Глава 8 «РЁССЕЛЬШПРУНГ»
Глава 8
«РЁССЕЛЬШПРУНГ»
— Можете рассчитывать на три свободных дня, если вам удастся отремонтировать пост управления артиллерийским огнем в Тронхейме, — было сказано ведущему инженеру корабля Штайнбихлеру, когда он вошел в кают-компанию.
— Должен, к сожалению, вас разочаровать. Ремонт придется проводить в море имеющимися у нас средствами, а не в Тронхейме… Завтра мы встанем на якорь в Богенской бухте.
Лица офицеров вытянулись. Ничего поделать ведь они все равно не могли.
В тот же день, а было 7 июля 1942 года, «Тирпиц» вышел вместе с «Адмиралом Хиппером», флагманским кораблем адмирала Шнивинда, «Адмиралом Шеером» и эсминцами «Фридрих Ин», «Лоди», «Гальстер», «Ридель», «Экхольт» и «Штайнбринк» мимо Лофотенских островов в южном направлении.
Все были недовольны. Как и в марте, не был произведен ни один выстрел. Победа принадлежала другим.
Вечером по радио было передано специальное сообщение вермахта:
«Начиная со 2 июля в водах между Нордкапом и Шпицбергеном, в трехстах-четырехстах милях от норвежских берегов, проводилась операция морских сил и авиации против конвоев противника, шедших в Советский Союз. Наши авиация и подводные лодки атаковали в Ледовитом океане[32] англо-американский конвой, уничтожив большую его часть. Конвой состоял из 38 торговых судов, груженных самолетами, танками, боеприпасами и продовольствием, и направлялся в Архангельск, имея мощное прикрытие эсминцев и корветов. При тесном взаимодействии сил флота и авиации было потоплено: авиацией — тяжелый американский крейсер и 19 торговых судов водоизмещением в 122 000 брутторегистротонн и подводными лодками — 9 судов водоизмещением в 70 000 брутторегистротонн, а всего 28 судов с общим водоизмещением в 192 000 брутторегистротонн. Оставшаяся часть рассеянного конвоя продолжает подвергаться нашим атакам. Немецкими спасательными самолетами в море выловлено большое число американских моряков, направленных в лагеря для военнопленных».
В который уже раз отмечался успех подводных лодок и авиации. У командира корабля, офицеров и матросов была одна мысль: а мы? Какое было наше в этом участие? Да никакого. Это следует признать открыто. Ни «Тирпиц», ни другие крупные корабли даже и не видели вражеских судов.
Два больших конвоя были, по всей видимости, в пределах их досягаемости. Так почему же это бегство? Почему отдан приказ возвращаться? Почему столь хорошо продуманная операция «Ход конем» вдруг отменена? Если даже в море находился английский флот метрополии, с ним можно было бы сразиться и потопить парочку линейных кораблей. Ведь группировка «Север» достаточно сильна, чтобы добиться победы на море.
Такими надеждами был полон каждый, когда 2 июля около 16 часов дня вся группировка вышла из фьорда, так как разведывательный самолет обнаружил южнее острова Ян-Майен большое число торговых судов противника, следовавших курсом на Россию. Суда эти были загружены настолько, что разметочная линия погрузки ушла под воду. Немедленно была произведена подготовка к нападению на конвой. Самолеты-торпедоносцы и подводные лодки патрулировали район между островами Ян-Майен и Медвежий. Все отдавали себе отчет, что конвой будет иметь сильное корабельное прикрытие.
«Тирпиц» должен был взломать это прикрытие, потопив часть кораблей, другой линкор — атаковать сам конвой артиллерией среднего калибра и, как на учебных стрельбах, топить одно судно за другим. Во время следования из Тронхейма в Альта-фьорд никаких других сообщений о конвое не поступало. 4 июля 1942 года около пополудни немецкая эскадра находилась в Альта-фьорде — на 70 градусе северной широты, менее чем в 100 милях от Нордкапа. От этого гигантского фьорда, прикрытого гирляндой довольно крупных островов — Сёрё, имеющим 60 километров в длину, Зейлендом, Стернёй и другими, всего несколько часов хода до Медвежьего острова, мимо которого должен был пройти конвой.
На борту «Тирпица» царили беспокойство и нервное ожидание. Накануне стало известно, что крейсер «Лютцов», пришедший вместе с «Шеером» из Нарвика, налетел в тумане на скалу. Крейсер и три торпедных катера, также севшие на мель, были вынуждены возвратиться в Тронхейм с повреждениями. (Норвежские карты были неточны, к тому же на них не было указания глубин.)
«Тирпиц» в полной боевой готовности ожидал дальнейших распоряжений в Альта-фьорде. Тут Топпу и его офицерам стало известно, что в море их ожидают два линейных корабля, авианосец, пять тяжелых крейсеров и несколько эсминцев англичан, что несколько охладило их боевой пыл. Вечером 4 июля корабли дозаправились топливом. Все считали, что линкор выйдет в море уже ночью и встретится с английской эскадрой на следующий день.
Сколько людей будут еще живы в это время 5 июля и сколько кораблей, горделиво демонстрирующих сегодня свою мощь в этом забытом богом и людьми фьорде, останутся еще на плаву?
В кают-компании был показан кинофильм «Карнавал на масленицу», который немного снял нервную напряженность. После киносеанса люди, стоя на палубе, любовались кроваво-красным закатом на фоне покрытых снегом гор. Не успев зайти, солнце через непродолжительное время вновь взошло на горизонте, подобно огненному шару.
Никому не хотелось идти спать. И только здравомыслящие говорили о том, что надо выспаться, поскольку на следующий день может состояться большое сражение, которое потребует напряжения всех сил. Тем не менее многие в светлую полярную ночь никак не могли заснуть. Утром, после подъема флага и завтрака, стало известно, что авиация уже потопила вражеские суда общим водоизмещением в 24 000 тонн и повредила еще 11 судов. Подводные лодки, в свою очередь, торпедировали и потопили суда конвоя водоизмещением в 12 000 тонн. Так ведь можно было и опоздать. Было самое время выходить в море.
Первые утренние Часы проходили медленно. В 10.30 раздалась, наконец, команда: «Немедленная готовность!» В 11.00 эскадра вышла из фьорда и пошла со скоростью 24 узла курсом на север. Три линейных корабля, «Тирпиц», «Хиппер» и «Шеер», сопровождаемые и охраняемые семью эсминцами, скользили между островами, представляя собой великолепное зрелище. От кого-то стало известно, что вражеский конвой охраняется американским крейсером водоизмещением в 10 000 тонн. А что такое 10 000 тонн? Парочка прицельных выстрелов, и от американца ничего не останется. Настроение людей было приподнятым.
В полдень поступило новое сообщение:
«Вражеское торговое судно водоизмещением в 7000 тонн, с грузом бронемашин и танков на борту, потоплено».
Стало быть, сражение продолжалось. В их же районе ни в воздухе, ни на море никакого противника видно не было. Только ледяной ветер бил в лицо.
19.00… Тревога! Подводные лодки. Речь могла идти только о русских. Эсминцы начали сбрасывать глубинные бомбы. Когда водяные столбы улеглись и водная поверхность успокоилась, не осталось масляных пятен и не всплыла ни одна подлодка.[33]
Создавалось впечатление, что крейсера противника либо потоплены, либо ушли, и остатки конвоя оказались предоставленными собственной горькой судьбе.
В 22.00 поступил неожиданный и непонятный приказ возвращаться на базу. Экипаж «Тирпица» возмущался и ругался. Но приказ есть приказ. У эсминцев закончилось топливо, и адмирал принял решение заправиться в Альта-фьорде.
На следующий день «Тирпиц» в 17.00 снялся с якорей, но уйти далеко не смог. Плотный туман перекрыл всякую видимость. Топп опасался, что его корабль может постигнуть судьба крейсера «Лютцов» или же он наскочит на какой-нибудь эсминец, поэтому приказал встать на якорь на всю ночь. Другие корабли эскадры последовали его примеру.
Утром 7 июля туман рассеялся. Группировка «Север» опять вышла в море. Со скоростью 25 узлов «Тирпиц» прошел мимо Лофотенских островов, преодолев опасный Москенес-страумен, и вошел в Вест-фьорд, бросив якорь в Богенской бухте. На этом операция «Ход конем» была закончена.
В конце августа 1942 года «Тирпиц» находился под Нарвиком уже полтора месяца. В Вест-фьорде было проведено несколько учений совместно с морскими десантниками, авиацией и другими судами эскадры. Для моряков корабля деятельность эта представлялась, однако, довольно бессмысленной. Они скучали и вновь стали поддаваться «жестяной болезни», избавиться от которой было непросто. Некоторые офицеры, чтобы развеяться, выезжали в Нарвик, делали там кое-какие покупки, осматривали город и его окрестности. Было совершено даже несколько познавательных выездов к шведской границе.
Однажды при утреннем построении офицеры не досчитались одного матроса. Обычно назывались фамилии:
— Шмиц! — Здесь!
— Шульц! — Здесь!
— Фитшель! — Здесь!
— Туровский!..
Туровский не ответил. Куда он подевался? Боцман снова называет его фамилию:
— Туровский…
Ответа опять не последовало. Туровского в строю нет. Может быть, он заболел или где-то замешкался.
— Кто последним видел Туровского?
На этот вопрос никто не ответил. Молчание не сулило ничего хорошего. Боцман доложил об отсутствии Туровского вахтенному офицеру, а тот — помощнику командира корабля Дювелю. Топп, которого Дювель немедленно поставил в известность о случившемся, наморщил лоб и приказал:
— Разыскать разгильдяя живым или мертвым.
Были опрошены товарищи исчезнувшего. Они не видели его уже после вчерашнего обеда и полагали, что он получил увольнение.
Не упал ли он в воду? Но это кто-нибудь заметил бы, да и он наверняка стал бы кричать. Наступил вечер, а Туровского все еще не было. Стало быть, он дезертировал? Это был бы первый случай на «Тирпице», поэтому такая мысль вначале была отброшена. Для Топпа было бы лучше, если бы молодца принесли на корабль мертвым, чем признать случай дезертирства. Прошло четыре дня, а Туровский так и не был найден. На пятый день утром около стоянки корабля остановилась автомашина, из которой вышли два полевых жандарма и вытащили матроса в наручниках. Это был Туровский. Кто-то из стоявших на палубе матросов узнал его, и неприятная весть быстро распространилась по судну. Туровский — дезертир. Он был задержан полевой жандармерией и доставлен на корабль.
Задержанный был тут же направлен к вахтенному офицеру. Вскоре все знали подробности происшедшего. Туровский был обнаружен в нескольких километрах от шведской границы, куда намеревался уйти. У него был пистолет, украденный у одного из офицеров. Случай был серьезный, и даже очень. Туровский был посажен под арест в корабельный карцер, который до того еще ни разу не использовался по назначению. У железной двери был поставлен часовой.
Судебное заседание состоялось двумя днями позже. Оно проводилось открыто, но многие предпочли на нем не присутствовать. Туровский отвечал на все вопросы достаточно открыто:
— Да, я дезертировал… Почему? Мне стало нестерпимо скучно. Я не мог более выдержать монотонности службы… На «Тирпице» ничего не происходит…
— Было ли у вас намерение только попасть в Швецию, или же вы хотели добраться до Англии и там поступить на службу к врагу?
— Я хотел оказаться в Англии или в Соединенных Штатах и там поступить на флотскую службу. У них что-то постоянно происходит, у нас же нет.
Молчание. Никто не осмеливается признать, что он вообще-то прав. Этот простодушный парень, видимо, не понимал степени своей ответственности за совершенный поступок и говорил обо всем с обезоруживающей наивностью. Он производил впечатление человека, говорившего не о себе самом, а о ком-то другом, настолько спокойно и безучастно себя вел.
Речь защитника была очень короткой, так как у него не было никакой надежды спасти голову этого молодого парня. Суд, заседавший под председательством судебного военного советника, удалился на совещание. Решение гласило: расстрел. Приговор должен был быть приведен в исполнение на борту корабля. Так решил его командир Топп, пожелавший, чтобы этот пример послужил уроком для других.
До экзекуции прошло еще долгих шесть дней. Приговор должен был утвердить командующий флотской группировкой «Север».
Утром, в день приведения приговора в исполнение, весь экипаж корабля выстроился в кормовой части верхней палубы перед орудийными башнями «Цезарь» и «Дора». Экзекуционная команда, в середине которой шел Туровский, появилась, идя ускоренным шагом. Лицо Туровского бледно, но он не дрожит. На флагштоке висит черный шар. К нему и подводят Туровского. К осужденному подошел пастор Мюллер, произнеся:
— Не хотите ли вы что-нибудь сказать?
Туровский посмотрел на экзекуционную команду, стоявшую с винтовками к ноге, на своих товарищей, с которыми вместе сиживал за обеденным столом. Взгляд его скользнул по лицам экипажа, затем в полнейшей тишине прозвучал его голос:
— До свидания!
Раздался залп, и Туровский упал. Судовой врач выступает вперед и склоняется над телом, простреленным одиннадцатью пулями. Двенадцатая винтовка была заряжена холостым патроном, но никто из экзекуционной команды не знал, у кого окажется эта винтовка. В состоянии нервного возбуждения этот двенадцатый даже не мог ощутить, что отдача в плечо была более слабой, чем обычно. Поэтому каждый из стрелявших мог думать, что винтовка с холостым патроном была именно у него и не он застрелил собственного товарища… После завершения экзекуции, задумчиво и с опущенными головами, все покидают верхнюю палубу.
Труп Туровского зашивают в мешок и сбрасывают в море.
В тот же самый день, 26 августа, Гитлер принял в своей ставке гросс-адмирала Рёдера.
Гросс-адмирал в глубине души ожидал, что фюрер поздравит его с успешными действиями подводных лодок под командованием адмирала Дёница[34] во время атаки крупного союзнического конвоя, однако Геринг, часто встречавшийся с Гитлером, сумел преподнести свою авиацию в надлежащем свете. Тем не менее Гитлер принял гросс-адмирала сердечно.
— Кажется, что англичане после уничтожения этого конвоя более не рискуют отправлять новые корабли для оказания военной помощи России?
— До сих пор новый союзный конвой в море не выходил, — ответил Рёдер. — Можно предположить, что действия наших подводных лодок и самолетов, полностью уничтоживших этот конвой, вынудят противника либо временно отказаться от такого маршрута, либо радикально изменить свою систему обеспечения и подвоза.
Военные поставки в северные порты русских могут сыграть решающую роль в исходе войны, учитывая то, как ее ведут англосаксы. Они должны поддерживать способность русских к сопротивлению, чтобы связать наши силы. По всей видимости, противник будет поэтому и далее посылать военные материалы в северную Россию по этим же маршрутам, так что нам необходимо держать там подводные лодки. Большую часть флота вместе с тем необходимо сконцентрировать в северной Норвегии, и не только для того, чтобы осуществлять оттуда нападения на конвои, но и для предотвращения возможной высадки войск противника. Эта опасность может быть устранена, если наш флот будет находиться в норвежских водах. Кроме того, исходя из основной стратегии стран оси, было бы чрезвычайно важно связать британский флот метрополии нашими силами, учитывая большие потери, понесенные англичанами и американцами в Средиземном море и Тихом океане. В осуществлении такого мероприятия заинтересованы и японцы. Следует учитывать также возрастающую опасность размещения противником мин в наших водах, из-за чего наши корабли смогут выходить в море только в целях проведения ремонтных работ или учений. В связи с этим чрезвычайно важно, чтобы они оставались в Норвегии.
— Да, Норвегия — страна судьбы, — ответил Гитлер задумчиво. — Благодарю вас, господин гросс-адмирал.
Ни один из них не забыл, что произошло с «Бисмарком» год тому назад. И оба придерживались мнения, что не следует рисковать мощнейшим кораблем Германии «Тирпицем». Угроза, которую он собою представлял, была способна рассеять любой конвой и создать возможность его последующего уничтожения авиацией и подводными лодками.
Оказавшись вновь в одиночестве, Рёдер стал размышлять о состоявшейся беседе с фюрером. Гитлер пока ему доверял, но как долго еще это продлится? Рёдер знал, что Гитлер под влиянием Геринга и Кейтеля стал рассматривать крупные корабли как обузу. Им требовались люди, орудия, топливо, которые, по мнению его советников, могли быть с большей пользой использованы в других местах. Рёдер обратил внимание на то, что Гитлер называл его в разговоре «господин гросс-адмирал», тогда как главнокомандующего авиацией — просто «Геринг». Хотя такое обращение и звучало дружественно, оно носило вместе с тем оттенок пренебрежения, а имя «Кейтель», когда Гитлер звал того к себе, было подобно обращению господина к слуге.[35]
Заботы гросс-адмирала от этого не уменьшались.