Пятница, 16 февраля 1906 года
Пятница, 16 февраля 1906 года
Упоминание Сюзи о маленьком Лэнгдоне. – Переезд из Буффало в Хартфорд. – Мистер Клеменс рассказывает о продаже своей буффаловской газеты мистеру Кинни. – Говорит о Джее Гулде, Макколле и Рокфеллере
Из «Биографии» Сюзи
«Когда Лэнгдон был малюткой, он любил держать в руке карандаш, это было его любимой забавой. Я уверена, что его очень редко видели без карандаша в руке. Когда он сидел на руках у тети Сюзи и хотел пойти на руки к маме, то протягивал к ней ручки тыльной стороной, а не ладонями. Примерно через год и пять месяцев после рождения Лэнгдона родилась я, и моим главным занятием тогда было плакать, так что я, вероятно, сильно прибавила маме забот. Вскоре после рождения маленького Лэнгдона (через год) папа и мама переехали жить в Хартфорд. Их дом в Буффало слишком сильно напоминал им о дорогом дедушке, поэтому вскоре после того, как его не стало, они переехали в Хартфорд.
Вскоре после рождения маленького Лэнгдона к маме в гости приехала ее подруга (Эмма Най) и, будучи у нас в гостях, заболела брюшным тифом. Через некоторое время ей стало так плохо, у нее началась такая горячка, что маме стало очень трудно за ней ухаживать и ей пришлось вызвать каких-то своих знакомых из Эльмиры, чтобы те помогли ухаживать за больной. Приехала тетя Клара (мисс Клара Л. Сполдинг). Она нам не родственница, но мы называем ее «тетя Клара», потому что она очень близкая мамина подруга. Она приехала и помогала маме ухаживать за Эммой Най, но, несмотря на все старания, больной стало хуже и она умерла».
Сюзи права. Наши полтора года в Буффало нагнали на нас столько ужаса и горя, что мы потеряли покой и захотели переехать – в такое место, которое было бы связано с более приятными воспоминаниями либо вообще ни с какими. В соответствии с жесткими условиями грозного закона годового траура, который лишает скорбящего общества соплеменников в тот момент, когда он крайне в них нуждается, мы стали затворниками в доме, никого не посещая и не принимая гостей. Единственным исключением был Дэвид Грей – поэт и редактор ведущей газеты и наш близкий друг благодаря его и моей дружбе с Джоном Хэем. У Дэвида была молодая жена и маленький ребенок. Греи и Клеменсы часто навещали друг друга, и это было единственным утешением в нашем заточении.
Когда мы больше не смогли выносить заключение, миссис Клеменс продала дом, а я продал свою долю (свою треть) в газете, и мы уехали жить в Хартфорд. Теперь у меня есть некоторое деловое чутье, приобретенное путем тяжелого опыта и больших издержек, но в те дни я не имел никакого. Я выкупил долю мистера Кинни в той газете (кажется, его звали Кинни) за его цену, которая составляла двадцать пять тысяч долларов. Впоследствии я узнал, что единственное действительно ценное, что я приобрел, это право печатать сообщения Ассошиэйтед Пресс. Думаю, мы извлекли не очень много пользы из этой привилегии. Мне припоминается, что почти каждый вечер агентство Ассошиэйтед Пресс предлагало нам пять тысяч слов по обычной ставке, и мы сходились на пяти сотнях. Тем не менее это право стоило пятнадцать тысяч долларов и легко сбывалось по этой цене. Я продал целиком свою долю в газете – включая этот актив – за пятнадцать тысяч долларов. Кинни (если именно так его звали) был настолько доволен тем, как оборотисто продал мне за двадцать пять тысяч имущество, не стоившее и трех четвертей этой суммы, что не мог удержать свою радость при себе, а щедро высказывал ее повсюду и был от этого очень счастлив. Я мог бы объяснить ему, что качество, ошибочно принимаемое им за оборотистость, на самом деле вещь убогая и недостойная. Если там и был триумф, если и был какой-то яркий пример, то состоял он отнюдь не в его ловкости, а в моей глупости, и вся заслуга принадлежала мне. Будучи парнем бойким, амбициозным, высокого мнения о себе, он отправился прямиком в Нью-Йорк, на Уолл-стрит, с головой, полной алчных и роскошных грез – грез насчет того, чтобы «разбогатеть быстро», грез, которые должны были воплотиться благодаря его ловкости и глупости противоположной стороны.
Заповедь, оставленная после себя Джеем Гулдом, имеет гигантский успех в наше время. Ее основная идея: «Получайте деньги. Получайте их быстро. Получайте их в большом количестве. Получайте их в колоссальном количестве. Получайте их нечестно, если можете, честно – если обязаны».
Эта заповедь и впрямь выглядит универсальной. Ее великие современные поборники – Маккурдисы, Макколлы, Хайды, Александеры и остальные из этой банды грабителей, которых недавно согнали с их попранных постов в громадных страховых компаниях Нью-Йорка. Позавчера сообщалось, что президент Макколл при смерти. Об остальных сообщалось за последние два-три месяца как о стоящих на пороге смерти. Можно было бы вообразить, что причиной этих гибельных приступов стали сожаление и стыд за ограбление двух-трех миллионов держателей полисов и их семей, вдов и сирот, но то и дело с изумлением обнаруживаешь, что не возмущенная совесть производит все эти действия. Эти люди страдают просто-напросто потому, что их деяния выплыли на свет. Вчера – я вижу это по утренней газете – Джон Макколл забыл о своих похоронах, поднялся с подушки, вновь обрел представительный вид и изложил моральные принципы, необходимые для блага нации. Он прекрасно понимал: все, что может сказать непомерно богатый человек – будь то здоровый или умирающий, – разнесется газетами от одного конца континента до другого и будет нетерпеливо читаться каждым грамотным существом. Макколл сидит в постели и наставляет своего сына, якобы своего сына, а в действительности – нацию. Человек этот производит впечатление искреннего, и я думаю, он и впрямь искренен. Я уверен, что его нравственное чувство атрофировалось. Я уверен, что он действительно почитает себя благородным и святым человеком. И я уверен, он думает, что таким же почитает его народ Соединенных Штатов. Его двадцать лет обожествляли из-за богатства и в особенности из-за сомнительных методов его приобретения. Думаю, он так привык к этому преклонению и так заморочен и обманут им, что и впрямь полагает себя прекрасным, великим и благородным существом и достойным примером для подражания подрастающему поколению молодых людей.
Джон Д. Рокфеллер – совершенно очевидно, искренний человек. Сатана, болтающий слащавые глупости в воскресной школе, выглядел бы не так фарсово, как Джон Д. Рокфеллер, выступающий в своей кливлендской воскресной школе. Когда Джон Д. предстает в этом качестве, он побивает все рекорды фарсовости. Его невозможно спародировать – он сам пародия. Я знаю мистера Рокфеллера довольно неплохо, и убежден, что он человек искренний.
Я также верю в искренность молодого Джона Д. Когда каждое воскресенье несет чушь в своем библейском классе, он проявляет себя в духе своего отца. Он встает утром и толкует Библию с достойными восхищения важностью и самоуверенностью, с воодушевлением и убежденностью идиота – и делает все это честно и искренне. Я знаю его, и совершенно уверен, что он искренен.
Макколл имеет истинно рокфеллеровскую закваску. Со слезливым лицемерием он вещает и проповедует и явно так доволен собой, как если бы на его имени не было ни единого пятнышка и ни единого преступления в его послужном списке. Послушайте – вот его маленькая проповедь.
16 февраля 1906 года
«РАБОТАТЬ, РАБОТАТЬ!» – ГОВОРИТ МАККОЛЛ
В беседе с сыном он рассказывает о своей последней сигаре
Специально для газеты «Нью-Йорк таймс»
Лейквуд, 15 февраля. Джон А. Макколл сегодня почувствовал себя настолько лучше, что имел долгую беседу со своим сыном Джоном С. Макколлом и поведал много эпизодов из своей карьеры.
«Джон, – сказал он своему сыну, – я сделал множество вещей в своей жизни, о которых сожалею, но я никогда не делал ничего, за что бы стыдился.
Мой совет молодым людям, которые хотят преуспеть: им следует принимать мир таким, каким они его застают, а затем – работать, работать!»
Мистер Макколл считает, что направляющей силой человечества является сила воли, и, иллюстрируя это, он сказал:
«Как-то раз, Джон, мы с твоей матерью сидели вместе, непринужденно беседуя. Я курил сигару. Я любил сигары и любил покурить неторопливо и с чувством. Она возражала против этого.
«Джон, – сказала она, – почему бы тебе не выбросить эту сигару?» Я так и сделал. «Джон, – прибавила она, – я надеюсь, ты больше не будешь курить».
Та сигара, которую я выбросил, была последней в моей жизни. Я постановил бросить курить немедленно и бросил. Это было ровно тридцать пять лет назад».
Мистер Макколл рассказал сыну много историй о своей жизни в бизнесе и казался в лучшем настроении, чем обычно. Это состояние объяснялось отчасти тем фактом, что он получил сегодня сотни телеграмм, поздравлявших его со вчерашним заявлением о возобновлении дружбы с Эндрю Гамильтоном.
«Отец получил полную корзину депеш от друзей с Севера, Юга, Востока и Запада, одобряющих его за заявление о своем друге судье Гамильтоне, – сказал вчера вечером молодой Макколл. – Телеграммы пришли от людей, которые желают ему доброго здоровья и скорой поправки. Они доставили ему много радости».
В три часа ночи мистер Макколл почувствовал внезапную слабость, но, к счастью, легкую и оправился прежде, чем успели послать за врачом.
Молоко и бульоны составляют сейчас его единственный рацион. Он не ест твердой пищи и быстро теряет в весе.
Сегодня в пять часов вечера доктора Вандерпоул и Чарлз Л. Линдли провели совещание в доме мистера Макколла и затем сообщили миссис Макколл и миссис Дарвин П. Кингсли, его дочери, что состояние мистера Макколла хорошее и что непосредственной опасности нет.
Джон С. Макколл сделал сегодня вечером следующее заявление: «Мистер Макколл провел очень благоприятный день, и ему несколько лучше».
Следом за этим размещено нечто вроде бюллетеня, какой обычно выпускается ежедневно, когда какой-нибудь король или другая экстраординарная особа провела благоприятный день и чувствует себя лучше, – факт, который неизвестно почему должен заинтересовать, ободрить и успокоить остальную часть человечества.
Сыновья и дочери Джея Гулда вращаются ныне в том, что называется высшим обществом, аристократическим обществом Нью-Йорка. Одна из его дочерей, лет десять – двенадцать назад, вышла замуж за француза, шумного и глупого грубияна, игрока и джентльмена, и согласилась заплатить его долги, которые достигли суммы в миллион или около этого. Но она согласилась заплатить только имевшиеся долги, а не будущие. Будущие же стали ныне настоящими и колоссальны по размеру. Сегодня она начала бракоразводный процесс со своим захудалым приобретением, и сочувствие и симпатии света на ее стороне, как и должно быть.
Кинни отправился на Уолл-стрит, чтобы стать Джеем Гулдом и вершить заклание простаков. Затем он исчез из поля зрения. В течение тридцати пяти лет я ни разу его не видел и ничего о нем не слышал. Затем я наткнулся на Бродвее на очень жалкого и обтрепанного бродягу – это было несколько месяцев назад, – и этот бродяга одолжил у меня тридцать пять центов, чтобы купить пару стаканчиков выпивки, полагаю. У него был изрядно утомленный вид, и, похоже, они ему действительно требовались. Это был Кинни. Вся щеголеватость с него сошла, в облике его читались возраст, запущенность, заботы и нечто показывающее, что долгая борьба окончена и с поражением смирились.
Характер мистера Лэнгдона был составлен, весьма исключительно, из совершенств. Я думаю, что в нем также присутствовали величие и размах и что они бы проявились, если бы его деятельность пролегала на широком поприще, а не в небольшой и малозаметной сфере. Однажды он находился в пяти минутах от того, чтобы стать крупным железнодорожным магнатом Америки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.