Гонсалес показал ему в сторону Васкеса Веласко, который говорил по телефону, но подал разрешающий знак рукой, словно подтверждая, что приказ генерала надо выполнить.

В автомашине адмирала Карреры сержант сел рядом с водителем, адмирал — на заднее сиденье. Генерал Гонсалес поехал в другой автомашине. Вскоре они прибыли на плац пехотного батальона «Симон Боливар», где Гарсия Карнейро совещался с офицерами Третьей дивизии. Адмирал Каррера вышел из машины, направился к Гарсии Карнейро, перебросился с ним несколькими словами и потом подвёл к своей автомашине. Караван отправился в обратный путь. В это время сержант почувствовал толчок в спинку сиденья. Это Каррера подавал сигнал: пора стрелять! Николас сделал вид, что не заметил сигнала. Для себя он решил, что не будет выполнять преступного приказа, не станет убийцей.

Только после третьего удара в спинку сиденья он повернулся назад и взглядом дал понять адмиралу, что стрелять не будет. Краем глаза сержант увидел, что генерал Карнейро, оценив ситуацию, положил правую руку на расстёгнутую кобуру.

После этого Николас уже не оборачивался. Карнейро живым и здоровым(Позднее заговорщики не раз пытались убить генерала Луиса Гарсию Карнейро. Одна из попыток была предпринята во время посещения им могилы матери. Он делал это каждый год в день её рождения. Террористы заложили близ надгробия взрывное устройство, которое обнаружила личная охрана генерала.) был доставлен в Форт Тьюна.

Сержант Николас понимал, что его отказ выполнить задание убить генерала Карнейро не останется без последствий. Они не заставили себя ждать. Начались телефонные звонки с угрозами. Но этим дело не кончилось. Чтобы «наказать» его, неизвестные пытались похитить его жену. Только вмешательство соседей, имевших оружие, уберегло её от вероятной гибели. В ходе следствия жена Николаса опознала по фотографии одного из похитителей: это был охранник(Тело этого охранника, изрешеченное пулями, было найдено на окраине Каракаса через три дня после процедуры опознания.) генерала Гонсалеса.

Когда после апрельских событий Генеральная прокуратура проводила следствие по факту незаконного отстранения президента от власти, Уго Чавесу тоже пришлось дать свидетельские показания. Вот фрагменты из материалов дела: «На вопрос: вам сообщили имена тех, кто потребовал вашей отставки? — Чавес ответил: “Это было трудно сделать. Знаете почему? Потому что, как мне говорил генерал Лукас Ринкон, там, в Форте Тьюна, был самый настоящий базар, и никто из них не мог прийти к согласию. Более того, среди них даже возник конфликт, и было трудно выяснить, кто именно потребовал отставки. Мы пришли к мнению, что это всё-таки был Васкес Веласко, командующий армией, один из тех, кто возглавлял переворот. Он был старшим начальником по выслуге лет, но против правительства выступали все…” На вопрос: называл ли Лукас Ринкон конкретных лиц, настаивавших на отставке, — Чавес ответил: “Нет, но я думаю, что на этом настаивала вся эта группа, которая находилась в Форте Тьюна, то есть около сорока генералов и адмиралов”…» В Форте Тьюна, помимо военных, тогда находились епископы Бальтасар Поррас и Асуахе, что подтвердило подозрения Чавеса: католическая верхушка тоже участвует в заговоре. Генерал Фуэнмайор Леон обратился к Чавесу без каких-либо преамбул: — Итак, президент, мы пригласили вас для того, чтобы вы подписали здесь документ о своей отставке.

На стол перед Чавесом положили листок, когорый он уже мельком видел. На этот раз он даже не заглянул в него. Фуэнмайор с вежливой настойчивостью стал убеждать:

— Вы должны понимать, что ваш уход в отставку — это благородный добровольный жест в высших ин гересах страны.

Далее последовали аргументы такого же рода. Чавес ответил ему, обращаясь фактически ко всем присутствующим:

— Послушай, Фуэнмайор, в таких обстоятельствах я не собираюсь отказываться от президентского поста. Поэтому даже не пытайтесь совать мне этот листок. Если хотите выслушать меня, я ещё раз повторю мои условия.

Чавес перечислил их: первое, второе, третье, четвёртое, и — попутно — привёл другие соображения:

— Будьте весьма осторожны с тем, что может произойти: есть народ, есть конституция, есть верные мне офицеры, поэтому не надо терять осторожность, мы должны наилучшим образом разрешить эту ситуацию.

Чавеса прервали только раз. Генерал Гонсалес сказал с недобрым вызовом: — Мы собрались здесь не для того, чтобы что-то обсуждать с тобой…

Генералы и адмиралы ушли совещаться. С Чавесом остались епископы Поррас и Асуахе и генерал Виетри. Католические иерархи вкрадчиво внушали, что самое лучшее для Чавеса — смирить гордыню и сложить президентские полномочия. Снова появились генералы и адмиралы и снова попытались нажать на неуступчивого президента: — Вот документ об отставке, вы должны подписать его.

Взял слово Карлос Альфонсо Мартинес, генеральный инспектор Национальной гвардии: — Мы не можем согласиться с тем, чтобы он так, беспрепятственно, покинул страну. Как мы потом объясним народу причины, по которым позволили уехать убийце, тому, кто виновен во всех этих смертях? Это был прозрачный намёк: если не подпишешь отречения от власти, потеряешь возможность спокойно уехать из страны, и тогда придётся расплачиваться по всей строгости закона, который не будет снисходительным в отношении тирана и убийцы.

Снова последовал перерыв «на совещание», а затем новая попытка давления. Карлос Альфонсо Мартинес продолжал настаивать: — Чавеса нужно арестовать за совершённый геноцид, за всю пролитую кровь.

На это Чавес не возражал: — Если вы хотите этого, я готов. Я буду президентом-пленником. И не забывайте: отставку я не подпишу…

Кто-то отшвырнул листок в сторону и раздражённо выкрикнул: — Ладно, это не имеет значения, не подписывай ничего! Поздним вечером 12 апреля Чавеса перевезли в казарму батальона «Каракас», который дислоцировался рядом с министерством обороны. Армейские капитаны Отто Гебауэр, Блондель Тинео и Саласар Бооркес не спускали с президента глаз. Это были его тюремщики. По их отрывистым репликам и скользящим взглядам можно было понять, что они настроены крайне враждебно.

Чавес убеждён: в тот день 12 апреля заговорщики намеревались расправиться с ним. Кармона уже дал распоряжение. Но была ли это его инициатива, человека осторожного, предусмотрительного? Все эти дни рядом с заговорщиками на пятом этаже здания командования находились представители военного атташата США полковник Рональд Мак-Каммон и подполковник Джеймс Роджерс. Они поддерживали постоянную связь с Пентагоном, держа его в курсе событий в режиме реального времени.

О планах убийства президента случайно узнал официант во дворце, подслушав слова «президента де-факто», обращённые к военным, среди которых был контр-адмирал Карлос Молина Тамайо: — Чавеса надо убить, мы не можем ни держать его в заключении, ни позволить, чтобы он покинул страну.

Официант проходил прежде военную службу в Мирафлоресе, хорошо знал «кто есть кто» в военной иерархии, кто перебежал к Кармоне, кто сохранил верность законно избранному президенту. Он, встревоженный тем, что услышал, начал звонить военным, лояльным Чавесу: — Надо срочно что-то предпринять, они собираются убить президента.

Тревога была поднята вовремя. Удалось связаться с экипажем вертолёта, на котором планировалось перебросить Чавеса на остров Орчила. Пилоты обещали изменить маршрут полёта и доставить президента в Маракай, к генералу Бадуэлю. Но заговорщики узнали об этом плане, и экипаж вертолёта был заменён.

Из Каракаса Чавеса переправили на территорию морской базы Туриамо в штате Арагуа. Капитаны Отто Гебауэр и Саласар Бооркес ни на шаг не отходили от пленника. Они дожидались благоприятного момента, чтобы расправиться с ним.

В кромешной темноте южной ночи единственное, что мог видеть Чавес, — силуэт горы на тёмно-синем небесном фоне, и слышать — где-то внизу, за спиной, шум морских волн. Он был уверен, что смерть его близка: «Они простили меня десять лет назад, во второй раз они этого не допустят». Чавес прикоснулся к нагрудному кресту с Христом Спасителем и сказал себе: «Ладно, если мне суждено сегодня умереть, я готов к этому». Он вспоминал позднее: «Я был готов умереть стоя, с честью. Я говорил себе: “Твой час настал, ты отдашь жизнь за верность твоему народу”».