РЕЖИМ ЛИДЕРА

РЕЖИМ ЛИДЕРА

Всю свою жизнь Рохлин знал, чего хотел. А хотел он быть самым-самым... Сильным и умным. Смелым и решительным. Хотел быть первым. Быть лидером.

- У меня никогда не получалось быть вторым, - говорит он. - Даже заместителем чьимто я быть не мог.

Однако Римма Константиновна Гужвина - учитель математики и классный руководитель Рохлина в старших классах - помнит, что "Лева был добрым мальчиком", который не давал повода думать, что может стать боевым генералом.

- Иван Данилович Шульга, преподаватель физкультуры, вообще считал, что Рохлин - мягкотелый добряк, из которого проку не будет, - вспоминает учительница. - Он отказывался брать его в спортивные секции, которые были организованы при школе. Мне пришлось самой уговаривать Ивана Даниловича. И он, в конце концов, взял его в секцию легкой атлетики.

- А через некоторое время, - продолжает Римма Константиновна, "- Шульга вдруг говорит мне: "Знаешь, Рохлин-то совсем другой. Я здорово ошибался. Из него толк будет". От скупого на похвалы Ивана Даниловича такое можно было услышать не часто. Сам он был человеком очень энергичным и решительным. Не терпел лентяев. И ценил целеустремленных.

Из Рохлина и впрямь вышел толк. Он мог часами бегать песчаным берегом Аральского моря, стараясь добиться результатов. И вскоре стал чемпионом школы, а потом района...

- Однажды, - вспоминает Рохлин, - нас повезли на крупные областные соревнования. И вот первый забег. Объявляют, что с нами бежит кандидат в мастера спорта. Я тогда не очень понимал, что это такое. Дали старт. Рванул со всей прыти. Но вдруг вижу: рядом кто-то пытается обогнать. Как это? Я его локтем толкаю: не обгоняй! Такое ^зот было мальчишеское представление о лидерстве.

А вскоре все узнали, что Рохлину хватает характера не только для спортивных соревнований.

Как помнит его классный руководитель, в школу пришла новая ученица. Интересная девочка, у которой сразу появилось несколько поклонников, в том числе и Лева. В результате между ребятами разгорелся конфликт. И Рохлин был вызван конкурентами на разборку. Один из соперников достал нож...

Потом ходило много слухов о той потасовке. А перебинтованные плечо и рука Рохлина свидетельствовали, что Леву нож не смутил...

Много лет спустя те, кто видел офицера Рохлина в бою, будут утверждать, что у него напрочь отсутствует чувство страха. И он скорее умрет, чем отступит перед опасностью.

Но сам Рохлин никогда не считал, что храбрость и физическая сила - единственное, чем может гордиться мужчина.

- Чтобы чего-то добиться в жизни, - говорит он, - нужны знания, выучка и светлая голова.

Учеба никогда не была для него второстепенным делом.

- Большую роль в моей жизни сыграли школьные учителя, - продолжает Рохлин. - А учителя у нас, в захолустном городке, были очень высококлассные. Дело в том, что многие они - из числа ссыльных. Из Москвы, Ленинграда и других крупных городов. Или же дети ссыльных... Одна учительница была дочерью офицера царского флота. Конечно, я только потом осознал, какой уровень подготовки у них был и что они нам дали. Старшая сестра после поступления в московский медицинский институт рассказывала, как удивлялись преподаватели института, узнав, что она окончила школу в каком-то Аральске. У меня тоже не было больших трудностей в учебе. По своей школьной подготовке я не уступал выпускникам школ крупных городов. А зачастую и превосходил их. Знаю, что и многие другие выпускники нашей школы без проблем поступали и учились в высших учебных заведениях страны, а потом добились хороших успехов в работе.

Вопрос о том, кем стать, перед Рохлиным особо не стоял. Выбор был небольшой: либо моряком (в приморском городе, пусть и на сомнительном море, многие мальчишки хотели стать моряками), либо военным, как старший брат.

- В любом случае, - говорит он, - сидеть на шее у матери я не мог себе позволить.

Он решил стать моряком. И подал заявление в Одесский институт морского флота, филиал которого находился в Чарджоу.

Но судьба вела его другим путем.

- В разгар экзаменов, - вспоминает Рохлин, - мы сцепились с одним парнем. Он был старше и вел себя, как показалось, заносчиво. А потом выяснилось, что он муж секретаря приемной комиссии... Домой я и мои друзья возвращались через Ташкент. Там, в центре города, познакомились с курсантами, стоявшими в патруле. Они рассказали, что в городе два военных училища - танковое и общевойсковое. Танковое было далеко. А общевойсковое - рядом. Мы туда. Экзамены уже закончились. Но когда посмотрели наши школьные дипломы и спортивные свидетельства, то сделали исключение. Так я стал курсантом.

Учился Рохлин отлично и был бессменным чемпионом училища по легкой атлетике.

- Когда я на первом курсе взял в беге верх над курсантами четвертого курса, - рассказывает он, - мне обещали ноги повыдергивать. Но я все равно их обгонял, не оставляя никаких шансов.

Однокурсник Рохлина по училищу Сергей Папанов вспоминает другое:

- Результаты кроссов у нас оценивались по общему показателю. Если кто-то сходил с дистанции или прибегал последним, то общая оценка взводу снижалась, а то и вовсе засчитывалась по последнему на финише. Поэтому тех, кто не мог выдержать темп, приходилось в прямом смысле тащить. И Рохлин всегда тащил за собой двух-трех наших слабаков.

Видимо, не только самому быть первым, но и тащить за собой других стало его внутренней потребностью.

Он не просто держался за жизнь. Он сам держал жизнь и службу в своих руках. Но держал в основном за счет силы характера и неутомимой энергии.

Получив по выпуску золотую медаль, Рохлин в 1970 году был направлен служить в Германию. Через два года он стал командиром роты.

- Старшина-роты, - рассказывает он, - был бывалым, опытным служакой. Он приходил в роту за десять минут до подъема. И я, чтобы быть раньше его, каждое утро бежал в казарму со всех ног. Мне было не по себе от того, что он окажется впереди меня. Ведь я же - командир.

Похоже, его не зря тогда наградили орденом Красной Звезды.

- Гордился я этим орденом сверх всякой меры, - вспоминает Рохлин. - Аж сердце замирало от счастья. Ведь у моего старшины был орден "За службу Родине" третьей степени. А "Красная Звезда" считалась выше по своему статусу.

Еще через два года он поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе.

После ее окончания, в 1977 году, Рохлин был направлен в Заполярье, в Алакуртти. Там он принял командование батальоном.

Полковник в запасе Сергей Донауров, служивший с Рохлиным в Заполярье, рассказывает, что тот с готовностью помогал сослуживцам, когда случались проблемы.

- Я тогда командовал инженерным батальоном, - вспоминает Донауров. - И мы строили большой ангар для техники. Возвели стену, на которую должно опираться остальное строение. Огромная стена. Метров тридцать в длину и пять в высоту. А тут танкисты устроили учение. Танки ревут. Земля трясется. Еще ветер поднялся сильнейший. И стена рухнула. Видно, цемент на морозе не успел схватиться как следует... Меня командование за горло берет: чтоб через две недели все было восстановлено. Но это же надо еще рухнувшую стену разбирать. Я к Рохлину: "Помоги". Он отвечает: "С боевой подготовки людей снять не могу". И предлагает: "Подготовь инструмента побольше, я вместо физзарядки завал твой буду разбирать". Рохлин сам приводил людей. Бегом прибегают. Инструмент в руки. И пошли. За три дня разобрали. А через неделю новая стена уже стояла. У начальства глаза на лоб полезли. Заместитель командующего армией меня чуть не расцеловал. Я ходил в героях.

Но главной заботой Льва Рохлина было все же другое...

Старший офицер управления боевой подготовки Ленинградского военного округа полковник О. Мизеров и корреспондент окружной газеты "На страже Родины" капитан Ю. Коновалов после проверки батальона так рассказали в газете о своих наблюдениях:

"Четкие действия старшего сержанта Н. Федорова и следующие за ними не менее четкие действия подчиненных давали основание полагать, что занятие готовилось тщательно, продуманно, с настоящей командирской заинтересованностью в успехе.

Нельзя не обратить внимания на такую интересную деталь: капитану Л, Рохлину пришлось лишь готовить отделение к боевой стрельбе, но по независящим от него причинам ему не довелось руководить занятием. И тем не менее оно прошло на высоком организационном и методическом уровне".

Видимо, зная о том, что времени на подготовку к занятиям у комбата было мало, авторы задаются вопросом: "Где взял на это время Л. Рохлин?"

"Ответ на этот вопрос, - пишут они далее, - был получен случайно, у дежурного. Спросив наутро, в каком часу командир ушел из подразделения, мы услышали:

- А он, можно сказать, и не уходил. Который день чуть ли не с утра проводит за схемами, конспектами, а днем тренирует личный состав по тактике и стрельбе..."

В таком режиме Рохлин служил вплоть до Афганистана.