Советы ливийского лидера Каддафи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Советы ливийского лидера Каддафи

Желание руководства СССР как-то, хотя бы временно, улучшить в стране положение с продовольствием вылилось в 1990–1991 годах в серию командировок руководящих деятелей и всевозможных представителей-толкачей в состоятельные государства с просьбами о срочной финансовой помощи.

Попал и я в число «представителей Президента СССР». Досталась мне Ливия, где предстояло встретиться с «лидером» (практически официальный титул) Каддафи. Задачу передо мной поставил начальник ПГУ Л.В.Шебаршин со ссылкой на поручение руководства КГБ и Президента СССР. Смысл нашего обращения к Каддафи сводился к получению в ближайшее время солидной суммы денег, тем более что ливийцы были нашими должниками. В связи с этим мне было поручено обсудить и некоторые вопросы, связанные с возможностью предстоящего визита Каддафи в Москву. Никакой веры в успех этой миссии я не питал, так как негативная позиция ливийцев в отношении событий в СССР была общеизвестна. Тем не менее 10 апреля 1991 года я отправился в Триполи.

В Ливии я бывал и раньше. Впервые попал в эту страну в ноябре 1963 года, взявшись доставить из Туниса в Триполи на своем заслуженном «фиате» заведующего 1-м Африканским отделом МИД СССР Д.П.Пожидаева. Вызвался потому, что хотелось познакомиться с Ливией, о которой мы тогда очень мало знали.

Отношения с этим государством во время правления короля Идриса носили скорее формальный характер, и советских граждан в Ливию вообще старались не впускать. А если и впускали, то наблюдали за ними весьма строго. Сотрудники посольства рассказали, что наружное наблюдение за ними велось постоянно и, главным образом, на велосипедах. Устойчивость же трона короля Идриса обеспечивалась присутствием английских войск и наличием американской военной базы в Уилдс-Филде.

Это первое путешествие в Ливию было весьма приятным. Ехали мы с Дмитрием Петровичем, словоохотливым собеседником, большим эрудитом и легким в общении человеком, весело. Я сосредоточил свое внимание на дороге, а он не давал мне скучать интересными рассказами на всевозможные темы.

Весь путь по тунисской территории проходил по живописной местности, глазам открывались то море, то фруктовые сады, то бело-голубые поселки, то раскинувшиеся по обе стороны дороги оливковые рощи. После тунисской границы проехали ничейную зону, а на ливийской границе нас уже встретили сотрудники советского посольства, среди которых были и арабисты, знакомые мне еще по Институту востоковедения. Без такой поддержки нас могли и не пустить в королевство.

Дорога по территории Ливии уже не так живописна. Слева от дороги — море, а справа — большей частью пустыня. Изредка встречались стоянки бедуинов-кочевников, копошившихся в своих громадных черных шатрах.

Столица неожиданно порадовала уютом и чистотой. В Триполи тогда еще жило много итальянцев, в маленьких магазинах торговали европейцы и выходцы из Индии и Пакистана. Живописен был и как бы перенесенный из восточной средневековой сказки легкий и нарядный дворец короля Идриса, окруженный небольшим парком. В центре города шумел настоящий восточный базар с криком, звоном и гомоном, с ватагой зазывал.

По своему обыкновению я стал выискивать достойные сюжеты и попеременно то кинокамерой, то фотоаппаратом снимал различные сцены. Вдруг передо мной появилась лохматая девочка лет десяти и бойке заявила: «Саввирни, я ромий!» — «Что-что?» — спросил я. «Саввирни, я ромий!» — повторила она, и тут я наконец понял ее фразу: «Сфотографируй меня, иностранец!» Я сообразил, что здесь имеет место обычное переосмысление понятия отдельной национальности в понятие «иностранец». Когда-то в России немцами называли всех иностранцев, в некоторых арабских странах иностранцев европейского вида называли франками, а здесь их именуют ромами (т. е. греками или византийцами).

Когда впоследствии я приезжал в Ливию уже во времена Каддафи, в моей памяти неизменно возникали первые впечатления от маленького и чистого Триполи. Уж слишком был очевиден контраст! Триполи разросся и увеличился по площади во много раз, появились современные многоэтажные строения, но сделался он неуютным и неухоженным. На стенах домов, с наружной стороны, свисают бесконечные электрические и телефонные провода, совершенно обезлюдел базар, опустели центральные площади. Арабская и вообще восточная столица с вымершим базаром — это что-то совершенно непонятное и не укладывающееся в сознании.

Я задавал себе вопрос: может быть, дело в особенностях восприятия? Первые впечатления обычно глубоко западают в душу, а последующие уже не воспринимаются так ярко, и поэтому происходит идеализация картин прошлого. Но, к сожалению, так оно и есть. Повсеместно исчезает уют старых городов, современная цивилизация сглаживает своим железным утюгом все частности, особенности и прелести патриархального быта и стандартизирует нашу жизнь. В Триполи это особенно чувствовалось.

Если отвлечься от ностальгических настроений и взглянуть объективно на современное ливийское общество, то надо признать, что во время правления Каддафи и благодаря в первую очередь его личной деятельности, как бы противоречива и спорна она ни была, ливийцы впервые осознали себя нацией, а Ливия превратилась из уютной колонии в самостоятельное, довольно быстро развивающееся государство. Появилась своя интеллигенция, своя собственная внешняя и внутренняя политика, свое, незамысловатое пока, современное искусство. Народ обрел и самосознание и уверенно заявляет: «Мы — ливийцы!», «Мы. — нация!»

Показательным для мусульманской страны является и положение женщины. Здесь тоже за время лидерства Каддафи имел место существенный прогресс. Женщины ходят с открытыми лицами, участвуют в политической жизни, в различных манифестациях, работают в государственных учреждениях. Обратил я внимание на то, что много девочек-школьниц носит военную форму с погонами. При этом почти на всех погонах имеются знаки различия наподобие наших сержантских нашивок. Совсем нет рядовых! Сведущие люди объяснили, что сержантские нашивки способствуют престижности военного воспитания. А сама военная форма школьниц означает, что они проходят в данное время элементарную военную подготовку и подкрепляют этим самым популярный в Ливии лозунг: «У нас весь народ — армия, и армия — весь наш народ!»

Обветшалые дома, мусор на улицах, неупорядоченность во всем, отсутствие уюта в какой-то мере компенсируются по-прежнему красивой многокилометровой набережной Триполи. Но подлинными сокровищами Ливии являются, конечно, древние финикийские, а впоследствии римские и византийские города Сабрата и Лептис-Магна. Был еще и третий город — Эа, на месте которого расположился современный Триполи. Но в ливийской столице от древнего города сохранились лишь отдельные сооружения, в частности триумфальная арка Марка Аврелия. Эти три города и составляли в древности собственно Триполитанию (три полиса).

При посещении Лептис-Магны возникает каверзный вопрос: как же, собственно, идет развитие цивилизации — от них к нам или от нас к ним? Лептис-Магна поражает и своими размерами, и продуманностью планировки, и высоким уровнем городского хозяйства, и местами для отдыха и занятий спортом. Город вымощен каменными плитами. Арки, памятники, колонны — из благородного мрамора. А вот и банно-плавательный комплекс. Парилки. У входа — мозаичное изображение современных пляжных «лягушек», что означает: босиком входить нельзя — горячо. Бассейны для холодной и горячей воды (разогревается большой камень, опускается в воду — и вода становится горячей). Рядом с банями и бассейнами — стадион. Образцовый (пользуясь нашей терминологией) базар: мраморные громадные прилавки с рельефным изображением товара, которым здесь надлежит торговать. Рассматриваем изображения рыб. Видно, что здесь торговали довольно крупной рыбой. Дома обогревались горячей водой, полы мозаичные. Сцена театра украшена мраморными рельефами, повествующими о подвигах Геракла. Недалеко от города расположился порт, к которому вела дорога с колоннами. Порт оборудован двумя маяками. Большой цирк, амфитеатр и ипподром находятся за чертой города. Всюду образцы высокой культуры и искусства. Все продумано до мельчайших деталей.

Но возвратимся в апрель 1991 года. Разместили меня на набережной Триполи в новехонькой гостинице «Аль-Махари». Гостиница названа по имени одного из арабских племен, которое славилось самыми выносливыми и быстроходными верблюдами. На проспектах гостиницы и изображен этот махарийский верблюд. Гостиница строилась и отделывалась швейцарскими, марокканскими и ливийскими компаниями. В отделке преобладает марокканский стиль. Поселили меня как «представителя Президента СССР» в лучшем номере, который специально готовился к визиту короля Марокко Хасана II.

Честолюбие мое было полностью удовлетворено. Раньше меня здесь на базаре называли византийцем, а теперь я живу в номере, первым постояльцем которого был король. Такого рода мысли и воспоминания сумбурно проносились в моей голове, в то время как я старался сосредоточиться на предстоящей очень сложной встрече с Каддафи. Основной вопрос: как следует вести разговор с ним, чтобы получить деньги? И сколько придется ждать этой встречи, хотя она предварительно была обещана, — день, два, три, неделю?

Ранее с Муамаром Каддафи встречаться мне не приходилось, но у меня были хорошие знакомые из ближайшего окружения ливийского лидера. Да и среди советских сотрудников были люди, которые при всей трудности контактов с ливийцами умели наладить с ними теплые и дружеские отношения. Одним из таких сотрудников был мой давний знакомый, арабист, терпеливый и целеустремленный человек, взявший на вооружение известное изречение бойца Сухова из фильма «Белое солнце пустыни»: «Восток — дело тонкое». Восток не любит нервной суеты и каких-то срывов в человеческих отношениях. Дружеское участие, благожелательность, интерес к жизни народа и общества, неназойливая шутка — и все это многократно помноженное на терпение — дают положительный результат в дипломатической работе и в работе разведчика.

Едва я успел составить себе примерную схему предстоящей беседы и принять душ после дороги, как раздался звонок в дверь моего королевского номера и появился известный мне по прошлым командировкам ливиец — близкий к Каддафи человек. Мы поздоровались, и он тут же скомандовал: «Поехали!» — «Куда поехали? К лидеру?» — «Поехали, поехали!» Все ясно: раз пояснения не требуются, значит, поехали к лидеру. Преодолев многочисленные посты охраны, въехали на усеянную обломками после ракетных налетов американской авиации территорию резиденции Каддафи и расположились неподалеку от громадного шатра в ожидании самого лидера.

Несмотря на то, что после разрушения резиденции прошло уже несколько лет, восстановительные работы здесь и не начинались — было решено сохранить все так, как есть, для демонстрации «западного варварства». Ранее сюда водили многочисленные экскурсии молодежи с целью патриотического воспитания и возбуждения воинственного духа. В установленном посреди развалин шатре Каддафи принимает различных посетителей. Смысл этой церемонии заключается в том, чтобы, с одной стороны, подчеркнуть простоту своих бедуинских нравов, верность традициям, а с другой — лишний раз напомнить посетителям о жестоких бомбардировках Триполи.

Наконец нас пригласили в шатер, где уже находился ливийский лидер. Вид его был живописен: белый костюм без галстука, черная шелковая накидка с золотым кантом, элегантные черные туфли без задников. По всему было видно, что за своим внешним видом Каддафи тщательно следит. Чтобы настроить разговор на нужную волну, я поговорил с лидером несколько минут по-арабски, а затем перешел на разговор через переводчика (кстати сказать, не все арабисты рискуют выступать в этом качестве на встречах с Каддафи: он сердится, когда его не понимают, а переводить его непросто).

Здесь я должен сделать небольшое отступление. В своих записках я не раз возвращаюсь к теме перевода с арабского и на арабский. Мне самому множество раз приходилось выступать в роли переводчика. Знаю, как трудна эта работа. Как хорошо надо знать язык, какую иметь организованную память, как быстро находить подходящие эквиваленты выражений, которые на первый взгляд кажутся непереводимыми. И как много значит понимание сложности этой работы теми, кому ты переводишь. А.Н.Косыгин, Ю.В.Андропов, А.А.Громыко, Гамаль Абдель Насер, например, понимали это, а у Н.С.Хрущева такое понимание начисто отсутствовало. Когда мне самому приходилось работать с хорошим, умным переводчиком и когда беседа сама по себе была интересной, я получал двойное удовольствие — и от беседы, и от перевода. И наоборот, от примитивного, невыразительного перевода беседа, случалось, сильно проигрывала.

Чаще всего в арабских странах мне приходилось работать с бывшим заведующим кафедрой восточных языков Краснознаменного института имени Ю.В.Андропова Виктором Даниловичем Ушаковым, моим товарищем по Институту востоковедения. Энтузиаст арабского языка, Ушаков не только с величайшей пунктуальностью и точностью делал перевод, но по ходу еще успевал объяснять, почему он в данном случае перевел именно так, хотя возможны были и другие варианты. Будучи специалистом по лексике Корана (тема его докторской диссертации), Виктор Данилович в свободное от переводов время за общей беседой начинал обстреливать собеседников цитатами из Корана, древними пословицами и изречениями, смысл которых большей частью не доходил до офицеров спецслужб арабских стран. Слишком далеки были их интересы от сокровищ арабского культурного наследия.

Беседу с Каддафи переводил другой, но тоже отличный переводчик.

Сперва Каддафи пожаловался, что последние дни поста переносятся особенно тяжело, и действительно выглядел он исхудавшим, утомленным, медлительным и даже несколько отрешенным от мирской суеты. Перед началом деловой части беседы состоялась церемония фотографирования. Теперь это для меня тоже исторический снимок. Сославшись на высокое поручение, я обосновал существо нашей просьбы и в связи с этим высказался по поводу перспектив дальнейшего развития советско-ливийских отношений. Каддафи не сразу дал ответ. Несколько минут он молча размышлял, а я оглядывал в это время громадный шатер лидера. В нем практически не было мебели, кроме небольшого столика, нескольких кресел, полупустых книжных полок и электрического камина. Изнутри шатер был обит разноцветной тканью: бело-синие полосы с красно-желто-зелеными узорами. В шатре энергично гулял ветер, и его шум все время сопровождал нашу беседу.

Наконец последовал ответ Каддафи, лаконичный и прямолинейный:

— Я бы дал деньги, да неизвестно, к кому они попадут. Я не знаю, кому принадлежит власть в вашей стране.

И еще несколько фраз на эту же тему, в том же духе. Дождавшись паузы, я снова начал излагать наши тезисы, чтобы получить по возможности конкретное обещание. Вместо него последовало следующее обобщение.

— Все ваши беды, — сказал Каддафи, — происходят от двух вещей. Во-первых, вы стали во всем слушаться американских империалистов, а это до добра не доведет, это вас погубит. Вы забыли, что все народы мира ненавидят американский империализм, и это непреложная истина. Во-вторых, вы не читаете мою «Зеленую книгу», а там есть объяснение всему. И Горбачев не читает «Зеленую книгу», и ты сам ее не читаешь. Сейчас для вас особенно важна вторая часть, где говорится о народовластии.

Об отношении Горбачева к «Зеленой книге» я ничего не имел сказать, а о себе упомянул, что книгу эту я прочел с большим интересом уже давно. Итак, вывод ясен: не надо слушаться американцев, а надо читать «Зеленую книгу». Беседа закончилась тем, что мне был преподнесен экземпляр книги на русском языке с дарственной надписью. Чувствовалось, что книгу заготовили впрок на многие годы и на многих языках. На главный вопрос мне с трудом, но все же удалось получить ответ: решение Каддафи о деньгах будет сообщено нам месяца через два. Понятно, что это решение затерялось где-то в песках ливийской пустыни.

На всем протяжении беседы, которая длилась немногим более часа, Каддафи не вышел из состояния погруженности в себя, а идеи свои излагал тихим голосом, но четко, с большой внутренней убежденностью. Улыбка на его усталом лице мелькнула лишь несколько раз.

После беседы с Каддафи у меня оставалось несколько дней до очередного рейса в Москву, и удалось снова побывать в древних финикийских городах — полисах Триполитании, освежить прежние впечатления. На этот раз поразило отсутствие на дорогах указателей с названиями городов и селений. В целях безопасности и в ожидании возможного военного вторжения все географические названия, которые в соответствии с международными стандартами были написаны белой краской на голубом фоне дорожных указателей, были закрашены белой же краской. Высадится, например, с моря противник и сразу растеряется: надписей нет, неизвестно куда двигаться дальше…

Зато в изобилии на дорогах имелись лозунги и плакаты самого разнообразного содержания. Успел записать следующие: «Мир — путь человечества», «Цель социалистического общества — счастье человека», «Народные комитеты — повсеместно», «Образование — право каждого», «Революция — всегда». По-арабски эти призывы звучат более выразительно, иногда они и рифмуются.

Дай, Аллах, и этой стране счастья, разума и благополучия!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.